Владимир Набоков: pro et contra T1

«…I was sitting at my maximum distance of 15 rows of seats and looking forward to an especially good show, which, indeed had already started, with my acting self in colossal form and most inventive — from the distatnt bed, where I thought I was, came Lydia's yawn and voice stupidly saying that if I were not yet coming to bed, I might bring her the red book she had left in the parlor»

(…я сидел на максимальном расстоянии, в 15 ряду кресел, в ожидании особенно удачного представления, которое на самом деле уже началось, и где играющее «я» находилось в колоссальной форме и проявляло исключительную изобретательность — с отдаленной кровати, где, как мне казалось, я находился, донесся зевок Лидии и её глупый голос, говоривший, что если я еще не собираюсь ложиться, то не мог бы я принести ей красную книгу, которую она оставила в гостиной).

Разочарованный Герман сравнивает себя с птицами, которые утратили способность подниматься в воздух, и, как пингвины, летают только во сне. Он старается преодолеть разъединение и гордо утверждает, что ему это несомненно бы удалось, «…had not a new and wonderful! obsession obliterated in me all desire to resume those amusing but rather banal experiments» (…если бы новое и чудесное наваждение не затмило во мне всякое желание возобновлять эти забавные, но довольно обыкновенные эксперименты).

927

Увидев собравшихся внизу в ожидании его ареста людей, Герман обращается к ним на ломаном языке, подчеркивающем его немецкое происхождение:

«Frenchmen! This is a rehearsal. Hold those policemen. A famous film actor will presently come running out of this house. He is an archcriminal but he must escape. You are asked to prevent them from grabbing him. This is part of the plot. French crowd! I want you to make a free passage for him from door to car. Remove its driver! Start the motor! Hold those policemen, knock them down, sit on them — we pay them for it. This is a German company, so excuse my French. Les preneures de vues, my technicians and armed advisers are already among you. Attention! I want a clean gateway. That's all. Thank you. I'm coming out now»

(Французы! Это репетиция. Держите полицейских. Сейчас из этого дома выбежит знаменитый киноактер. Это суперпреступник, но он должен убежать. Вы должны сделать так, чтобы его не схватили. Это часть сценария. Французские статисты! Освободить для него проход от двери к машине. Выкинуть шофера! Завести двигатель! Держите полицейских, бейте их, садитесь на них — им за это заплачено. Это немецкая компания, поэтому извините за мой французский. Фотографисты [искаж. фр.], мои техники и вооруженные консультанты уже среди вас. Внимание! (фр.) Расчистить проход. Больше ничего не нужно. Спасибо. Я выхожу.)

,

Комментарии

1

Впервые: Руль. 1924. 30 марта. С. 7.

«Волшебный соловей» немецкого поэта Рихарда Деммеля (1863–1920) в переводе Саши Черного (Александра Михайловича Гликберга, 1880–1932) вышел в берлинском издательстве «Волга» в 1923 г.

Друг родителей Набокова, Саша Черный помогал молодому поэту Сирину советами и протекцией, о чем последний вспоминал в некрологе: «Он не только устроил мне издание книжки моих юношеских стихов [сб. „Горний путь“ и „Гроздь“, составленные Сашей Черным вместе с В. Д. Набоковым. — Комм.], но стихи эти разместил, придумал сборнику название и правил корректуру. Вместе с тем я не скрываю от себя, что он, конечно, не так высоко их ценил (вкус у А. М. был отличный), — но он делал доброе дело, и делал его основательно. Мне неприятно, повторяю, соваться со своей автобиографией, да и кажется, не я один могу вспомнить его помощь, — мне только хотелось как-нибудь выразить запоздалую благодарность…» (Памяти А. М. Черного // Последние новости. 1932. 13 авг., цит. по: Набоков В. Рассказы. Приглашение на казнь. Роман. Эссе, интервью, рецензии. М.: Книга, 1989. С. 399). В эмиграции Саша Черный заведовал литературным отделом журнала «Жар-птица» и был редактором альманахов «Радуга» и «Грани». В сентябре 1921 г. изд-во «Грани» уже рекламировало сборник Сирина «Стихи», хотя тогда ни содержание, ни заглавие не были еще выбраны, и книга вышла только в 1923 г. (Boyd Brian. Nabokov. The Russian Years. New York, 1990. P. 186–187). Также в первом выпуске альманаха «Грани» (Берлин, 1922) были напечатаны поэма В. Сирина «Детство» и статья о Руперте Бруке с переводами из него.

Саша Черный остался одним из немногих эмигрантских знакомых Набокова, о ком тот и в американские годы отзывался с любовью. Набоков рассказывал своему биографу Э. Филду: «Он был замечательной личностью. Милейшим человеком. И, по-моему, первоклассным поэтом. По большей части он писал легкую поэзию того типа, который очень любят в России, с политическим и сатирическим привкусом. Помнится, он был очень маленького роста, с сияющими глазами и с очень приятным выговором. Потом в Берлине он начал писать серьезные стихи и весьма в этом преуспел» (Field Andrew. Vladimir Nabokov: His Life in Art. New York, 1986. P. 78; пер. комм.).

2

«Задушевное слово» — так назывался журнал для детей, выходивший в Петербурге в 1877–1918 гг.

3

«Детский остров» (Данциг: Слово, 1921) — сборник детских стихов и прозы Саши Черного, иллюстрированный Б. Д. Григорьевым.

4

Впервые: Руль (Берлин). 1927. 14 дек.

История отношений Набокова и Ходасевича — как литературных, так и житейских (они познакомились в 1932), — исследована Дж. Мальмстадом (см.: Минувшее. Париж, 1987. Вып. 3. [репринт — М., 1991]. С. 277–291). На смерть поэта Набоков откликнулся взволнованным некрологом, в котором назвал Ходасевича «крупнейшим поэтом нашего времени, литературным потомком Пушкина по тютчевской линии» (Современные записки. 1939. Кн. 68. С. 262–264; перепечатано в: Набоков В. Рассказы. Приглашение на казнь… С. 400–402; англ. пер. автора — Nabokov V. Strong Opinions. New York, 1973). «Я очень сошелся с Ходасевичем, — вспоминал Набоков в