ужином на День Благодарения; мои друзья и я вокруг костра в лагере Полукровок поем песни и жарим маршмеллоу; Рэйчел и я едем вдоль пляжа на 'Приусе' Пола.
Я не знаю, видела ли Рэйчел то же, что и я, но ее плечи расслабились. Тепло огня, казалось, распространилось вокруг нее.
- Чтобы найти свое место у очага, - сказала ей Гестия, - ты должна перестать отвлекаться. Это единственный способ выжить.
Рейчел кивнул.
- Я... Я понимаю.
- Подожди,- сказал я. - О чем она говорит?
Рэйчел сделала неуверенный вздох.
- Перси, когда я пришла сюда... Я думала, что иду к тебе. Но это было не так. Ты и я...
Она покачала головой.
- Подожди. Теперь я тебя отвлекаю? Это потому что я 'не герой', или как-то так?
- Я не уверена, что смогу это выразить словами. - Сказала она. - Меня тянуло к тебе потому что... потому что ты приоткрыл для меня дверь в этот мир.
Она обвела рукой тронный зал.
- Мне нужно понять свое истинное предназначение. Но ты и я - не его часть. Наши судьбы не переплетены. Я думаю, ты в глубине души всегда это знал.
Я уставился на нее. Возможно я и не самый догадливый парень в мире, когда дело касается девушек, но я был вполне уверен, что Рэйчел только что порвала со мной, а это было затруднительно, учитывая, что мы никогда не были вместе.
- Так что, - сказал я. - Ты говоришь мне: 'спасибо, что привел на Олимп, увидимся'?
Рэйчел смотрела на огонь.
- Перси Джексон, - сказала Гестия. - Рэйчел сказала тебе все, что могла. Ее момент настает, но время твоего решения приближается еще быстрее. Ты готов?
Я хотел объяснить, что нет. Я и близко не был готов.
Я посмотрел на ящик Пандоры, и в первый момент ощутил порыв открыть его. Надежда казалась мне довольно бесполезной сейчас. Так много моих друзей были мертвы. Рэйчел оттолкнула меня. Аннабет злилась. Мои родители спали в автомобиле на улице, в то время как армия монстров окружала здание. Олимп был на грани падения, и я видел столько жестокостей, совершенных богами: Зевс уничтожил Марию ди Анжело, Аид проклял последнего Оракула, Гермес отвернулся от Луки, хотя знал, что его сын обратится ко злу.
- Сдавайся. - Шептал голос Прометея у меня в ушах. - В противном случае твой дом будет разрушен. Твой драгоценный лагерь будет сожжен.
Затем я посмотрел на Гестию. Ее красные глаза светились теплом. Я вспомнил картину, которую видел в ее очаге - друзья, семья, все, кто мне не безразличен.
Я вспомнил кое-что из того, что говорил Крис Родригез: 'Нет смысла защищать лагерь, если вы, ребята, погибнете. Все наши друзья здесь.' И Нико, когда встал перед своим отцом, Аидом
- Если Олимп падет, - сказал он, - сохранность твоего собственного дворца не будет иметь значения.
Я услышал шаги. Аннабет и Гроувер вернулись в тронный зал и остановились, когда увидели нас. Вероятно, на моем лице было довольно странное выражение.
- Перси? - в голосе Аннабет больше не было злости, только беспокойство. - Нам, эм, снова уйти?
Внезапно, я почувствовал будто кто-то придал мне твердости. Я понял, что делать.
Я взглянул на Рэйчел.
- Ты ведь не станешь делать глупостей, правда? Я имею ввиду... ты же говорила с Хироном?
Она подавила слабую улыбку.
- Ты беспокоишься, как бы я не наделала глупостей?
- Я имею ввиду... С тобой все будет в порядке?
- Я не знаю, - призналась она. - Это вроде как зависит от того, спасешь ли ты мир, герой?
Я взял вазу Пандоры. Дух надежды развевалась внутри, пытаясь согреться в холодном контейнере.
- Гестия, - сказал я. - Отдаю это вам в жертву.
Богини наклонила голову.
- Я маленький бог. Почему ты доверяешь мне это?
- Ты последняя из Олимпийцев, - сказал я. - И самая главная.
- И почему же, Перси Джексон?
- Потому что Надежда лучше всего живет у домашнего очага, - сказал я. - Сохраните ее для меня, и у меня больше не будет искушения сдаться.
Богиня улыбнулась. Она взяла сосуд в руки, и он начал светиться. Огонь в очаге загорелся немного ярче.
- Молодец, Перси Джексон, - сказала она. - Да благословят тебя боги.
- Это мы сейчас узнаем, - посмотрел на Аннабет и Гроувера. - Пойдемте, ребята.
Я пошел в сторону трона отца.
Место Посейдона находилась сразу справа от трона Зевса, но было не таким большим. Черное кожаное сидение было прикреплено к вращающемуся основанию с парой железных колец по бокам для удочки или трезубца. Вообще оно выглядело как кресло на подводной лодке, в котором вы будете сидеть, если захотите поохотиться на акул, марлин или других морских чудовищ
Боги в своем естественном виде размером около двадцати футов в высоту, поэтому я смог бы дотянутся только до края сиденья вытянутыми руками.
- Помогите мне подняться, - сказал я Аннабет и Гроуверу.
- Ты с ума сошел? -спросила Аннабет.
- Возможно, - признался я.
- Перси, - сказал Гровер, - боги отнюдь не бывают благодарны, когда люди садятся на их троны. Я подразумеваю, что тебя превратят в кучку пепла.
- Мне нужно привлечь его внимание, -сказал я. - Это единственный путь.
Они обменялись встревоженными взглядами.
-Ну,-сказала Аннабет ,это привлечет его внимание.'
Они сплели руки, соорудив ступеньку, и подсадили меня на трон. Я чувствовал себя младенцем, так как ноги были высоко над землей. Я осмотрел остальные мрачные пустые троны и представил себе какого это- сидеть на Совете Олимпийцев. Столько силы и столько споров, так как остальные одиннадцать богов постоянно пытаются настоять на своем. Было бы легко стать параноиком, отстаивая только собственные интересы, особенно, будь я Посейдоном. Сидя на его троне, я чувствовал, что под моей ответственностью все моря - миллионы кубических миль океана, кишащие силой и загадками. Почему Посейдон слушает всех? Почему бы ему не быть старшим из двенадцати?
Я отрицательно покачал головой. Сосредоточься.
Трон загудел. Волна ураганного гнева врезалась в мой разум:
'КТО СМЕЕТ...'
Голос внезапно остановился. Гнев отступил, что было очень хорошо, потому что именно эти два слова почти разорвали мой разум в клочья.
-Перси,- голос моего отца все еще был сердитым, но более контролируемым. Что ты делаешь на моем троне?
- Мне очень жаль, отец, - сказал я. - Мне необходимо было привлечь твое внимание.
'Это был очень опасный трюк. Даже для тебя. Если бы я не посмотрел, я всё взорвал бы, и на твоем месте была бы лужа морской воды.'
- Мне очень жаль, - сказал я снова. - Слушай, здесь трудные вещи.
Я рассказал ему, что происходит. Затем я рассказал ему свой план.
Он надолго замолчал.
'Перси, ты просишь невозможного. Мой дворец.'
