арсеналом. А вот пристрастие к дорогим нарядам и экстравагантная манера одеваться изменений не претерпели: облаченный в роскошный парчовый камзол абрикосового цвета и малиновые бархатные панталоны, заправленные в до блеска начищенные черные кожаные ботфорты с огромными отворотами, он больше походил на завсегдатая балов и салонных приемов, чем на капитана пиратского корабля. Несколько портил впечатление плотно облегающий талию широкий шелковый кушак, за которым скрывался внушительный набор ножей и кинжалов, вряд ли уместный в светском обществе.
— Ты его знаешь? — шепотом спросила Филлис.
— Да. Он служил старшим помощником капитана судна, которое доставило меня на Ямайку.
— Вот и обещанный знак, — печально вздохнула ведунья.
Я не успела расспросить ее подробнее, потому что оказалась вдруг лицом к лицу теперь уже с капитаном Адамом Брумом. Я сомневалась, что он узнает меня в простоволосой смуглянке в скромном платьице, испещренном грязно-зелеными потеками травяного сока, но зоркий глаз моряка не подвел его и на этот раз. Сняв шляпу, Адам отвесил мне низкий поклон.
— Боже, мисс Нэнси Кингтон! Какая приятная неожиданность! — Непринужденно завладев моей рукой, он галантно поцеловал кончики пальцев — точь-в-точь как один из моих кавалеров на танцах в Бате. — Признаюсь, никак не рассчитывал вновь встретить вас в столь необычном э-э… окружении.
— То же самое я могла бы высказать и в ваш адрес, мистер Брум, — парировала я без запинки, что несколько смутило обычно самоуверенного Адама, и он поспешил объясниться:
— Со мной приключилась самая банальная для здешних вод история. Мы взяли груз в Порт-Ройяле и отправились домой, в Англию, но в тот же день «Салли-Энн» взяли на абордаж пираты капитана Джонсона. Команде предложили на выбор: садиться в шлюпки и проваливать ко всем чертям или вступить в Береговое братство. Большинство, как и следовало ожидать, предпочло второй вариант.
— А доктор Грэхем и капитан? Что с ними?
— Нейл остался с нами, а капитан отказался. Но Джонсон проявил гуманность и высадил старика на Нью-Провиденсе в нескольких милях от Нассау. Полагаю, он благополучно добрался до города, разве что мозоли натер.
— Не ожидала, что пираты бывают такими милосердными, — заметила я с улыбкой.
— Встречаются и другие, — усмехнулся в ответ Адам.
— Но что же все-таки заставило вас и доктора присоединиться к пиратам?
— Деньги, — спокойно признался Брум. — Всего один захваченный приз может принести больше, чем жалованье помощника капитана торгового судна за всю оставшуюся жизнь. Понятное дело, испанские галеоны с наполненными золотом и серебром трюмами попадаются далеко не каждый день… — Он так забавно сморщил губы, что я не выдержала и прыснула. — Чаще приходится довольствоваться всякой мелочью вроде пуговиц и наперстков, но тут уж выбирать не приходится. Как говорится, бери, что дают. Зато мы свободны, как ветер, плывем, куда вздумается, и не теряем надежды в одночасье разбогатеть. Да взять хотя бы меня! — с напускной важностью похлопал он себя по груди. — Хожу в пиратах всего несколько месяцев, и уже капитан, а так бы еще лет десять пришлось выслуживаться. — Адам неожиданно рассмеялся. — Есть и еще одна причина: уж больно мне не хотелось добираться до Багам на веслах. С детства ненавижу греблю! А теперь позвольте представить моих друзей — первого помощника и квартирмейстера, он же боцман и старшина-рулевой нашего корабля… Мисс Нэнси Кингтон… Мистер Винсент Кросби… Мистер Игнациус Пеллинг…
Винсентом Кросби оказался симпатичный мулат лет двадцати пяти с кожей цвета гречишного меда, пышной шевелюрой длинных вьющихся волос, перевязанных красной лентой, высоким лбом и широкими скулами. Его круглое, открытое лицо немного портил приплюснутый нос, однако большие черные глаза слегка навыкате смотрели на окружающий мир с веселым задором, вызывавшим невольную симпатию. Широкоплечий и узкобедрый, невысокого роста, но отлично сложенный, в великолепном темно-синем камзоле с отделкой из алого шелка и молочно-белых штанах, он выглядел почти таким же франтом, как Брум.
Боцман Игнациус Пеллинг являл собой полную противоположность капитану и его старшему офицеру. Босоногий и неряшливо одетый, в расстегнутой до пупа рубахе и грязных парусиновых штанах, он едва доходил Винсенту до плеча, зато обладал отменной реакцией и мускулатурой, словно свитой из стальных струн. Солнце и ветер выдубили его кожу так, будто ее годами вымачивали в соляном растворе.
Покончив со взаимными представлениями, Адам откланялся, с сожалением заявив на прощание:
— Я, безусловно, счастлив снова видеть вас и слышать ваш милый голос, мисс Нэнси. У нас еще будет время наговориться всласть и многое обсудить — в первую очередь, обстоятельства, заставившие вас искать убежища и защиты у этих людей, — но об этом вы мне расскажете после ужина. А сейчас вынужден вас покинуть. Меня ждут за праздничным столом, да и в брюхе, прошу прощения, так бурчит, что я уже ни о чем не могу думать, кроме еды.
Приготовления к пиршеству близились к концу. Повсюду горели костры, женщины разделывали рыбу и кур, а мужчины медленно вращали над раскаленными углями насаженные на огромные вертела цельные свиные и козьи туши. Пираты прикатили несколько бочонков рома, и пары спиртного смешивались со сладковато-пряным ароматом специй и аппетитным запахом жареного мяса.
— Ты не обижайся, капитан правильно рассуждает, — заметила Филлис. — Мужчинам положено сначала выпить и хорошенько закусить, а потом уж и поговорить можно. С голодухи они завсегда плохо соображают. Когда освободитесь, — обратилась она к Адаму и его спутникам, — приходите ко мне. Пальмовым вином угощу. Сама делала. Пальчики оближешь, до того вкусное. Не то что ваш вонючий ром!
Солнце ушло за горизонт, и лесные заросли окутались черным бархатом тропической ночи. Застрекотали цикады, заголосили лягушки, вылетели на промысел летучие мыши, ночные птицы и бабочки. Трубный сигнал рога, сделанного из большой морской раковины, возвестил о начале букана. Соскучившиеся по свежей еде гости обжирались так, будто ели последний раз в жизни. Животы их на глазах раздувались, губы, усы и бороды лоснились от жира. Ром лился рекой, и вскоре веселье достигло апогея.
Пираты прихватили с собой пару скрипочек, да и среди маронов нашлось немало музыкантов-любителей. Они сами мастерили себе инструменты из подручных материалов, проявляя при этом чудеса смекалки и изобретательности. Обтянутые кожей выдолбленные деревянные колоды и котлы с успехом заменяли барабаны; кишки и жилы домашних животных служили струнами лютням и арфам, а полые тростниковые стволы легко превращались в свирели и флейты. Все они были идеально настроены и обладали довольно широким диапазоном звучания, позволявшим брать как очень низкие, так и самые высокие ноты.
Утолив голод и жажду, пирующие перешли к следующей части программы. Посреди площади очистили место для танцев, а рядом расположился импровизированный оркестр. Первые пробные такты пошли вразнобой, но музыканты быстро приладились друг к другу и заиграли уже в полную силу. Искрометная мелодия взмыла в ночное небо и вихрем закружилась над кострами в зажигательном ритме, отдаваясь эхом в далеких холмах и уверенно перекрывая жалкие потуги лесной живности составить ей достойную конкуренцию.
Филлис что-то сказала про обещанный знак, и ее слова натолкнули меня на удачную мысль. Я отвела Минерву в сторонку и посвятила в свой план. Глаза ее изумленно расширились, но она не дрогнула перед безумной дерзостью задуманного мною предприятия и согласилась, что в нашем положении другого выхода нет. Ждать пришлось довольно долго, но вот, наконец, Брум, Кросби и Пеллинг незаметно выскользнули из толпы зрителей, плотным кольцом окруживших площадку для танцев, и не совсем твердой походкой направились к нашей хижине. Мы последовали за ними.
Филлис провела традиционный ритуал очищения и благословения, побрызгав по углам пальмовым вином, и только после этого разлила ароматный напиток по маленьким чашкам и собственноручно вручила их каждому из гостей. Минерва выставила на закуску свежие фрукты, а я зажгла фитили масляных светильников. Потом мы расселись на циновках, сплетенных из прочных волокон пальмовых листьев, и начался серьезный разговор. Прежде чем обратиться к Адаму с просьбой, я поведала ему о случившемся со мной за последние месяцы и постаралась доходчиво объяснить, почему мне необходимо как можно скорее уехать отсюда; что одно мое присутствие здесь, среди маронов, подвергает их смертельной опасности и ставит под удар ни в чем не повинных людей.
Брум внимательно выслушал мой рассказ, не перебивая и не задавая вопросов, но когда я попросила
