— Не так, Оуэн, — покачал головой Пейн. — Вам следует спросить: что собирается делать Роберт?
— Я намерен, — ответил Роберт, подходя к своему креслу, — возвести на трон Люсары Эндрю Росса Ичерна.
Говоря это, Роберт следил за выражением лиц сидящих за столом.
Первым вскочил Пейн; на лице его было написано изумление и недоверие. Заикаясь, он выдавил:
— Эндрю Росса? Откуда вы взяли подобную идею? Вы с ним говорили? Вы хорошо его знаете? Ему известно, что вы задумали?
— Вы первые, кому я об этом говорю. Дэниел, тоже вскочив на ноги, покачал головой.
— Это безумие, Роберт. Совершенное безумие! Уж не думаешь ли ты, что народ Люсары примет короля-мальчика — после всего, что он вытерпел от Кенрика? Да и слухи о его матери — что она убила мужа, чтобы бежать, что она не погибла...
— Да, — перебил его Пейн, потрясая пальцем перед лицом Роберта, — слишком многие видели ее при Шан Моссе. Никто больше не верит, что она погибла во время пожара. А раз ее видели при Шан Моссе, всем известно, что она замарана колдовством!
— Так же как и я.
— Роберт, — поднял руку Дэниел, — не надо делать вид, будто это одно и то же. Ты — герой, и народ перед тобой преклоняется. Ты проявил свои таланты полководца больше двадцати лет назад, задолго до того, как иные твои способности стали известны. Люди тебе доверяют. Станут ли они доверять Эндрю? Он никому не известен, ничего не совершил, имя его матери окутано черными подозрениями, а отцом был один из самых ненавистных приспешников Селара! И еще... — Дэниел умолк, виновато оглянувшись на остальных.
— Что еще? — спокойно спросил Роберт.
— У меня все еще есть друзья при дворе, так что иногда доходят слухи... Вот что: ты должен знать, что Эндрю близок к Кенрику. Он один из фаворитов. Они же кузены, черт возьми! Роберт, ты должен передумать.
— Другого выхода нет.
— Тогда мы должны найти другой выход! — рявкнул Пейн.
— Он же еще мальчик, — поддержал его Дэниел. — Сколько ему? Двенадцать? Тринадцать?
— Ему четырнадцать. — Прежде чем возражения начались снова, Роберт повернулся к Деверину: — А ты что скажешь?
Высокий воин повертел в руках вилку, потом положил ее на свою пустую тарелку.
— Мне думается, тут все зависит от самого мальчика.
— Почему? — спросил Пейн.
— Я помню Роберта в том же возрасте. Его сформировала судьба, также случится и с Эндрю. Успех всей затеи будет зависеть от того, насколько он силен, насколько решителен, насколько дисциплинирован.
— Вот как? — Пейн наклонился вперед. — А что, если он развращен Кенриком, а? Что тогда? Или Роберт может колдовством превратить черное сердце в белое? Если да, то почему не сделать этого с Кенриком? Хлопот будет меньше.
Роберт ничего не ответил Пейну и повернулся к Оуэну — самому старшему из собравшихся. Тот почесал подбородок и протянул:
— По-моему, вы можете столкнуться с большими трудностями...
— Вот видите! — начал Дэниел, но Оуэн продолжал, словно ничего не заметив:
— ... Но я также думаю, что это — правильный выбор. Более того, — добавил Оуэн с кривой улыбкой, — на мой взгляд и единственно возможный.
— Почему это? — рявкнул Пейн.
— Главным образом потому же, почему вы возражали против него. Его отец был кузеном Селара по материнской линии, что само по себе дает ему неоспоримые права. Он — единственный сын госпожи Дженнифер, чей прапрадед был королем Люсары. Эндрю — последний представитель нашего прежнего королевского рода. Хотя его мать, может быть, и убила Ичерна, чтобы избавиться от него, но ведь Ичерна ненавидели. Многие сочли бы ее поступок оправданным и несомненно проявлением мужества. И наконец, — — с воодушевлением закончил Оуэн, — Эндрю действительно молод. Он может сделаться именно таким королем, какого Люсара желает и в котором нуждается. Да, возможно, он колдун, но знать об этом народу ни к чему, верно? У Селара не было колдовской силы, но Кенрик имеет ее. Есть и еще одна вещь, которую вы не должки забывать.
— И что же это? — спросил Пейн, чьи протесты перестали быть такими яростными после простых слов Оуэна.
Оуэн показал на Роберта.
— Достоинства того, кто возведет его на трон. Большинство народа верит, что Роберт мог бы захватить корону, и никто не сумел бы его остановить. Какой же могучей должна быть идея, чтобы такой человек ради нее поставил другого выше себя? Если, как вы говорите, народ преклоняется перед Робертом, тогда именно его собственная репутация и пойдет на пользу мальчику. Нет, я согласен с Деверином. В конце концов осуществимость такого плана зависит от самого мальчика.
Роберт улыбнулся бы, если бы Эйден не побледнел так сильно, услышав его слова, если
— Каково ваше мнение, епископ?
