Несомненно, что Чака был самым популярным и уважаемым из королей зулусов, их национальным героем, — но только до кончины своей матери. После же смерти Нанди, когда меланхолия, охватившая короля, толкала его на отвратительные поступки, отношение к нему изменилось.
Как нередко бывает, подготовка к перевороту началась в придворных кругах. Мкабайи и М-Мама — тетки Чаки — первая была ловкой интриганкой с железной волей и ядовитым языком — стали нашептывать мятежные слова Мхлангане и Дингаану. «Сколько еще мучиться зулусам? Страна взывает к вам! Торопитесь, или вы станете очередными жертвами!» Мкабайи превратила в свое послушное орудие коварного Мбопу, королевского министра двора. Это стало возможным потому, что между королем и всеми его друзьями наступило отчуждение: как и все остальные подданные, они боялись Чаку.
Кроме того, Мкабайи ожесточила друзей Нанди, распустив ложный слух о том, что королева не умерла от болезни, а была убита Чакой. (Кстати сказать, этот слух был в дальнейшем подхвачен местными жителями, бежавшими в Порт-Натал. К списку гнусностей, приписываемых Чаке, они с готовностью добавили убийство матери. Вот истоки клеветы, которую распространили в дальнейшем некоторые писатели и другие лица).
Северный поход армии, уже измотанной кампанией против пондо, явился той каплей, которая переполнила чашу. Между тем король, оставшийся дома, среди женщин, обратил свой гнев на них. С упорством разыскивая тех, кто с помощью колдовства убил его мать, он установил, что некоторые женщины завели у себя кошек, доставленных в его страну через Делагоа. Чака решил, что эти женщины — злые волшебницы, и предавал их казни целыми десятками, пока общее число жертв не достигло почти трехсот. Эти убийства еще больше разожгли ненависть, переполнившую сердце Мкабайи.
Однако непосредственным поводом к выступлению против Чаки его братьев явился приказ короля, полученный армией в краале Ситайи, в местности Ква-Ц'еза. Приказ гласил, что у-диби должны быть отправлены домой, где из них сформируют новый полк — полк «Пчел». Всем же воинам — как рядовым, так и офицерам — надлежит впредь самим носить свои пожитки. Ситайи был отцом Мбопы. В его краале и разработали свой план Дингаан и Мхлангана. Объявив, что они нездоровы, братья короля вернулись в Дукузу в сопровождении Нкунзи-Езипдлову из клана Мбопы. Сводный же их брат Мнандо, не посвященный в тайну заговора, остался с войском.
Однако, дойдя до Дукузы, братья вспомнили об устрашающем величии Чаки, перетрусили и вернулись и свои краали поблизости от Дукузы, известив Чаку о том, что больны. Чака в самых энергичных выражениях высказался по поводу изнеженности братьев, но, к их великой радости, ничего не предпринял. Мкабайи, однако, беспрерывно оказывала на них давление, особенно потому, что казни женщин, державших кошек или подозревавшихся в этом, не прекращались.
Между тем Мдлака потерпел поражение в борьбе с Сошангааном. Теперь он вел свою умирающую с голоду армию по побережью на родину.
Глава 25
Смерть в Дукузе
Чаке был сорок один год, но звезда его уже закатилась, хотя сам он об этом и не подозревал. Одинокий и величественный, зулусский император часами предавался скорби или грезил, сидя на большой скале, с которой была хорошо видна вся его столица Дукуза. В таких случаях он брал с собой всего одного воина, но и тот держался вдали, однако на таком расстоянии, чтобы услышать его зов. Духовная прострация, в которую он впал после смерти матери, стала проходить — время излечивало последствия удара, едва не убившего Чаку. Но мизантропия и связанная с ней дикая жестокость отступали медленнее всего. В остальном мысли Чаки были предельно ясны. Такой же четкостью отличались и честолюбивые планы, которые он строил для зулусской нации.
Как замечает Брайант, Чака не был «обычным зулусом». Хотя он и прибегал к силе, чтобы создать великую нацию и выковать непобедимую армию с невиданной дисциплиной, он отлично понимал, что одной силы недостаточно. Достигнутые результаты никогда не удовлетворяли его. При первой возможности он расспрашивал белых, думая о том, как бы повысить культуру своего народа. Равнодушие зулусов к планам, которые он для них строил, огорчало и раздражало его.
Было бы поучительно рассмотреть поведение Чаки и его народа в свете теории д-ра Арнольда Тойнби о «раздражителе и реакции». Мы знаем теперь, что африканцы не менее умны, чем мы. И если ни один из народов Африки не отказался от невероятно древнего племенного строя, чтобы перейти на более высокую ступень цивилизации, то, возможно, это объясняется отсутствием сильного раздражения со стороны окружающей среды. Соприкосновение с форпостами западной цивилизации могло явиться таким раздражителем. Нельзя не видеть в Дингисвайо, который дружил с белым человеком, обладавшим знаниями и твердым характером, инициатора великих изменений среди африканцев, а в Чаке — человека, предназначенного их осуществить. Но, как указывал Тойнби, если народ не стремится к прогрессу, поскольку вызов, бросаемый окружающей средой и контактами с остальным миром, недостаточен, он может потерпеть поражение, когда соответствующий раздражитель появится, ибо народ не сможет ответить на него должным образом. Даже если бы Чака дожил до семидесяти лет и осуществил свой план посылки в Англию молодых воинов для изучения техники белых, цивилизация Запада не допустила бы дальнейшего возвышения народа нгуни.
«Странно, но факт, — пишет Брайант, — что Чака был столь же замечательным воспитателем, как и военным гением. Подчинение авторитету, закону, уважение к старшим, порядок и самоограничение, бесстрашие и самопожертвование, неустанный труд и выполнение обязанностей перед обществом, — словом, все самые благородные черты характера были тем фундаментом, на котором он строил нацию. Эти добродетели неуклонно прививались зулусам на протяжении всей его жизни и к тому времени, когда он ушел от них, превратились почти во врожденную привычку, стали второй натурой его народа».
Оценивая поступки Чаки, не следует забывать о том, что его народ стоял на неизмеримо более низкой ступени общественного развития, нежели, скажем, древние греки около 1000 года до н. э. Так, например, в архитектуре зулусы не продвинулись дальше хижин, состоявших из каркаса, покрытого травой. Употребление для строительства камня или необожженного кирпича было им совершенно неизвестно. Они не знали колеса и не имели средств передвижения. По воде они перемещались посредством связки сухого тростника, на которую ложились, наполовину погружаясь в воду, а затем делая руками и ногами такие же движения, как при плавании. О их наивности позволяет судить следующий факт: получив от европейца зеркало, они глазели на него с опаской, считая заколдованным, и пытались схватить человека, который, по их представлению, прятался за зеркалом.
Чака, несомненно бывал временами жесток. Но это присуще всем великим полководцам. Тит, самый «гуманный» из римских императоров, во время осады Иерусалима распинал по тысяче иудеев в день для поощрения других. Чака велел заживо сжечь пятнадцать женщин. Красс же, разбив Спартака, распял шесть тысяч восставших рабов. Когда в 1631 году Тилли взял штурмом Магдебург, жительницы этого города подверглись насилию. Воины Чаки за такое преступление поплатились бы жизнью. Прежде чем судить зулусов, вспомним, как вели себя участники последней войны.
О врожденном уме Чаки можно судить по дошедшим до нас кратким изложениям его бесед с белыми. Любознательный король очень любил разговаривать с Айзексом, на которого обрушивал град вопросов. Особенно хотелось ему узнать о природе звезд и вообще вселенной. Он наотрез отказался верить в то, что звезды — те же солнца, размерами превышают Землю и свободно вращаются по определенным орбитам.
«А разве кто-нибудь был там и измерил их?» Получив отрицательный ответ, Чака резко сказал Айзексу, чтобы тот перестал пичкать его детскими сказками. Он высказал предположение, что звезды вставлены в огромный свод из голубой породы, вращающийся вокруг земли. Или же свод этот состоит из густой тучи голубого дыма, образованной всеми кострами, которые горят на земле.
Во время первого посещения Чаки Фином, когда король еще страдал от раны, нанесенной ему при
