кулаками, а я сидел у буссоли и даже и не думал подниматься. А зачем?
Если бы я ввязался в спор, то мне, волей — неволей, пришлось бы принимать чью-то сторону. Поругаться с бойцами, с которыми я провожу столько времени? Что мне это даст, кроме последующих проблем? Встать на их сторону? А как же корпоративная солидарность? Все-таки по штату прапорщик ближе ко мне, чем рядовые. Те скоро уйдут домой, а со старшиной еще служить и служить… Отбросим то, что в данном случае, я тоже не собирался задерживаться в армии. Это частный случай, не имеющий к решению проблемы никакого отношения. Будь я на месте, скажем, Найданова, как бы я поступил? Вот так бы и поступил. Вот Найданов и не высовывался, хотя наверняка слышал крики. Не мог не слышать.
Внезапно Чорновил резко прекратил спор, прошел мимо Старкова, и, видимо, отправился за Найдановым. Вполне возможно, что и жаловаться. Я представил себя на месте комбата, и поежился… И чего старшина приперся? Сидел бы на своем ПХД и не парился! Нет, принесла нелегкая.
Старков, окруженный группой сочувствующих товарищей, продолжал «бой с тенью», а я повернулся совсем в другую сторону, потому что за нами, на поле садился вертолет. Спорщики также перестали гомонить, видимо, увидев «железную птицу».
К ней подъехала «шишига», откуда вылезли Дьяков, Поленый, Куценко, Коля Лихачев, и еще какие-то знакомые физиономии с ПХД, но с ними я дружен не был.
Поленый, разглядев меня у буссоли, помахал мне рукой на прощание, и нырнул внутрь вертолета. Постепенно все приехавшие скрылись в его чреве, дверца захлопнулась, винты закрутились, машина плавно, хотя и кренясь на один бок, поднялась в воздух, потом выше, выше, выше… И взяла курс куда-то на восток. Скорее всего, на Хасавюрт. Оттуда, как я слышал, до Темир-Хан-Шуры часто ходили машины.
Я посмотрел на свою грязную задубевшую одежду, подумал о так и не выведенных вшах, о давно не мытом теле, и даже загрустил.
«Скоро», — подумал я. — «Скоро они прибудут домой. Искупаются, выпьют пива, переоденутся в чистое… Да много еще чего можно сделать, пока ты находишься в городе. А у меня все будет по- прежнему».
«Когда же будет мой вертолет?», — подумалось мне с грустью. — «Когда я полечу обратно. А потом — домой? Когда?».
— Сворачиваемся! — крикнул Найданов, грезы мои развеялись как дым, я начал разбирать буссоль, а личный состав — свои минометы.
Нашу машину снова тянул Зерниев, но на этот раз мы проехали совсем чуть-чуть. Просто вернулись к развалинам фермы, которую совсем недавно проехали.
Машины мы поставили прямо за стеной, однако тем «шишигам», у которых были прицеплены «васильки», сначала пришлось переехать речку вброд, (я не ошибся), где минометы отцепили, а потом уже вернуться.
Я, естественно, отправился на позицию. Для этого мне, чтобы не перебредать по колено в воде, понадобилось перейти речку по тоненькому самодельному мостику, больше похожему на лестницу, переброшенную в самом узком месте этой небольшой, но очень быстрой реки. По этому же мостику переходили мои бойцы с разобранными минометами, и, честно говоря, сердце у меня екало — я боялся, что под тяжестью тех, кто тащил опорные плиты, этот мостик сломается. К счастью, обошлось.
Только мы развернули минометы, как пришел Гришин, принес квадрант, и заставил нас выверять точность наводки — соответствие углов возвышения реальному наклону ствола, а также совпадение линии прицеливания с его направлением.
Последний раз я занимался этим еще на кафедре. Впрочем, под руководством подполковника все прошло легко и довольно быстро. Имевшиеся несовпадения мы исправили, но тут выяснилось, что у моего третьего расчета сломался подъемный механизм. Ручка крутилась сама по себе, а ствол как находился в одном положении, так и оставался.
— Вы чего? — зарычал Гришин, с которого мигом слетело все его хорошее настроение. — Вы чего сделали?
Ну да, бойцы уже давно относились к своему имуществу без особого пиетета — грузили кое-как, дурно обращались, и думали, что оно безотказное. Как оказалось, нет.
Растерянный расчет стоял у своего миномета, и молчал. Гришин ничего нам не сказал, а молча ушел. И что нужно было делать? Самим ремонтировать? Как это сделать, не знал даже Найданов, не то что я.
— Ладно, — сказал, наконец, комбат, — завтра утром найду инструменты, разберем эту хреновину, и посмотрим, что там сломалось.
Я пошел обратно, и тут обратил внимание, что слева от фермы стоит до боли знакомая машина связи. Ну да, точно! Это же Юра Венгр! Я резко свернул в его сторону, подошел к машине, и заглянул в кунг. Там никого не было. Тогда я обошел машину с другой стороны, открыл рабочий отсек… Да, Юра был там. Опять крутил свои настройки, и что-то записывал. Он, увидев меня, приветливо улыбнулся, но показал жестом — «Потом, мол». Я кивнул, в знак того, что понял намек, и залез обратно в кунг, потому что увидел там какие- то газеты. Смешно, но это были старые выпуски еженедельника «Семья». Так как делать мне было все равно больше нечего, я принялся за чтение, за которым время проходило гораздо быстрее, чем обычно.
Глава 5
В тот момент, когда раздался этот хлопок, я сидел у себя в кабине, и тупо рассматривал выщербленную стенку, сложенную из красного кирпича, размышляя о том, когда же все это кончится, и мы начнем что-нибудь делать реальное.
После хлопка я услышал вопль, визг, крик, переходящий в ультразвук, и внутри у меня все оборвалось. Я сразу сообразил, что что-то случилось. Может быть, нас даже обстреливают. Я пулей выскочил из «шишиги», и бросился к месту происшествия. Когда я вывернул из-за борта, то увидел, как Пятницкий зажимает правой рукой левую, катается на земле от боли, а из кисти у него фонтанчиком выплескивается кровь. Рядом, белый как мел, стоял Рамир.
Однако Найданов появился здесь еще раньше меня. Он уже вытащил жгут, и пытался пережать пострадавшему руку. Но Пятницкий катался так, что сделать это было нереально. В этот момент около раненого собралась толпа. Найданов осмотрелся, приказал Джимми Хендриксу и Андроиду держать Пятницкого, чтобы он не дергался, а мне — бежать за медиком.
Честно говоря, я даже обрадовался. Боец визжал так, что мне стало нехорошо. И, в общем-то, хотелось как-то быстрее отсюда исчезнуть. Тем более что я никак не мог представить себе причину произошедшего, а это мне не нравилось больше всего. Я почему-то уже предчувствовал, что добром это дело не закончится ни для меня, ни для Найданова.
Я быстро перебежал мостик, и через заросли помчался в расположение Франчковского, где по традиции обитал медик Гаджи. Он, к счастью, никуда не исчез, как это запросто могло быть, а мирно сидел около палатки, и что-то зашивал в своем хэбэ.
— Гаджи! Срочно! Там… У нас… раненый! — я проговорил это, хватая ртом воздух.
Капитан вытаращил на меня глаза, потом бросил свое обмундирование, схватил медицинскую сумку, и прямо в майке побежал следом за мной.
Когда мы домчались, я увидел, что у нас находится Санжапов, и что он тычет красного и растерянного Найданова кулаком в грудь, и орет на него так, что заглушает крики Пятницкого. Правда, тот выл уже значительно тише. Наверное, у него просто кончились силы.
— О, черт!… - процедил я сквозь зубы.
Майор обвинял Андрея в расхлябанности, в том, что тот не управляет батареей, что у нас творится бардак… Знакомая песня.
Гаджи сразу кинулся к солдату, снял с него жгут, полез в свою сумку… Комбат, увидев медика, сразу замолчал, и отошел. Тут я увидел и удрученного Васю Раца, и озадаченного Юру Венгра…
В общем, я решил, что пока меня не увидели, лучше вернуться на нашу позицию, тем более что, как я успел заметить, пробегая мимо, там вообще никого не было. Мне вовсе не хотелось дожидаться конца всей
