– Добро пожаловать домой, дражайшая моя Берта. Мэри увидела, что печаль тут же спала с плеч Берты, как сброшенный плащ. Ее голова и плечи поднялись, походка стала легкой и скользящей, когда она подошла поздороваться с мужем.
К Карлосу подбежала Жанна.
– Папа! – Она обвила руками его шею. Карлос пошатнулся.
– Какой избыток чувств, – сказал он и поцеловал ее в обе щеки. – Ты, наверное, догадалась, что я привез. Едва ли такая радость вызвана просто появлением усталого старого банкира.
– Ой, папа, оно наконец здесь? Где? Где мое платье? Я должна его видеть, немедленно! – Жанна подбежала к матери: – Мама, я плохо себя вела, я прошу прощения. Я буду хорошей-прехорошей. Завтра я буду молиться, пока колени не сотру. Мама, можно мне померить платье сейчас? Вот сию минуту?
Отказать ей не было никакой возможности.
Мэри еще никогда не видела парижского платья. Она сразу поняла, почему Париж был Меккой дамской моды.
Платье создавало впечатление естественности, юности, невинности. Широкая юбка напоминала плывущее облако белой шелковой кисеи, невесомой, как паутинка. Под ней были нижние юбки, уложенные так хитро, что утяжеляли юбку, но ни миллиметра не прибавляли к узенькой талии. Подол каждой юбки был укреплен белым конским волосом для сохранения формы, и каждая юбка являлась самостоятельным произведением искусства. Самая верхняя была из кружева, тонкого, как паутина, с узором, изображавшим ландыши. Под ней блестел тонкий атлас, а из-под атласа водопадом ниспадали рюши широкого кринолина. Подол кринолина был окантован тем же кружевом, что и верхняя нижняя юбка.
Кружева были использованы и для рукавов, круглых, как шары, взбитых прекрасно продуманными складками тончайшей шелковой органди. Тесьма, обрамляющая и подчеркивающая глубокий круглый вырез, открывающий плечи, была также кружевная. Шелковый лиф покрывали аппликации из ландышей. Их листья образовывали диагональные линии, подчеркивающие тончайшую талию. Они сдержанно и изысканно сверкали жемчужинами, которыми были выложены сами цветы.
К платью прилагались белые шелковые чулки, стрелочки которых были расшиты крошечными листиками, и шелковые туфельки с кружевными оборками на подъеме, удерживаемыми узенькими пряжками из скатного жемчуга.
В овальной коробочке, обшитой белой парчой, лежала заколка для волос в виде букетика ландышей, листики которого были сделаны из мельчайшего зеленого бисера, а цветы-жемчужинки, покачиваясь, свисали с серебряной проволочки.
Впервые в жизни Жанна оказалась не в состоянии произнести ни слова. Она смотрела на платье и его аксессуары с выражением благоговения. Потом она посмотрела на мать. В глазах ее стояли слезы.
Берта долго без слов обнимала дочь. Потом звонком вызвала Миранду и послала ее принести теплой воды, сказав при этом:
– Скажи Клементине, что она мне тоже нужна. И обе тщательно вымойте руки, прежде чем зайти. – Она улыбнулась Жанне: – И ты тоже, барышня. Ни к чему не притрагиваться, пока не умоешься.
Жанна пришла в себя. Она выхватила из коробки заколку и протанцевала с нею до зеркала.
– Мама, а парикмахер у меня будет, чтобы я была совсем красивая? – Она воткнула заколку в косу, уложенную на макушке.
– Конечно, будет, но заколку ты не наденешь. Может быть, белую ленточку, и только. Мы снимем цветы и поместим их в центр твоего букета из живых цветов.
Жанна сделала пируэт.
– Мэри, правда, это самое умопомрачительное платье за всю историю мира? Скажи, что ты умираешь от зависти. Ты можешь простить мне, что у меня есть такое платье? Если бы у тебя было такое платье, я бы этого никогда, никогда тебе не простила!
– Жанна, честное слово, я рада за тебя и ни капельки не завидую, хотя это несомненно самое прекрасное платье и ты в нем будешь самой прекрасной женщиной во всем Новом Орлеане.
Мэри говорила совершенно искренне. Она была уверена, что вот-вот найдет свою семью, и потому была так счастлива, что желала и Жанне, и всем остальным исполнения всех желаний.
– Я так чудесно, замечательно, великолепно счастлива! – Жанна вздохнула.
– Я хотела бы умереть и лежать в этом ужасном склепе. – Жанна всхлипнула. – Я так несчастна!
Платье пришлось ей не впору.
– Дорогая моя, – сказала Берта. – Это еще не конец света. Только взгляни, все сидит идеально, вот только в талии немного широковато. Мы распустим шнуровку у корсета и…
– И я буду выглядеть как корова! – взвыла Жанна.
– Можно взглянуть? – спросила Мэри. – Жанна, выпрямись и замри.
– Зачем? Жизнь моя загублена.
– Мне кажется, я смогла бы немного подобрать, только надо точно убедиться.
Берта вытерла глаза.
– Я тоже сразу об этом подумала, Мэри, но это бесполезно. В Новом Орлеане есть только одна женщина, которая смогла бы с этим справиться, – мадам Альфанд. Но сейчас она очень занята платьями, которые шьет сама.
Мэри ходила вокруг Жанны, внимательно приглядываясь.
– Я бы могла это сделать, – сказала она. – Монахини научили меня белошвейному делу.
– Ой, Мэй-Ри, ты лучшая подруга в мире! – Жанна ладонями вытерла мокрые глаза. – Мама, ну разве
