«Любые сравнения с третьим годом мировой войны совершенно неуместны». Тем самым он пресек все попытки проводить аналогии.
Он воспользовался временным преимуществом, которое давал ему тот факт, что на этот раз война была объявлена не Соединенными Штатами, а самой Германией. Его рассуждения были просты: во время Первой мировой войны Германия стремилась избежать конфликта с Америкой, теперь же ее превосходство в военной мощи несомненно, а значит, ей и должна принадлежать инициатива. Фюрер был более чем прав, когда сделал этот шаг. Тем более, что с 7 декабря «положение стран Альянса стало настолько сложным, что даже политическим и военным экспертам оно кажется неправдоподобным».
И все же немецкий народ повел себя неожиданно. По каким-то загадочным причинам люди отказывались верить, что Германия объявила войну Америке. Все придерживались твердого мнения, что именно Соединенные Штаты сделали первый шаг к войне, и поколебать их уверенность было крайне трудно. Геббельсу пришлось менять тактику, но единственное, что он мог сделать для успокоения народа, – это вытащить на свет Божий старые доводы, которые были в ходу еще во времена Первой мировой войны, и прежде всего заверения в том, что помощь Америки союзникам не придет вообще, а если и придет, то слишком поздно. Еще до того, как США начали активные действия, немцы вели серьезную и кропотливую обработку населения. 30 января 1941 года Гитлер выступил с заявлением, в котором сказал, что не боится Соединенных Штатов, а через несколько дней Геббельс заметил: «Фюрер не оставил никаких сомнений в том, что рейх готов к любым неожиданностям». За две недели до налета японцев на Перл-Харбор Геббельс написал: «США не представляют для нас никакой опасности…»
Но разве сам Гитлер не говорил, что причиной поражения Германии в 1918 году была война на два фронта? Разве не он сказал, что руководитель страны, которому дорога судьба родины, не может повторить ошибку? Как следовало понимать его слова? Когда Германия вторглась в Советскую Россию, Геббельс твердо заявил, что о войне на два фронта не может быть и речи, так как Англия уже практически разбита – хотя сама Англия об этом и не подозревала. Но уж теперь-то война на два фронта стала реальностью.
Геббельс решил вставшую перед ним задачу с помощью лозунга. Как-то Гитлер изрек, что «перед людьми нельзя ставить больше одной цели, точно так же нельзя указывать им больше одного врага». В полном соответствии с мыслью фюрера Геббельс заявил, что у Германии есть только один противник: большевик и плутократ, демократ и империалист, революционер и капиталист, и этот враг в одном лице – еврей. Мировое еврейское сообщество и является заклятым врагом немцев. Да, Геббельс совершенно серьезно утверждал, что оси Берлин – Рим и их сателлитам с общим населением двести миллионов человек угрожают одним фактом своего существования пятнадцать миллионов евреев, разбросанных по всему земному шару и не имеющих ни своего государства, ни своей армии, ни военно-морского флота, ни авиации. Каким бы смехотворным ни выглядел довод Геббельса, следует признать, что пользовался он им с чрезвычайной ловкостью и последовательностью.
Он начал готовить поле для своей пропагандистской кампании задолго до того, как Германия объявила войну Соединенным Штатам.
«Враждебная нам еврейско-большевистская партия доктринеров и коварные евреи из числа капиталистов предприняли самый дерзкий шаг, какой только можно себе представить. Плутократия нагло использует социализм, чтобы установить жесточайшую диктатуру капитализма», – писал он 20 июля 1942 года. И еще, неделей позже: «Еврей в Сити и еврей в Кремле… находятся в полном единении. Они готовы играть в большевизм и капитализм, в атеизм и христианство, в демократию и автократию, в террор и либерализм – словом, во что угодно, в зависимости от того, что больше соответствует их сиюминутным целям, лишь бы спасти себе жизнь».
Снова и снова Геббельс твердит о «сговоре большевиков и еврейской плутократии». Он заявляет: «У евреев есть два способа утверждать свое превосходство над другими народами: капитализм и интернациональный большевизм».
Но на своем обычном утреннем совещании он несколько смягчает тон. «Господа, – сказал он, – давайте не будем дурачить самих себя. Разумеется, мирового еврейского сообщества, которое стало бы держаться вместе и в радости и в беде и каким мы его себе представляем, не существует. Нельзя полагать всерьез, что интересы евреев из лондонского Сити и еврейских банкиров Уоллстрит совпадают с интересами евреев, засевших в Московском Кремле»[86].
Любопытно, что, согласно свидельству доктора Тауберта, Геббельсу вскоре пришлось пожалеть о своей откровенности. Вероятно, кто-то донес о его рассуждениях в ставку Гитлера, так как на следующий день Геббельс сказал, что, видимо, его мысль не совсем правильно поняли: единство устремлений мирового еврейского сообщества не подлежит никакому сомнению.
2
Таким образом, Геббельс выдвинул тезис о том, что Соединенные Штаты вступили в войну ради защиты интересов мирового еврейского сообщества. Еще в мае 1941 года он начинает собирать «доказательства» для подтверждения своих аргументов и приводить их. «Необходимо уделить должное внимание сведениям о еврейском происхождении Рузвельта, которые нам предоставило агентство «Национальсоциалистише корреспонденц». Фотографии Рузвельта с явно выраженными чертами иудея могут быть использованы с большой пользой»[87]. Вот еще один пример: «Не секрет, что американский президент Рузвельт окружил себя мночисленными советниками еврейского происхождения. Нетрудно догадаться, какого рода советы они ему нашептывают».
Однако его предыдущие выпады не шли ни в какое сравнение с той бранью, которой он разразился теперь, когда была объявлена война Соединенным Штатам. «Редко встретишь высокопоставленного государственного служащего, который бы с таким преступным легкомыслием оценивал международную обстановку и не принимал в расчет экономическую, духовную и военную силу противника. Нейтральные наблюдатели сообщают, что он заметно сдал, постарел и даже поседел с началом азиатского конфликта. Что же, его легко понять».
Но что бы ни говорил Геббельс о Рузвельте, он никогда не достигал той ярости и виртуозности, с какой бранил Уинстона Черчилля. Видимо, ему недоставало личной неприязни. Тем временем агитация против Соединенных Штатов набирала обороты: нападкам подвергались пресса, правительство, интервенты, они же поджигатели войны, и, само собой разумеется, евреи. Во всех материалах сквозил легкий намек: Америка – страна, достойная жалости, несмотря на свое внешнее благополучие. Конечно, втайне Геббельс предпочитал американские фильмы и музыку, но вслух он говорил другое. 18 апреля 1942 года он заявил: «То, что американцы именуют своей культурой, на самом деле не является таковой… Ежедневный душ, автомобиль отца и собственный автомобиль дочери, колоссальные небоскребы, невероятно толстые воскресные газеты…»
2 августа следует продолжение темы: «Страна, воюющая с древнейшими культурными народами Европы и Азии под предлогом спасения духа свободы, сама не имеет ни своего постоянного театра, ни своей постоянной оперы. Антреприза вроде нью-йоркской «Метрополитен– опера» существовала за счет немецкого и итальянского оперного искусства и исполнителей и вынуждена была закрыться, когда разразилась война, из-за отсутствия подходящего репертуара – что весьма и весьма показательно[88]. Не будь у американцев денег, они были бы самым презираемым народом мира».
Что касается «древнейших культурных народов Европы и Азии», то они, согласно геббельсовской пропаганде, сражались, «защищая все, что ими было создано за двухтысячелетнюю историю».
3
Будь на то воля Геббельса, он бы предпочел забыть о войне с Россией, а заодно и заставил бы весь народ не вспоминать о ней. «Кто сегодня еще говорит об ужасах холодов с января по март 1940 года? И кто в мае или июне 1942 года станет говорить о физических и духовных тяготах этой зимы?» – успокаивало министерство пропаганды своих слушателей 23 января 1941 года, хотя все понимали, что утешение было слабым.
Несмотря на постоянные заклинания Геббельса, что история не повторяется, немцы не могли не вспомнить о другой великой армии, которая вторглась в Россию и погибла. То, что когда-то случилось с Наполеоном, теперь могло произойти и с Гитлером. И Геббельсу не оставалось ничего другого, как взять быка за рога. «Новое прочтение литературы о поражении наполеоновской армии в кампании 1812 года против России заставляет нас обратиться к войне германской армии против Советского Союза… Сравнение с
