Неприятности у лейтенанта начались практически с первого месяца службы. Если бы он был мудрее и опытнее, то, конечно, не влип бы так рано. Однако долго избегать проблем, как он с горечью решил потом, все равно бы не удалось. Короче говоря, первый инцидент произошел, когда Костя отправился искупаться в солдатскую баню. Офицерская работала только по выходным, а на эти выходные у Чепрасова был караул. Искупаться же очень хотелось. У себя дома — в Волгограде — он, вообще-то, купался через день, и считал, что это норма для цивилизованного человека. Да и на военной кафедре им с самого начала внушали, что, несмотря на все анекдоты, настоящий офицер должен быть чистым, хорошо пахнущим, подтянутым и отлично побритым.
Таким образом, так как других вариантов не было вообще, Костя отправился в солдатскую баню днем. Был бы он умнее, пошел туда с компанией других офицеров, человек в пять или шесть. Но он не был еще так хорошо знаком со всеми, чтобы «упасть кому-нибудь на хвост».
Зайдя в баню, входные двери которой никогда, видимо, не закрывались, и поднявшись на второй этаж, Костя хотел было попасть в кабинет прапорщика — номинального заведующего баней. Однако кабинет его был замкнут, а солдат — банщик сообщил, что прапорщик и не появлялся. С самого утра не было.
Это, впрочем, было и неудивительно. Заведующий баней редко бывал трезв. Была в тот момент и еще одна причина, о которой Чепрасов узнал уже много позже. У прапорщика возник конфликт с местной шпаной, которая один раз, придя в баню, не очень его уважила. В результате и заведующий был жестоко бит, и входная дверь была выбита. Никто брать расходы по замене врезного замка на себя не захотел, поэтому баня так долго и не закрывалась даже на ночь.
В общем, прапорщик, оказывается, сам побаивался лишний раз в бане появляться, чтобы не встретиться со своими недоброжелателями. Хотя бы до тех пор, пока конфликт не будет разрешен путем переговоров разных уважаемых людей.
Если бы Костя знал все эти тонкости, то обошел бы эту баню за километр. Но он ничего не подозревал. Огорчился, конечно, что не может оставить бушлат и форму в надежном кабинете прапорщика, но, делать нечего, разделся в солдатской раздевалке, и решил искупаться по-быстрому. Что-то эта тишина его сильно напрягала.
И точно. Не успел он смыть с себя мыльную пену, как примчался солдат — банщик с глазами в пол- лица, и безо всякой субординации, трагическим шепотом, выдал:
— Беги в раздевалку, там у тебя сейчас бушлат забирать будут.
Фраза была построена странно. Почему «забирать»? Не «украсть», а именно «забирать»? Как будто его там ждут, чтобы выписать чин-чинарем протокол изъятия!
Да и поведение солдата было непонятным. То ли он искренне переживал, и испугался, то ли, вовсе наоборот, радовался предстоящему представлению.
В общем, честно говоря, у Кости по спине пробежал нехороший холодок. Тем не менее, как был, то есть в чем мать родила, он вышел в раздевалку.
Там, действительно, стояли два бугая, и несколько даже брезгливо рассматривали Костину форму. Пожалуй, впервые Костя почувствовал радость от того, что он получил бушлат абсолютно нестандартного белесого цвета, на который уважающий себя кадровый офицер в жизни не согласился бы.
Аборигены хмуро посмотрели на голого лейтенанта, потом на его экипировку, а потом один из них сделал резкий шаг вперед, и без подготовки ударил Костю ногой в живот. Удар был весьма чувствительный, а, главное, неожиданный. Лейтенант упал на холодный кафельный пол, сжался в комок, но второго удара не последовало.
— Что за говно ты носишь? — зло спросил второй, не бивший. — Нам хороший бушлат нужен. Короче, летеха, ты конкретно попал, сука. Даем тебе неделю сроку. Через неделю принесешь сюда нормальный камуфляжный бушлат. Не принесешь — пеняй на себя!
Вот тут первый еще раз одарил Костю ногой по ребрам, и они неторопливо ушли. Прятавшийся за стеной банщик вышел, и помог Чепрасову подняться.
— Кто это? — спросил лейтенант, морщась от боли.
— Это Изам и Расул. Ходят сюда постоянно. Это они папоротника нашего отмудохали. Черт их знает, кто такие на самом деле. Кто их местных, тут разберет? Может, и правда, блатные. А может так — понты кидают. Просто здоровые сильно.
Легче Косте от этих разговоров не стало. Тем более, что солдат добавил «оптимизма».
— Но нарики они — это точно. Они сюда пару раз обдолбанные приходили. Может просто курят, а может — ширяются?
Солдат подумал, а потом покачал головой в сомнении:
— Нет, наверное, ширяются. От анаши человек добреет. А эти всегда злые. Всегда. Только иной раз бывают совсем злые, а иной раз — не очень. Перышки носят с собой тоже.
— Какие перышки? — Костя так удивился, что не смог не спросить.
— Ну что вы, товарищ лейтенант, таким интеллигентом прикидываетесь? Вы что — реально не понимаете? Ножи они с собой носят. Выкидные.
Чепрасов собрался, и ушел с потухшим настроением. Чистота и свежесть его уже совсем не радовали, вообще не ощущались. Зато страшно хотелось собрать вещи, и дунуть из Дагестана домой как можно быстрее. Понятно, что сделать это он не мог. Нужно было что-то решать. Но что? Пойти к командиру части?
Идти жаловаться не хотелось. Костя вообще не любил жаловаться. Гордость не позволяла просить кого-то об одолжении. И все же?
Сутки в карауле были самыми приятными. За стенами, окруженными колючей проволокой, а главное — с пистолетом в руках, лейтенант чувствовал себя в полной безопасности. «Хорошо бы», — думал он, — «если бы поставили меня в бессменный караул. Я бы всю службу здесь просидел. Ей Богу! Кормят же? Кормят. Да и прикупить чего угодно в магазине можно. Телевизор, вон, целый день можно смотреть. Все подряд. И безопасно».
Потом он стал думать, что было бы здорово, если бы им — офицерам — можно было бы постоянно носить с собой оружие. Это так окрыляет! Но потом он представил, как стреляет в этих двух местных, убивает… Потом местная милиция… И все — туши свет. Лучше сразу застрелиться.
«Застрелиться не раньше, чем убить этих двоих», — зло подумал Костя.
Тем не менее, когда его караул закончился, он сдал пистолет в оружейку, попрощался с дежурным по батальону, и отправился домой — на квартиру, которая находилась на две улицы ниже расположения части.
Настоящий удар ожидал его именно там. Престарелая хозяйка квартиры, между прочим, сообщила, что приходил какой-то Расул, и спрашивал его. Представился другом, сказал, что срочно нужен. Ушел очень недовольный. Пнул ногой калитку.
«Странные у тебя друзья!» — недовольно пробурчала хозяйка. Костя так и обмер. Только и нашел силы сказать — «Аборигены, что с них взять? Сами знаете» — и ушел к себе в комнату. Вечер резко перестал быть томным. Надо было что-то делать.
Первой мелькнула мысль, что надо бы сменить квартиру. Но потом Чепрасов скривился — куда бы он ни ушел отсюда, от воинской части не уйдешь. Все равно найдут. В батальоне кто-то «стучит» из местных — ежу понятно. Иначе откуда шпана узнала адрес его съемного жилья? Ведь об этом знали только в штабе, и его личный посыльный.
«Ладно», — подумал лейтенант. — «Предположим, я с ними встречусь. Что может быть самого плохого? Изобьют?». Но потом ему представился гораздо более страшный вариант. «Нарики могут пырнуть ножом. А что им? Обдолбятся, пырнут, и помнить не будут. У нас теперь за бутылку водки убить могут, а тут… Как мне не хватает пистолета!».
Следующие два дня лейтенант провел как на иголках. Все время трясся и оглядывался. В каждом гражданском местном ему чудились или Изам, или Расул. Страшно напрягало и то, что кучи гражданских шныряли по части. Местные военнослужащие раскланивались с ними, здоровались, и что-то деловито
