приказал всем воинам полка носить по одному красному перу бананоеда, которое, как знает мой отец, служит символом почета и победы. Это право предоставляется лишь избранным полкам. Итак, отец мой, наши выдающиеся мужские способности чуть было не привели нас на грань поражения и позора. Но когда мы перестали быть мужчинами, нас наградили как победителей. Впрочем, для полка, одержавшего победу, у нас был удивительно подавленный и горестный вид. Страдая от сильной боли, мы покинули поле для парадов и отправились в свои казармы, где с удовольствием провели день-два, пока боль не утихла. Что же еще сказать, отец мой? Полки, стоявшие за нами, воспользовались нашим опытом. И так как желание возбуждалось в них не так остро, как в нас, им удалось подавить его, не прибегая к столь крутым мерам. Им повезло: ни один воин из этих полков не пошел на корм птицам».
Глава 24
Посольство к королю Георгу IV
Собираясь отправить посольство к королю Георгу IV, Чака предпринял ряд подготовительных мер, необходимых, по его мнению, накануне столь важного шага. На заседании королевского совета с участием приглашенных вождей и белых друзей было решено просить лейтенанта Королевского военно-морского флота Книга взять посольство под свою опеку.
Чака решил, что лейтенант Книг должен иметь официальный статус в его государстве, и назначил английского офицера командиром отборного полка Гибабаньо, который стоял в то время поблизости от королевской столицы — Дукузы, чуть южнее реки Умвоти. Фин ошибочно называет этот полк Дукузским. Зулусские полки иногда обозначались названиями военных краалей, где были расквартированы, но фактически никакого Дукузского полка не было.
Лейтенанту Кингу выдали полную парадную форму командира гвардейского полка, так как его полк был гвардейским. Неизвестно, надевал ли он ее когда-нибудь, но если надевал, то несомненно производил в ней внушительное впечатление: на голове — плюмаж из перьев белого страуса и голубого журавля; плюмаж прикреплялся к меховой шапочке, которая была обшита узкой полоской леопардовой шкуры; с нее на щеки и затылок свешивалась бахрома из такой же шкуры; на плечах богато украшенная накидка из множества темных моховых хвостов, грудь прикрывали тоже хвосты, но белые;
свободно болтающиеся хвосты охватывали тело почти до колен и были прикреплены к щиколоткам. И, наконец, Книг должен был носить белый щит и ударный ассегай. Рисунок Ангаса, который изобразил трех зулусских воинов в царствование короля Мпанде (см. вклейку), даст читателю более полное представление о достижениях зулусской армии в области эстетики.
Король Чака желал, чтобы «брат» его — король Георг IV — узнал, как одеваются зулусы и что они вообще собой представляют. Поэтому он отобрал шесть красивейших «лилий гарема»: краснеющий лейтенант должен был презентовать их со всеми их почти обнаженными прелестями главе Ганноверского дома[133].
Представления Чаки о европейской архитектуре ограничивались знакомством с грубыми и безобразными строениями из необожженного кирпича, которые возводили белые колонисты. Поэтому он решил послать с лейтенантом Кингом шестерых специалистов но строительству хижин — они покажут Ум- Джоджи, как построить красивую хижину. Конечно, она покажется маленькой по сравнению с его зданиями, но зато не будет такой уродливой.
Основной же задачей посольства было приобретение «эликсира жизни», то есть средства для окраски и ращения волос, а также переговоры о заключении оборонительного и наступательного союза между Чакой и королем Георгом. В этой связи Чака высказался в том смысле, что неплохо бы Ум-Джоджи поручить своим военачальникам ознакомиться с военным искусством зулусов. Ибо, доказывал Чака, «если в вашей стране идет дождь, какая может быть польза от кремневых ружей, которые как я убедился, совершенно бесполезны при сырости?»
Если же вооружить английскую армию копьями и щитами, она и в дождь сможет атаковать противника, так как это отличное оружие не зависит от погоды. Щитами англичане станут отводить в сторону штыки противника, которые таким образом окажутся бесполезными. А после этого врага будет нетрудно заколоть ударным ассегаем.
Затем Чака объявил, что в сырую погоду, когда мушкеты бесполезны, он готов сразиться с любой европейской армией, равной по численности зулусской, и уверен, что одержит победу. Его несколько смущали пушки, но он утверждал, что орудия уменьшают мобильность армии, а значит, их использование подрывает способность быстро передвигаться, которая составляет основу военного искусства. Рассуждая таким образом, он советовал Ум-Джоджи отказаться от сапог и использовать кожу для изготовления щитов. «Посмотрите на себя, белые люди; когда вы впервые прибыли сюда, почти на всех были сапоги, и вам было так трудно ходить, что мы жалели вас. А теперь вы босы и настолько усовершенствовались в ходьбе, что когда-нибудь сможете почти сравняться на марше с зулусами».
Чтобы покрыть расходы посольства, Чака вручил лейтенанту Кингу восемьдесят шесть слоновых бивней, в том числе один или два очень больших. Чака сказал, что они послужат ему устами (в смысле «представят его королю Георгу»).
Он выразил надежду, что Ум-Джоджи возьмет зулусское посольство «себе под мышки», подобно тому как он (Чака) обошелся с англичанами в стране зулусов. Тут следует заметить, что Чака всегда был великодушен к белым. Со временем зулусские правонарушители стали все чаще искать убежища в английском поселении у Порт-Натала. Возмущенные вожди не раз обращались к Чаке, настаивая, чтобы он потребовал выдачи бежавших, но Чака неизменно отвечал: «Не важно. Они ушли к моим друзьям, а не к врагам. Оставьте их». Фин считал это проявлением «благородства» Чаки.
Посредством тонкой дипломатии лейтенанту Кингу как-то удалось избавиться от обременительных обязанностей опекуна шести почти нагих красоток и шести строителей хижин.
Как мы помним, 1 октября 1825 года бриг «Мэри» потерпел крушение у самого Порт-Натала. На борту его в числе других находились лейтенант Дж. С. Кинг и Натаниэл Айзекс. После почти трех лет тяжелого труда судовой плотник Хаттон построил из обломков брига новую шхуну. Ее окрестили «Чакой». 10 марта 1828 года маленькое судно плавно соскользнуло на ровно дышавшую грудь лагуны, а 30 апреля, провожаемая плачем и стенаниями слуг, оставшихся па берегу, шхуна миновала отмель при входе в гавань и взяла курс на Мыс[134]. На борту ее находились Феруэлл с супругой, Айзекс, а также посольство Чаки к королю Георгу IV. Оно состояло из Сотобе (клан Газу сибийя) в сопровождении двух жен, Мбозамбозы (клан Эма-Нгванени), Пикваана, сына Бизвайо, доверенного слуги Чаки, и Джекоба Пловца — толмача Чаки.
Четвертого мая 1828 года, после четырехдневного перехода по морю, «Чака» бросил якорь в бухте Алгоа (Порт-Элнзабет). Тут пассажиры немедленно столкнулись с бездушными чиновниками. Власти с неудовольствием взирали на «Чаку» — судно, прибывшее из-за границы и не значащееся в регистре. На этом основании шхуну конфисковали и поставили на прикол — гнить.
Посольство, которое имело задание отправиться в Кейптаун для переговоров с губернатором, было задержано в Порт-Элизабете, причем губернатор распорядился содержать зулусов за счет казны (большая часть расходов пошла на грог). Чем больше пили зулусы, тем менее уверенными они себя чувствовали. Наконец тревога и нетерпение послов дошли до того, что они предприняли несколько попыток бежать. Они хотели отыскать сухопутную дорогу на родину. Случись это — безопасность европейских опекунов оказалась бы под серьезной угрозой, как только они вернулись бы в Натал.
Почти три месяца посольство бездействовало, пока наконец офицер, командовавший войсками его британского величества в Порт-Элизабете, не получил указания допросить зулусов. Майор Клоэт, щеголявший в красном мундире с блестящим золотым шитьем, засыпал посольство нескончаемыми вопросами; зулусы отвечали с присущим им достоинством.
Лейтенант Кинг не присутствовал при первой беседе. Айзекс, участвовавший во встрече, записал вопросы и ответы.
