сник, как будто отсутствие у меня аппетита легло дополнительной тяжестью на его щуплые плечи.
— Что вам нужно?
— Осмотреть вас, мисс Кингтон. Я Нейл Грэхем, судовой врач. Как вы себя чувствуете? — Он стал закатывать рукава.
— Спасибо, прекрасно!
— Прошу прощения, но у меня другие сведения, — покачал головой врач.
— Вам-то какая разница? Я не ваша пациентка и в ваших услугах не нуждаюсь!
— У вас нет выбора, — натянуто улыбнулся Грэхем. — Все находящиеся на борту этого судна, будь то пассажиры, офицеры или простые матросы, являются моими пациентами, хотят они того или — А теперь позвольте мне все-таки вас осмотреть. «Салли-Энн» принадлежит вашему семейству, мисс Кингтон, и я не могу допустить, чтобы вы заболели. Сами посудите, как отразится на моем послужном списке сей прискорбный факт?
— Я не больна!
— А вот об этом разрешите судить мне. Мистер Рейнольде доложил, что с момента отплытия вы не проглотили ни крошки. — Профессиональным жестом он оттянул мне веки и заглянул в глаза. — Видите ли, мисс Кингтон, в подобных случаях приходится опасаться не только телесного недомогания, но и так называемой черной меланхолии, зачастую приводящей к куда более серьезным последствиям. — Я похолодела. Откуда он знает? Почти бесцветные глазки хирурга смотрели на меня с участием и пониманием. — Я врач. Иначе говоря, самая близкая к священнослужителю персона на борту. Считается, что откровенный разговор облегчает душу. — Он протянул мне руку. — Окажите мне честь пройтись со мной по палубе, мисс Кингтон. Свежий воздух наверняка окажет на вас благотворное воздействие — тут я полностью согласен с Эйбом. Да и беседовать во время прогулки куда проще и приятнее.
Он помог мне подняться по трапу. Резанувший по глазам яркий солнечный свет заставил меня зажмуриться и попятиться назад, однако Грэхем уверенно подхватил меня под локоть. Вскоре глаза привыкли к свету, и я уже без страха смотрела на пронзительно-голубое небо и полощущиеся над головой огромные белые паруса. После затхлой сырости нижней палубы было так приятно ощутить на лице ласковые солнечные лучи и вдохнуть полной грудью пропитанный морской солью свежий ветер. Мой проницательный спутник верно поставил диагноз: я слишком долго предавалась меланхолии.
С того момента я прониклась полным доверием к этому, в общем-то, незнакомому человеку. Сама того не ожидая, я рассказала ему все, не упустив ни малейшей подробности. Прогулка наша затянулась, и ближе к полудню, когда солнце начало припекать всерьез, Нейл отвел меня на квартердек [14].
Мы расположились в тени на перевернутых вверх дном пустых ведрах, и я закончила свою исповедь. Он слушал меня очень внимательно, почти не прерывая, и по завершении рассказа согласился, что я действительно попала в весьма затруднительное положение.
— Только ни в коем случае не падайте духом, мисс Кингтон, — посоветовал Грэхем. — Вы еще так молоды, а молодости свойственно смотреть в будущее с оптимизмом. Верьте в себя, верьте в Уильяма, и все будет хорошо. Он надежный парень и никогда вас не подведет.
— Вы так говорите, будто хорошо его знаете.
— Мы и в самом деле знакомы. Одно время служили вместе.
— Неужто на «Амелии»?
— На ней самой.
— Что ж вы раньше молчали?
Грэхем весело рассмеялся:
— Вы сами виноваты, юная леди! Третий час с вами гуляем, а вы мне ни разу и рта раскрыть не позволили. Уильям достоин всяческого уважения и не однажды проявлял себя в сложных обстоятельствах с самой лучшей стороны. Я рад, что он поступил на военную службу. Уверен, из него получится превосходный офицер.
Добрые слова в адрес Уильяма заставили меня вновь вспомнить о собственных несчастьях.
— А ведь он даже не знает, куда я подевалась! — До той минуты я крепилась, но теперь не выдержала и расплакалась. — У меня не было ни времени, ни возможности объяснить ему, что происходит. Вдруг он подумает, что я его разлюбила или нашла себе другого?
— Успокойтесь, прошу вас, — ободряюще похлопал меня по руке Нейл. — Обещаю, что ваш Уильям непременно узнает обо всем, что с вами случилось.
— Каким образом? — недоверчиво спросила я.
— Все очень просто. Напишите ему письмо, а я его передам, как только вернусь в Англию. Лично передам…
— А-а, вот вы где, Грэхем! — прервал наш разговор еще один судовой офицер, вынырнувший откуда-то из глубины кормового люка. — Странные у вас представления о том, как обращаться с дамой. Ну что это такое, скажите на милость?! Усадил молодую леди на ведро, как простого матроса, и доволен! Нет, чтобы отвести ее в кают-компанию, угостить стаканчиком пунша или чашечкой чаю…
Новоприбывший разглядывал меня с нескрываемым интересом. Я тоже попыталась оценить его персону. Крепкий, цветущий парень лет двадцати пяти. Не то чтобы красавец — скорее из тех, кого называют смазливыми. Явно весельчак и балагур, не в пример уважаемому доктору Грэхему. Его широкая физиономия расплылась в добродушной улыбке, и я невольно улыбнулась в ответ.
— Меня зовут Адам Брум, — представился он, — и на этой посудине я совмещаю обязанности первого помощника и штурмана. А вы, должно быть, мисс Кингтон, не так ли? Как поживаете? Рад, что сегодня вам лучше. — Завладев моей рукой, Брум по-мужски пожал ее, но не выпустил, а потянул на себя, вынуждая меня подняться. — А с Нейлом лучше не связывайтесь, такой зануда! — продолжал он болтать. — Совершенно не умеет вести себя в женском обществе. Вечно талдычит о болезнях, симптомах и прочих неприятных вещах. Надеюсь, он вас не слишком расстроил?
Я позабыла, когда смеялась в последний раз, но напористость и грубоватый юмор Адама заставили меня улыбнуться:
— Если я и расстроена, то совсем по другой причине, мистер Брум.
— Мисс Кингтон просит, чтобы я передал письмо ее жениху, — пояснил Грэхем. — Они расстались в такой спешке, что потеряли связь друг с другом.
— Как романтично! — Глаза Брума загорелись любопытством. — И кто же этот молодой человек, если не секрет?
— Уильям.
— Какой Уильям? Каждого второго моряка зовут Уильямом.
— Бывший юнга с «Амелии». Ты должен его помнить.
— Неужели тот самый Уильям?! — удивленно приподнял бровь Адам.
— Тот самый, — кивнул врач. — Сейчас он во флоте и уже дослужился до лейтенанта.
— Здорово!
— Как ты считаешь, сможем мы передать ему весточку от дамы сердца? — осведомился Грэхем.
— Запросто! У нас с тобой на пару на любом корабле хоть один знакомый, да найдется.
Я понимала, что они преувеличивают, но их уверенные обещания, равно как и общение с ними, согревали мне душу и поднимали настроение. Лишь много позже я осознала, что все ухищрения, к которым они прибегали, были составной частью курса лечения, назначенного мне хитроумным доктором. Уже сама идея послать письмо любимому вселяла надежду, в чем я, собственно, и нуждалась в тот момент в первую очередь, хотя шансов дойти до Уильяма оно имело вряд ли больше, чем вложенное в пустую бутылку и выброшенное в море.
— Приятно, наверное, снова понежиться на солнышке? — спросил Брум. Не дожидаясь ответа, он подставил лицо с закрытыми глазами под прямые лучи раскаленного солнечного диска и предложил мне последовать его примеру. — Солнце греет, а ветерок холодит, — пояснил он с улыбкой, когда я покосилась на него в недоумении. — Это и есть знаменитые пассаты, мисс Кингтон, которым Господом предназначено домчать нас прямиком до Вест-Индии. Не поверите, но всякий раз, как мы пересекаем тропики, у меня аж душа поет! Мне вообще южный климат больше по нраву — не то что нашему дорогому доктору Грэхему. Тот спит и видит, как бы поскорее осесть в каком-нибудь пропитанном дождями и туманами северном городишке,
