Жан-Мишель Риу
ТАЙНА ШАМПОЛЬОНА
«Пользуясь свободой, которую дарует жанр приключенческого романа, я порой пренебрегал исторической точностью, — честно признается Жан-Мишель Риу. — Где же правда? Уж точно не здесь! Эта книга предназначена для того, чтобы помечтать. Для того она и задумывалась. Тем же, кто этого не понял и захочет меня упрекнуть, отвечаю: „Я вас предупреждал. Это роман. На титульном листе так прямо и написано“».
Это честно, однако это — не вся правда. «Тайна Шампольона» — домысел об ученых, которые строили домыслы о полководце, который строил домыслы, и о расшифровщике, который был уверен, однако усомнился. Таким образом, единственной не гипотетической фигурой в этом нагромождении гипотез остается Жан-Франсуа Шампольон, основоположник египтологии, гениальный дешифровщик, человек, который услышал древних египтян. Все, кто его окружал, — и родной брат, и великий Наполеон Бонапарт, и блестящие математики, и въедливый издатель, друзья, враги, шпионы, злопыхатели — все они лишь химеры, безнадежно заблудившиеся в догадках.
Но Шампольон реален — как и его открытие. Очевидно, в этом и есть правда — ее дух, если не буква. Ученый невероятным напряжением сил прорывает пелену, и тайна за пеленой предстает ему первозданной, экзотичной, опасной, желанной — и по-прежнему неуловимой. Ради этого стоит жить — и уж точно ради этого стоит писать книги.
Его величье ослепляло саму историю.
ПРОЛОГ
С 1854 года издательство «Курселль» держит в тайне рукопись, на титульной странице которой значится:
Не открывать до 1 января 2004 года.
В каждом новом поколении верные душеприказчики издательства «Курселль» заботятся о скрупулезном соблюдении сей инструкции. Благодаря этому таинственный документ сто пятьдесят лет пребывает в чугунном сейфе, который ножками прикреплен к навощенному паркету комнаты на третьем этаже дома по улице де Сент-Пер в Париже, где находится кабинет издателя.
Нынешний руководитель издательства Максимилиан Курселль хранит единственное средство, с помощью коего можно вскрыть дверь этого превосходного швейцарского изделия, — оно находится в черном футляре, украшенном тонкой золотой нитью. Это ключ, ценный и единственный, который был ему вручен после смерти отца.
Не открывать до 1 января 2004 года.
Для законного наследника час настал.
Нетерпение влечет его к лестнице.
Рука дрожит, когда он вводит плоский и холодный ключ в утробу древнего сейфа, но изделие № 123 серии «Вулканор», произведенное в Цюрихе, поддается и открывается, как в первый день после продажи.
Сокровище внутри.
Это пачка бумаг, толстая и пожелтевшая, все это очень похоже на какое-то загадочное завещание, достоинства и опасности коего Максимилиану Курселлю неведомы.
Не открывать до 1 января 2004 года.
Автор постарался. Эти слова написаны на титульном листе. Вероятно, перо было очень тонко заточено. Рукопись тщательно перевязана бечевкой и скреплена восковой печатью, на которой вырисовываются три инициала: С. Ф. Л.
Бьет полночь, тайна сейчас умрет. Максимилиан Курселль разламывает восковую печать.
1 января 2004 года наступило, и Максимилиан Курселль приступает к чтению.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Я, ФАРОС-Ж. ЛЕ ЖАНСЕМ, ВОСТОКОВЕД И ИЗДАТЕЛЬ
ГЛАВА I
ПАРИЖ, 11 марта 1854 года…
Париж, 11 марта 1854 года. Я Фарос-Ж. Ле Жансем, востоковед и издатель, и скоро я умру. Это случится, быть может, сегодня вечером или завтра. Это случится, и я не испытываю никакой горечи. Я родился в Париже в 1775 году, и вот, читатель, мой расчет: я прожил семьдесят девять лет, это даже немного перебор.
В детстве меня полагали существом очень хрупким, но посмотрите, каков результат! Эта бледность, этот маленький рост, кои многие находили вестниками преждевременной смерти, предопределили мое будущее, и я могу этому только радоваться. Из-за того, что я казался слабым, мой отец, известный книготорговец Лувра, выбрал для меня карьеру издателя. Спокойная профессия, без всяких волнений. По крайней мере, он в это верил.
— Я знаю, — повторял он. — Издатели не горячат себе кровь. Не бегают. Не мерзнут, как я, когда жду очередного покупателя, потому что издателям платят книготорговцы.
Им остается только перечитывать и исправлять. Работает только голова, а она у моего сына, как мне кажется, посажена правильно. А еще, — вздыхал он каждый вечер, склоняя лицо к моей постели, — благодаря этой профессии наш сын будет жить безмятежно все то время, что Господь отпустит ему.
Под этими словами полностью подписывалась и моя мать, женщина благочестивая и набожная. Потом она начинала плакать. Причиной тому было пророчество моего отца. Я же лишь воодушевлялся своим столь коротким «будущим». Чтобы стать издателем (а я собирался жить по крайней мере до этих пор), я должен был обучиться читать и писать. Я безостановочно должен был учить разные языки. Из них я хотел выбрать наиболее древние, они с самого начала очаровывали меня.
Это правда, меня зовут Фарос; имя было выбрано моим отцом, несмотря на сомнения матери, и оно
