ДЕМОНИЧЕСКИЙ ЖЕНИХ
40
Мы обосновались на Мадагаскаре и возродили к жизни давно опустевшую пиратскую цитадель.
Винсент искусно провел корабль сквозь узкий пролив между двумя утесами, возвышавшимися над морем друг напротив друга, и мы вошли в небольшую, но очень живописную бухту, которую обитавшие здесь раньше корсары окрестили Замочной Скважиной. Название хоть и корявое, зато на удивление точное. Извилистый проход между скалами действительно сразу вызывал ассоциацию с узкой прорезью для ключа в навесном замке или двери. Проходящий по нему корабль-ключ мог повернуться лишь после того, как дойдет до конца и окажется в расширяющемся пространстве бухты-замка. Разглядеть со стороны моря вход в лагуну можно было только с очень близкого расстояния, а подходы к нему с двух сторон преграждали подводные рифы. Только хорошо знающий фарватер человек сумел бы провести внутрь что-либо крупнее баркаса или вельбота.
Адам стоял на носу, изучал окрестности в подзорную трубу. Берега бухты окаймляла довольно широкая полоса песчаного пляжа, сразу за ней протянулась цепочка невысоких холмов, густо поросших яркой зеленью. Он обернулся, закинул голову и навел трубу на вершины двух утесов у входа в горловину.
— Установить там по паре орудий, — заметил Брум, — и пробиться сюда неприятелю будет не легче, чем в Портсмутскую гавань! Ты молодец, парень! — Он с усмешкой повернулся к Винсенту и дружески похлопал его по плечу. — Самое то, что нам надо! И даже еще лучше, хотя лучше, наверное, не бывает.
Капитан вернулся на шканцы, приказал сворачивать паруса, распорядился спустить шлюпку, и вскоре под нашими ногами уже похрустывал крупный белый песок пляжа. Пройдя по нему до подножия скалы, мы обнаружили некое подобие лестницы, ведущей наверх по склону. Часть ступеней была вырублена в скале, остальные имели естественное происхождение. Довольно крутой подъем в нескольких местах прерывался широкими горизонтальными террасами, тянувшимися от подножия до самой вершины. Лестницей давно не пользовались, и в некоторых местах приходилось прорубать заросли кустарника и древовидных лиан. Возглавлял процессию Винсент, родившийся и выросший в этих местах и хорошо знавший дорогу. По его словам, покинутая корсарская деревня располагалась на самом верху, откуда открывался обзор одновременно на бухту и океан по другую сторону берегового массива.
Преодолев подъем до конца, мы обнаружили на вершине довольно высокую, но частично обвалившуюся стену, сложенную из камней и бревен. В центре стены находился арочный проем высотой в человеческий рост, но такой узкий, что протиснуться в него можно было только по одному. Дойдя до противоположного края, мы наткнулись на орудийную платформу, на которой стояли две старинные пушки. Их изъеденные ржавчиной стволы, наведенные когда-то на подходы к убежищу, давно сползли с трухлявых бревен бруствера, слепо уставившись в небо.
Никаких признаков жилья или хотя бы развалин я поблизости не заметила. Брум с любопытством озирался вокруг, опираясь на тесак.
— Туземцев следует опасаться? — обратился он к Винсенту.
— Вряд ли! — рассмеялся тот. — Для них это место фади.
— Фади? — напрягся Адам. — Это еще что такое?
Винсент тоже напрягся, но по другой причине. Объяснить это европейцу было для него столь же затруднительно, как миссионеру-пуританину втолковать своей африканской пастве, почему ходить голым грешно, а обливаться потом в черной сутане под палящим солнцем очень даже прилично и подобающе. В конце концов, мы все-таки выяснили, что существует некий неписаный закон, нарушать который можно, но не принято, да еще и опасно, потому что можно навлечь гнев злых духов или что-то в этом роде. Примерно так же, как не принято входить в церковь в головном уборе или свистеть на корабле. Только в церкви или на палубе на тебя в худшем случае зашикают и заставят снять шляпу или заткнуться, а со злыми духами шутки плохи. Нарушить фади для туземцев столь же немыслимо, как европейцу съесть в сыром виде крысу или собаку.
— А где они живут? — спросил Брум.
— Там, — неопределенно махнул рукой Винсент. — Только они прячутся. И не покажутся, пока не удостоверятся, что мы не работорговцы и не причиним им вреда. Вообще-то они дружелюбные, только запуганные.
— А где пиратская деревня? — поинтересовалась я.
— Деревни нет. Корсары жили поодиночке.
Он показал одно из таких жилищ, заросшее зеленью и опутанное лианами и другими ползучими растениями. Освободив вход в хижину, Винсент позволил заглянуть внутрь, но войти не разрешил, молча указав сначала на пол, потом на стены. Присмотревшись, мы поняли, почему. Осколки бутылочного стекла и какие-то ржавые железки были разбросаны у порога или торчали из земли.
— К чему все это? — удивился Адам. — Они что, так боялись туземцев?
— Нет, — усмехнулся Винсент. — Они боялись друг друга.
Он рассказал, что корсары прятались, как пауки, по своим углам, отгородившись ловушками, западнями и сигнальными устройствами, предупреждавшими о появлении посторонних, и трясясь над своими сокровищами.
— А куда они все подевались?
— Кто-то вернулся в Береговое братство, а кто-то домой, в Европу или Южную Америку.
— А где те, кто остался?
— Кто его знает, — пожал плечами Винсент. — Поумирали, должно быть. Кто от болезни, кто от пьянства, а кто и от яда. — Он неожиданно рассмеялся. — Знаете, наши женщины не всегда были в восторге от своих мужей-корсаров.
Я представила, как они умирали один за другим, пока не осталось никого, и мне стало грустно. Неожиданно джунгли вокруг нас наполнились жуткими воплями, стонами, заунывным плачем и другими кошмарными звуками, прочно связанными в человеческом сознании с загробным миром. Как будто выползли из-под земли неупокоенные души всех корсаров, нашедших на этом острове последнее пристанище. Заметив, как мы вздрогнули, Винсент снисходительно улыбнулся.
— Не бойтесь, это индри, — указал он на небольшого зверька с белой шерстью, скачущего с ветки на ветку у нас над головами. — Они безобидные, только кричат очень страшно. Они вроде обезьян. Мы называем их отец-сын.
Винсент прорубил проходы к еще нескольким деревянным постройкам. Брум осмотрел их все и остался доволен. Дома хорошо сохранились, бревна даже не подгнили. Расчистить все вокруг, прибраться, немного отремонтировать и можно вселяться.
— Если все остальные такие же, — сказал он, потирая руки, — лучшей базы нам нигде не найти!
В тот же вечер он созвал сходку и внес предложение поселиться здесь.
— Тут и отдохнуть можно, и от погони укрыться, и защищаться хоть от целого флота, пока порох и заряды не кончатся, — начал он свое выступление перед общим собранием команды. — Если пораскинуть мозгами и приложить руки, мы можем превратить это место в неприступную крепость, где нас никто не достанет. Построим форт, установим на скалах орудия, и пусть тогда кто-нибудь попробует сунуться! И жить сможем не в вонючих кубриках, а в просторных домах, спать не в гамаках, а на кровати и есть каждый день свежую еду, а не тухлую солонину.
Корсары устроили капитану бурную овацию, а когда тот намекнул, что здесь и дамы имеются, хотя и не совсем белые, вообще пришли в неописуемый восторг.
«Скорое возвращение» выволокли на берег. Часть команды занялась кренгованием, остальные принялись приводить в порядок жилища, давно заброшенные прежними обитателями. Корсары на все руки мастера, а если еще для себя и в охотку, работа у них не просто спорится, а прямо кипит. Габриэль Грант успевал помочь советом и делом и тем, и другим. Через неделю шхуна была готова снова выйти в море, а через две мы начали переселяться в свои новые дома.
Туземцы пока не показывались, но в один прекрасный день малыш Робби, подручный Гранта, зашел в кустики облегчиться и выскочил оттуда, размахивая руками и вопя как сумасшедший. Сбежавшиеся на крик корсары двинулись вслед за Робби и остановились в молчании на краю заросшей травой поляны. Кресты и
