любопытство – не подозрительность.
Вот тут я, пожалуй, впервые взглянул на него. Увидел волосы и живот. И первого, и второго хватало. Предположил, что ему лет сорок пять. Натруженные рабочие руки, никакого обручального кольца, но это ни о чем не говорило. Добрые глаза, напомнившие мне черные или темно-коричневые стекляшки, заменявшие глаза полярному медведю из мастерской таксидермиста, где я проходил практику перед последним годом обучения в колледже.
Прежде чем я успел ответить на вопрос Дэнни, рядом со мной возник фельдшер, присел на корточки.
– Он вроде бы в норме, – сообщил Дэнни. – В момент взрыва находился рядом с кафе.
– Давай посмотрим. – Фельдшер повернул мою голову так, чтобы заглянуть мне в глаза. – Сейчас я задам вам несколько простых вопросов. Если сможете, ответьте на них. Как вас зовут?
– Натаниэль. Натаниэль Айдл.
– Нат Айдл, – выдохнул Дэнни. Ранее я назвал ему свое имя, но не фамилию.
Фельдшер и я повернулись к нему. Дэнни отвел глаза, как делает плохой игрок в покер, не умеющий маскировать эмоции, и, нужно отметить, меня это не удивило.
Годом раньше я готовил статью об эпидемии СПИДа, грозящей распространиться среди проституток- иммигранток нашего города, и получил тревожную наводку. Несколько копов, которым поручили ликвидировать подпольные бордели, бесплатно пользовались их услугами, вместо того чтобы наказывать нарушителей закона. Один из копов, узнав, что он мог заразиться СПИДом, избил двадцатилетнюю проститутку, приехавшую из Малайзии, рукояткой ручного фонарика. Этот коп – Тимоти Аравело – и еще двое угодили за решетку.
Публично многие сотрудники полиции похвалили меня за эту статью, как того требовала политкорректность. Наедине они говорили, что я преувеличил проблему одного плохого копа, раздув ее до крестового похода. Меня записали в число тех, кто жаден до сенсаций.
– Переломов нет, царапина на лбу, ссадины на коленях, локтях, ладонях. Результат падения, – констатировал фельдшер.
– Вы все сделали правильно, – сказал Дэнни.
Фельдшер думал, что коп обращается к нему, но я-то знал, о чем речь.
– Спасибо, – кивнул я. – Дэнни, послушайте, что-то не так. Произошло что-то очень странное, и…
Дэнни меня оборвал:
– Мы возьмем показания у всех, кто находился в непосредственной близости от места происшествия. Нам нравятся свежие, по горячим следам впечатления. Вы – следующий, у кого будут брать показания. – Он нагнулся поближе: – Обычно лейтенант Аравело задает несколько вежливых вопросов, а потом дружески похлопывает по спине. Но возможно, вас ждет более жесткое обращение.
Глава 2
Копы соорудили временный командный пункт на лужайке перед «Кама-Суши».
Правоохранительные ведомства, особенно военизированные, славятся умением уничтожать: дома, передние двери, городки. На меня не меньшее впечатление производит их умение строить. Дайте группе людей в форме лопаты, стойки, брезент для крыш и стен, и через какой-нибудь час вы получите палаточный комплекс с душевыми и туалетами для мужчин и женщин.
Дэнни отвел меня к командному пункту.
– Подождите. – Он оставил меня у желтой ленты, окружавшей тент, поднырнул под нее и вошел, вероятно для того, чтобы дать знать, что очередной свидетель прибыл для дачи показаний. Мне вдруг вспомнился мой парикмахер, анализирующий исход президентских выборов 1996 года исходя исключительно из причесок Клинтона и Доула. Что делать, мы видим мир в ракурсе нашей профессиональной деятельности, и, стоя у желтой ленты, едва разминувшись со смертью, я, конечно же, смотрел на происходящее глазами журналиста. И везде видел материал для газетных статей. Мальчик в длинной порванной рубашке с нарисованной на спине лягушкой, играющей на барабанах, успокаивал плачущую мать…
– Заходите. – Дэнни приподнял желтую ленту, чтобы я смог поднырнуть под нее. – Лейтенант готов.
В тенте с полдюжины копов занимались различными делами. Кто-то отдавал команды по рациям, один печатал на ноутбуке, еще один настраивал большой радиопередатчик, всех объединяла сосредоточенность. Этих мужчин и женщин учили действовать в чрезвычайных ситуациях, и они точно знали, кто и что должен делать.
Дэнни повел меня в угол, шепча на ходу:
– Я сказал ему, кто вы и что вас сильно тряхнуло. Старался хоть немного расположить к вам, но, возможно, он не склонен вас прощать.
Действительно, такой склонности я не заметил.
Мать братьев Аравело, похоже, зачала их, совокупившись со склоном горы. Массивные кости, большая грудь, сильные, мясистые руки. Возможно, поэтому я сосредоточился на неестественно маленьком адамовом яблоке лейтенанта. В этом генетика точно дала сбой.
– Додо, – процедил он. Я обнаружил, что он сверлит меня взглядом.
Повернулся к Дэнни.
– Лейтенант всем дает прозвища, – пояснил тот. – Вроде бы это сближает, но на самом деле показывает, кто в доме хозяин.
– Все, Дэнни. Свободен, – скомандовал лейтенант. – Обойдемся без переводчиков.
Челюсть Дэнни закаменела, он повернулся и ушел. Аравело придвинул стул ближе.
– Додо – это птица. Вымершая. Как газетчики. Вас убьет Интернет и другие более эффективные средства распространения информации.
В Сан-Франциско даже копы зациклены на бизнес-моделях, даже если не упоминать о двойном значении слова «додо».[1]
– Прежде всего я не собираюсь запороть это расследование, – продолжил лейтенант. – В течение нескольких часов здесь будут и федералы, и следователи Управления полиции штата, и даже морские пехотинцы, чтобы перевернуть здесь все вверх дном. Но в данный момент Управление полиции Сан- Франциско приказало мне провести это расследование, и я собираюсь выполнить приказ, какой бы малой в итоге ни оказалась наша роль.
Я, должно быть, щурился в замешательстве.
– Я намерен относиться к тебе как к любому другому посетителю кафе, не воспринимать как человека, стараниями которого моего брата упекли за решетку. Для меня это прошлое… или будущее. Не настоящее.
Он предположил, что конфликт интересов мог лишить его крупнейшего за всю карьеру расследования.
– Вы – один из тех, кто дает мне работу, – спокойно ответил я.
Аравело проигнорировал мои слова и повернулся к копу, который записывал показания свидетелей:
– Берись за дело, – потом вновь посмотрел на меня: – Что ты делал сегодня в кафе?
В этом в общем-то невинном вопросе слышалась подозрительность.
– Сидел, читал книгу…
– Потому и пришел в кафе?
– Да, как я и сказал.
Аравело смотрел на меня.
– Нет, ты сказал, что ты там делал. И не сказал, почему ты пришел в это кафе.
– Я пришел почитать, выпить кофе, посидеть среди людей, которые занимаются тем же самым.
– Ты часто читаешь в общественных местах? – По тону чувствовалось, что он обвиняет меня в эксгибиционизме.
