ровесником дома.
- Да, иду, - почти немедленно откликнулся знакомый голос. - Что за паника?
Лязгнул замок, и Женька не сдержал вздоха облегчения. Начальница была та же. Правильная.
Глупо, конечно. Вовсе и не та же самая. В белой, видимо, весьма дорогой рубашке. Свободная такая одежка, - мужского покроя, с огромными нагрудными карманами. Влажные волосы стильно зачесаны. Кроме рубашки и свежей прически на начальнице ничего не имелось. Стояла босая. Нет, все-таки поверить невозможно, что такие длинные и безупречные ноги на свете встречаются.
- Крутая блузка, - пробормотал Женька. - Очень тебе идет.
- Данке шен, - начальница ухмыльнулась. - Не в твою честь, не надейся.
- Иллюзий никогда не питал, - безропотно признал Женька. - Ты извини за поздний визит, вперся незваным. Как-то меня начало...
- Корчит? Знакомое дело. Входи, кроссовки скинь. Я новый ковролин постелила.
Женька принялся развязывать шнурки, бормоча:
- Понимаешь, что-то мне, правда, совсем не по себе. Хотел позвонить, да вот... Хамство, конечно, вдруг бы ты не одна была...
- Вообще, я как раз не одна, но это значения не имеет. А Сан Саныч мне звякнул, предупредил.
Женька разогнулся и замер, - из кухни вышла девушка, тоже босая, в красной рубашечке, которую и рубашечкой называть было преувеличением. В маленьком пупочке светился яркий камешек, и вся девчонка словно светилась, - ну до неправдоподобия хорошенькая куколка. Даже взъерошенные прядки короткой платиновой стрижки сверкали и искрились.
- Добрый вечер, - вежливо поздоровался Женька, совладав с шоком.
- Ой, мальчик! - волшебное создание улыбнулось.
- Брысь к музыке, - сказала Катрин.
Девчонка зашлепала по длинному коридору, оглянулась. Из комнаты выглянул темноволосый парень, обнаженный по пояс, в одних джинсах.
- Кать... - с чувством сказал Женька, вешая ветровку на древнюю вешалку. - Ты извини, пожалуйста, а?
- Пустое, Земляков. У меня законный выходной. Что хочу, то и делаю. И фиг кто мне помешает. Иди на кухню...
На расшатанном столе стояла литровая бутылка джина, тоник. В пиалах красовались орешки и миниатюрные маринованные огурчики. Бокалы со следами губной помады. Катрин сполоснула один из сосудов над старинной раковиной.
- Падай, Жень. На обстановку внимания не обращай. Квартирка съемная, но я как-то здесь прижилась. На молодежь внимания тоже не обращай, они мешать не будут.
Женька кивнул. Парень был явно постарше самой хозяйки - темноволосый, в меру накаченный, спортивный. К таким командирша явно благоволила.
Зашипел тоник. Катрин качнула бокалом:
- С возвращением.
Женька глотнул холодной жидкости, вдохнул хвойный аромат. Как, там, у Артюховки.
- Кать, мне, наверное, алкоголь не нужен.
- Это не алкоголь. Просто напиток, мне нравящийся, - Катрин медленно поцедила джин с тоником, отставила бокал. - Накачивать, я тебя, Женька, не буду. Не нужно, да и не поможет. Ничего нам с тобой не поможет. Только пара дней здешнего кисельного бытия, и всякая фигня, скрашивающая жизнь. Я когда первый раз вышла, сидела как дура, слезы лила.
- Да ладно, что ты меня утешаешь, - обиделся Женька.
- Какие тут утешения? Поплакала. Хотя опыт у меня был. Но в 'кальку' ходить - это иное. Возвращаться - вообще... Дерьмо пополам с облегчением. Каким-то глобальным власовцем себя чувствуешь. И не веришь ни во что на свете.
- Точно, - Женька взял оливку, принялся рассматривать. - Кать, мы там были или нет?
- Вопрос философский. Возможно, мы там и остались. В окопе, в подвале, под танком. Это же 'калька'. Всё может быть.
- Нет. Это они там остались: разведчики, и лейтенант Костя, тетка Наталья, батальон в Госпроме. Девчонка та, осколком чикнутая. Варварин. Все там остались. Навсегда.
- Ну, это слишком пессимистичная точка зрения. Большинство, не смотря на всё, выжило. Победу отпраздновало.
- Думаешь? - пробормотал Женька.
Катрин взяла бутылку:
- Нет. Не думаю. Мертвых всегда больше чем живых. Есть такой необъяснимый парадокс мироздания. С другой стороны, когда-то мы все без исключения отправимся к хорошо знакомым людям. Полагаю, ТАМ никаких границ между 'кальками' не существует.
- Здорово, - Женька лизнул оливку. - Значит, вопрос философский?
- В общем, несомненно, философский и отвлеченный. Но все равно, тоскливо. Знаешь, сожгли наш 'танчик'. На шоссе они с немцами столкнулись.
- Эх...Отличные бойцы были. Кать, плесни глоточек.
Чистый джин жарко скользнул в желудок.
- Война есть война, - Катрин хрустнула огурчиком. - Мне Варварин рассказал, только я, дура, не спросила, как фамилия танкиста Бориса была.
- Зверенко, его фамилия, - сказал Женька. - Я с ним немного поболтать успел. Из Ейска он родом. Зверенко или Свиренко, я толком не расслышал.
- Ой, блин! - начальница зажмурилась. - Вот я идиотка! Знакомое же лицо. Очень даже похожи. Точно - брат или племянник. Вот дура! Я же с его родственником когда-то дружила. Тьфу, черт! Странное дело, нужно будет попросить просчитать вероятность. Понимаешь, в разных 'кальках', то с чьими-то родственниками, то с однофамильцами сталкиваешься. Должна существовать закономерность какая-то.
- Я думал, ты в танкиста немножко втюрилась, - ляпнул Женька.
- Романтик ты. Выдумываешь. Нет, я однолюбка, правда, морально разложившаяся, - начальница улыбнулась. - А у тебя как, с этой, как её, - с Ириной?
- Я её там вспоминал, - пробормотал Женька. - Это что-то значит?
- О, это значит бесконечно много. Или абсолютно ничего не значит. Хочешь циничный совет? Вспоминай девушку, либо в момент эрекции, либо вовсе не смей забывать.
- Замечательный совет. Осталось только определиться в какую категорию Иришку пристроить.
- Нет ничего проще, - Катрин взяла со стола мобильный телефон. - Номер помнишь? Вот, это уже о чем-то говорит. Звони, и сразу поймешь в какую виртуальную папку знакомство отнести - 'Деффки' или 'Моя'.
- Безумно как-то, и категорично, - неуверенно пробормотал Женька.
- Я вообще безумная особа. Неправильная.
- Ал-лоу, - рассеянно отозвалась Иришка.
- Это я, Джогнут. Не спишь?
- Ой! - было слышно, как скрипнули знакомые пружины тахты. - Жень, тебе позвонить дали? Ты в Москве? Я в воскресенье к тебе хотела...
Женька глянул на начальницу, слушающую с откровенным интересом, - та великодушно кивнула.
- Ир, я тут вроде как в увольнении, - осторожно сказал Женька. - В смысле, на свободе.
- Ой, может, я подскочу? - теперь уже в голосе девушки звучала неуверенность. - Можно?
- Было бы здорово, - сказал Женька, глядя на начальницу, - та насмешливо улыбалась. - Якиманка 37. Только я не знаю, сколько я здесь смогу...
- Так я сейчас выскочу...
