оттого и проблем прибавится.
— Вот и сдержишь обещание, порадовав меня на старость лет. Не чаяла, если честно, ты же еще совсем маленькая, да и Сашка не старше, а у Ларисы ветер в голове, эта не скоро для семьи созреет.
— Да ну тебя, бабуль, еще нанянькаешься с малышней, — отшутилась внучка, уходя от разговора о старости и скорой смерти. Не хотелось думать, что этого светлого человека когда-нибудь не станет.
— Вот твою и поняньчу.
Володька вернулся совершенно неожиданно. Пришел с чемоданом и сказал, что теперь будет жить здесь. Он был небрит, но весел. Потом выяснилась и причина небритости — решил отпустить бороду.
— Пап, ты чего это? — рассмеялась Яринка.
— Теперь я дед, мне положено, — Володька разважничался, отчего дочке стало лишь смешней.
— Тебе дедовства еще до середины апреля ждать.
— Вот и успеет отрасти.
День выдался пасмурным и серым, моросящий по-осеннему дождь как-то не вписывался в мартовский календарь. Яринка бродила по центру городка, совершая обход магазинов как повод для прогулки. Дышать свежим воздухом надо, из дома надо выходить, вот только придумать бы, зачем. А еще давила в себе малодушные порывы броситься под машину, решая, что искалеченное тело будет совсем плохо смотреться в этой грязи. Настроение катилось к нулю, ввергая в полное уныние и тоску. Яринка понимала, что это нестабильность и депрессия из-за положения, но все равно сражаться с таким состоянием оказалось сложно. Сашка был в Киеве, Лариска примерно там же, хотя как знать, где носит нелегкая эту барышню. Мать уехала в Польшу, стремясь закрыть вопросы по работе до того, как придет срок появиться ребенку. Дома был лишь отец, да и тот только вечером придет с работы. Атмосфера сгущалась, становилась невыносимой, словно кто-то пытался убить Яринку, не допустить рождения ребенка и — пробуждения ведьмы.
Вечер начался вполне обычно. Яринка покормила ужином отца и решила лечь спать пораньше, поскольку предыдущую ночь так не смогла уснуть. Только сон все равно не шел. Зато пришло неизвестно почему знакомое до боли и болью ощущение. Девочка встала с кровати и пошла в родительскую комнату.
— Пап, ты того… в общем, кажется, я скоро рожать поеду, — переминаясь с ноги на ногу, произнесла она. Володька оторвал взгляд от книги и посмотрел на дочь.
— Насколько скоро?
— Похоже, что сегодня.
Он выкурил две пачки сигарет за два часа, в итоге девочке стало жалко папу. Она собрала все необходимое в больницу и попросила вызвать скорую. Наверное, ему так будет легче, если знать, что она под присмотром врачей.
Ей все прочили мальчика, говорили, будет сын. Вот и при выходе из скорой, когда от пальто девочки оторвалась пуговица, фельдшер подметила, что будет мальчик: 'гудзик' на украинском.
— Пуговица будет, девочка, — привычно оспорила навязшее в зубах общее мнение о будущем ребенке Яринка.
А потом был скандал в роддоме. Не северная столица все же, маленький городок, где все друг друга знают, а врачи поименно помнят тех, у кого со здоровьем серьезные нелады.
— Милая моя, ты что, в лесу жила? Почему на учете не стояла? — маленького роста, совершенно круглой формы пожилая женщина впилась колючим взглядом в роженицу.
— Так прервали бы, а то я не знаю, — невинно улыбнулась та в ответ.
— Прервали бы и спрашивать не стали. Ты понимаешь, что это приговор?! Ты понимаешь, что тебе нельзя?! — акушерка почти кричала. Если бывают в жизни совпадения, то это самое оно: Евгения Ивановна семнадцать с небольшим лет назад присутствовала при рождении этой девочки.
— Женя Ивановна, не ругайтесь. Обойдется, я выдержу. Обещаю вам.
— Вот же ж, упертая. Сама тебя принимать буду, — возвестила акушерка и распорядилась насчет переноса смен. Тогда еще пожилая женщина не подозревала, что схватки затянутся на двое с половиной суток.
Утром пришел отец, и вымученная болью и бессонной ночью Яринка извинительно улыбалась ему, выглядывая в окно второго этажа. Спазм прихватил прямо там, и не найдя ничего лучше, девочка вцепилась в батарею отопления, едва не сорвав ее с креплений.
— Вот имущество портить не надо. Что, некуда силушку девать? Пойдем, — Евгения Ивановна увела девочку в предродовую палату и, улегшись на одну из пустых кроватей, скомандовала: — Вот я пока посплю, а ты меня здесь покатаешь. Руки за спину, и на 'раз-два' при каждом спазме.
На эти упражнения дивились многие. И на то, как сутки спустя Яринка перенесла из одного конца коридора в другой баллоны с кислородом. Она на собственной шкуре прочувствовала, какой невероятной силой обладает женщина в такой момент. Была какая-то мистика в том, что собой представляют женщины, несущие в мир новую жизнь. В Яринке эта мощь плескалась в двойном размере. Как только стены не дрожали в больнице от выплескиваемой энергии — загадка.
— Ну наконец-то! — с облегчением возвестила акушерка, собирая персонал в родильном зале, когда Яринка все же решила разродиться. Стимулировать было категорически запрещено, сердце не выдержало бы дополнительной нагрузки. Решили, что если все пойдет естественным путем, то появится шанс на благополучное разрешение с минимальным риском. И теперь Яринка лежала на столе, надсадно дыша, готовясь к последнему рывку.
— Все, не волнуйся, скоро все закончится. Что-то он тормозил-тормозил с появлением, а теперь совсем живенько пошел.
— Он? Хах, девочка будет.
— У нас вагончик с мальчиками, и вообще, если Наташа Григорьевна сказала, что будет мальчик, то так и будет.
— А я сказала, будет девочка!
Назло всем, вопреки всему. Девочка родилась за десять минут, побив рекорды по стремительности родов.
— Хм, девочка, — непонимающе хмыкнула ассистентка акушерки. Обычно она не ошибалась с определением пола.
— А папа у нее красивый? — поинтересовалась детская медсестра, занимаясь новорожденной.
— Зачем спрашиваете?
— Да дочка у тебя красивая. И вообще, необычная: все красненьким, сморщенными рождаются, а эта персиковая, и вообще… стоп, она же восьмимесячная?
— Ну да, не доносила. Инкубатор? — обреченно спросила Яринка.
— Нет, три девятьсот, вес более чем нормальный, ей не нужно.
— Папа, папа… при чем тут папа? Вы на маму посмотрите! — неожиданно подал голос гинеколог, до этого момента тихо заполнявший карту, поскольку его участия не требовалось.
Она попробовала улыбнуться. Попробовала сфокусировать затуманившийся взгляд. Сквозь зыбкую пелену увидела, как наискось смазывается картинка, на которой Евгения Ивановна почему-то в красном… и матерится в восемнадцать этажей. Картинка погасла, оставляя в тишине и темноте.
Замерзшее время
Зеленое сукно бильярдного стола. Я видел такое только в детстве, в комнате отдыха трактористов. Старое потрепанное, потертое киями и шарами покрытие, облупившийся лак деревянных бортов, разорванные сетки луз. Отдаляется. Нет, приближается, увеличивает в размерах. Опять нет, я падаю на этот стол. Кажется, он не имеет границ. Больше не вижу краёв. Словно распростёрся в бесконечность. Примятый ворс сукна высотой по колено. Конец кия вбивается в позвоночник, запуская меня шаром через
