«Ангрифф». Это был довольно примитивный, но эффектный набор известных нацистских лозунгов. Кому-то пришло в голову, что стихи можно положить на старую мелодию, что и было сделано. На похоронах Весселя состоялось первое публичное исполнение песни. С того дня она стала гимном нацистов.
Когда песня стихла, Геббельс выкрикнул в толпу, словно на армейской поверке: «Хорст Вессель?», а в ответ услышал дежурный отклик: «Здесь!» Таким образом, символический ритуал стал неотъемлемой частью нацистских демонстраций.
Какое-то время спустя Али Хелер был арестован, судим и приговорен к шести годам тюрьмы. Пока шел процесс, геббельсовская национал-социалистическая пресса исходила криками отчаяния и гнева. Однако Геббельса на самом деле заботило одно: чтобы наружу не просочилось лишнее. Как можно догадаться, вся правда с малопривлекательными подробностями вскрылась, и история прошла в газетах с аршинными заголовками.
Геббельс оказался в трудном положении. Каким образом увековечить легенду о мученике Хорсте Весселе, когда на страницах газет появилась подлинная история? На первый взгляд задача была неразрешимой. Но Геббельс и на этот раз справился, несмотря на то что сам он не питал никаких иллюзий относительно действительного облика Хорста Весселя.
«Его это ни в малейшей степени не заботило» – так сказал о нем Ганс Фрицше. Ко времени прихода нацистов к власти Хелер отсидел в тюрьме три года, нацисты умертвили и его, и фрау Зальм, а заодно и всех тех, кто мог развеять легенду о Хорсте Весселе.
4
Собственно, это было сделано в присущей Геббельсу манере: Хорста Весселя не любили, потому что он был нацистом. Все нацисты находятся в постоянной опасности, им грозит или смерть, или иная печальная участь. Республика преследует их, призвав на помощь злонамеренных чиновников. Кроме всего прочего, существует самый могучий враг – «международный еврейский капитал». «Изидор 1929 года носит имя Джона Пирпонта Моргана», – пишет Геббельс, чем подтверждает свое весьма поверхностное знакомство с международными финансами.
«Союзники требуют репараций, чтобы любым способом поработить Германию», – заявил Геббельс. В 1924 году был принят план Дауэса, названный так по имени вице-президента США Чарльза Г. Дауэса. Он действительно мог бы нанести удар по экономике Германии, если бы не тот факт, что предоставляемые иностранные кредиты намного превосходили выплаты по репарациям, предусмотренным планом. Геббельс, едва став шефом пропаганды, подготовил плакат с написанным огромными буквами именем DAWES (это были начальные буквы слов Deutschlands Armut Wird Ewig Sein, то есть «Германия вечно останется нищей»).
Когда один из коллег спросил его, какой линии должны придерживаться нацисты в случае ослабления репараций, Геббельс мрачно ответил: «Не важно, какой план они нам предложат, мы все равно ответим, что он невыполним».
Случай показать это представился в мае 1929 года, когда американский банкир Оуэн Д. Юнг разработал новый репарационный проект, значительно уменьшавший бремя Германии. У немцев появились основания быть довольными. В конечном итоге после нескольких выплат проблема репараций была бы окончательно решена.
Комиссия немецких экспертов, возглавляемая президентом рейхсбанка Яльмаром Шахтом, начала переговоры в Париже. Все шло гладко, и Шахт наконец объявил, что он хотел бы принять предложения Юнга.
Выполнение плана Юнга могло бы поднять престиж Германской республики и, соответственно, ее правительства, большинство которого составляли социал-демокра– ты[26] . Одно это было неприемлемо для большинства националистов, тем более для нацистов. По этой причине один из участников переговоров, промышленник Альберт Феглер, при первой же возможности покинул конференцию. По этой же причине другой видный промышленник Альфред Гугенберг присоединился к нему.
Гугенбергу, невысокому, жилистому мужчине с седой шевелюрой, уже исполнилось шестьдесят пять лет. Он был генеральным директором заводов Круппа и играл ведущую роль в тяжелой промышленности Германии. В начале 20-х годов он стоял у истоков крайне правой Немецкой национальной народной партии. Он купил несколько берлинских газет, реорганизовал их, создав службу новостей, и владел постоянной долей во влиятельной провинциальной прессе. Таким образом, он получил в свои руки мощный механизм для формирования общественного мнения. В довершение всего он приобрел крупнейшую кинокомпанию Германии – УФА.
Теперь Гугенберг решил, что настало время поведать миру о себе и о своей партии. Он разослал три тысячи писем крупным немецким и иностранным промышленникам, в которых доказывал, что план Юнга грозит Германии гибелью и что рано или поздно те, кто поставит под ним подпись, убедятся в его неосуществимости. Хотя его письма явно дискредитировали немецкое правительство, власти промолчали.
Гугенберг не был рожден вождем масс, его друзьями были в основном промышленники, юнкеры, отставные военные и аристократы, его партии недоставало поддержки народа. Он отдавал себе отчет в том, что не в его возможностях ни сорвать план Юнга, ни приблизить падение республики, пока он не объединится с более сильными союзниками. Таким, по его мнению, мог бы стать Гитлер.
Нацисты обрушились на план Юнга даже с большим рвением, чем сам Гугенберг. «Ваши подписи нас ни к чему не обязывают, – писал Геббельс 1 июля 1929 года. – Перед лицом истории мы торжественно поднимем вверх руки, чистые и незапятнанные, и поклянемся, что не успокоимся, пока этими же руками не разорвем постыдный договор».
Однако слова Геббельса отнюдь не означали, что он горит желанием оказаться в одной лодке с Гугенбергом. Он презирал как Гугенберга, так и его друзей, и постоянно называл их не иначе как «сборищем реакционеров». Гитлер же смотрел на них с точки зрения финансовой выгоды и был не прочь пройти часть пути вместе с ними. Не уведомив Геббельса, он приехал в Берлин и выступил перед Гугенбергом и другими промышленниками и банкирами. Совершенно случайно Геббельсу стало известно об этом, и он тоже отправился на встречу. Когда вошел Геббельс, Гитлер уже заканчивал свою речь. Гитлер с Гугенбергом пришли к соглашению и решили совместно инициировать плебисцит против плана Юнга.
Геббельс не был в восторге от их альянса и не скрывал недовольства. «Если мы прибегаем к плебисциту, мы используем всего лишь тактическое средство, чтобы приблизиться к нашей цели. Средства достижения цели могут меняться. Но цель – никогда! Тот факт, что к одним и тем же средствам прибегают различные движения – совершенно различные с социалистической и националистической точек зрения, – не означает, что наша цель неверна», – писал он с явным раздражением.
С другой стороны, у альянса были и положительные стороны. Гитлер выставил условие, что Геббельс станет руководителем пропагандистской машины на период предстоящей кампании. Впервые он мог взяться за дело без каких-либо ограничений. Его указания должны были выполнять крупные газеты, в его распоряжении была служба новостей. У него был доступ к документальной хронике и другим кинематографическим средствам, а самое главное – у него было достаточно денег. Не надо было работать в темных каморках, где стоял табачный дым, не надо было бояться судебных повесток и экономить каждый грош. На этот раз он мог развернуться. Он позволил себе быть щедрым за счет Гугенберга, хотя еще задолго до плебисцита понял, что затея провалится. Но он предвидел, какую выгоду получит нацистская партия от саморекламы, в которую было вложено несколько миллионов долларов. (Для того чтобы плебисцит был признан состоявшимся, требовалось двадцать миллионов голосов, а против плана Юнга 22 декабря 1929 года проголосовали всего пять миллионов восемьсот тысяч человек.)
5
В октябре 1929 года рухнул нью-йоркский фондовый рынок. Миллиарды долларов бесследно улетучились. Процветанию в стране неограниченных возможностей внезапно пришел конец. Миллионы людей, считавших, что у них устойчивое финансовое положение, остались без гроша. Предприятия закрывались, люди оказывались на улице. Армия безработных росла.
Вряд ли нацистские главари, слабо разбиравшиеся в хитросплетениях мировой экономики, осознали, к чему приведет коллапс мировых рынков, но Яльмар Шахт ясно видел последствия. 23 июня он сообщил рейхсканцлеру Герману Мюллеру, что готов взять на себя ответственность за план Юнга. В ноябре Геринг
