когда подводит память. Что ж тут удивительного, что почти каждый вечер мальчик упрашивает её рассказать про своего любимого героя, которому к тому же он подражает изо всех сил?
«О чём же рассказать ему? — подумала она, ласково глянув на сына, с жадным вниманием смотревшего на неё. — Ведь просила же отца купить в Ереване книгу о Давиде Сасунском, — вспомнила Аревик с досадой, — подарили бы сыну на день рождения. Вот была бы ему радость!» «Нигде не смог купить. Нет в продаже», — сказал тогда Левон, когда вернулся из города. «Что-то не верится, — подумала она, — чтобы в столице да нельзя было бы достать книгу о Давиде Сасунском. Видно, плохо искал».
— Ну, мама-джан, — прервал Давид размышления матери, — прошу тебя, ещё про один подвиг расскажи, и всё! Ну, пожалуйста, жалко тебе, что ли! — Давид уже по глазам видел, что она почти согласилась.
Аревик взяла со стола начатый носок и села в изножье кровати. Спицы так и замелькали в её руках.
— Ладно, слушай, — начала она. — Ты помнишь, я рассказывала, как Мсра-Мелик завидовал своему сводному младшему брату Давиду Сасунскому, его богатырской силе и отваге, да? Я, кажется, рассказывала тебе об этом, да?
— Ага, — кивнул Давид, не отрывая от лица матери своих широко расставленных чёрных глаз.
— Так вот, однажды коварный Мсра-Мелик, который славился не столько своей силой и добрыми делами, сколько вероломством, поручил двум пахлеванам…
— Это ты уже рассказывала, мама! Я про это знаю: как Давид Сасунский, спасся, сбросив обоих пахлеванов в реку с Ватманского моста.
— Ну вот видишь — тебе уже известны все подвиги Давида Сасунского. Ты даже можешь теперь сам о нём рассказывать людям. — Мать помолчала и принялась сосредоточенно поднимать спицей спущенную петлю на вязании. От усердия она даже сдвинула тонкие чёрные брови. — Когда я была маленькой, бабушка мне часто рассказывала про Давида Сасунского. Теперь я многое позабыла, Давид.
— А сама говорила, что Давид совершил много-много подвигов, о которых люди не должны забывать. А ты вот взяла да и забыла… — Давид разочарованно умолк.
В наступившей темноте внезапно с дальнего конца посёлка донёсся лай чьей-то собаки. Санасар из своей конуры сонно тявкнул в ответ и тут же затих.
— Постой, а я рассказывала тебе, как Давид Сасунский освободил из заточения всех лесных зверей? — вдруг оживилась мать, подняв глаза от вязания. И так всегда: начинает с неохотой, потом увлекается. «Как маленькая», — подумала она про себя.
— Каких зверей? Нет, не рассказывала.
— Тогда слушай. Отец Давида, которого народ прозвал Мгером, Разрывающим Львов, был очень смелым охотником, и больше всего на свете он любил охотиться на горе Цовасар. Когда же он умер, пришёл туда зловредный Мсра-Мелик и объявил жителям города Сасун: «На этой горе охотиться буду только я!» Сасунцы же, которым хорошо был известен злодейский нрав Мсра-Мелика, не пытались и близко подойти к запретной горе. Давид, конечно, ни о какой горе и знать не знал, потому что его дядя не только сам скрывал всё от мальчика-богатыря, но и другим запретил ему об этом рассказывать. До поры, до времени, конечно…
— Почему?
— Он боялся, что Давид может отправиться на гору Цовасар и там встретить Мсра-Мелика.
— Ну и что? Он ведь сильнее Мсра-Мелика, чего ему бояться?
— Сильнее-то он Мсра-Мелика сильнее, но дядя Давида опасался, что Мсра-Мелик хитростью и коварством может погубить племянника. И правда, Давид по молодости лет был уж очень доверчив и неопытен.
Но однажды какая-то старуха всё же проговорилась молодому богатырю о горе Цовасар.
Давид тут же прибежал к своему дяде и стал просить: «Покажи мне дорогу к горе Цовасар, где любил охотиться мой отец — Мгер, Раздирающий Львов, и я поеду туда». — «Не надо, — ответил Давиду дядя, — там тебя может убить Мсра-Мелик». — «Так он же убьёт меня, а не тебя! Если не укажешь дорогу к Цовасару, клянусь хлебом и вином, я тебя накажу!» — закричал Давид в гневе.
— Я же сказал, что Давид Сасунский никого и ничего не боялся! — Давид резко сел в постели. Глаза его горели от возбуждения. — И что ему бояться? Он ведь сильнее всех на свете!
— Сынок, не прерывай меня. Дай докончить. Ещё посуду надо помыть… А я сегодня так устала на птицеферме. Ложись, ложись — слушай дальше. «Хорошо, хорошо, — сказал Давиду дядя, — я сейчас же сведу тебя на гору Цовасар. Только не сердись».
«Возьмите и нас с собой! — попросили тут жители города Сасун. — Там, наверное, тьма-тьмущая волков, медведей, козуль, диких баранов!»
И вот дядя Давида вывел свою лошадь, оседлал её. А Давид взял отцовский лук, стрелы и тоже сел на своего коня и двинулся за дядей. А следом за ними помчались сасунские молодцы на своих скакунах. Когда они подъехали к горе Цовасар, то увидели, что она обнесена высокой стеной.
«Дядя, что это за стена?» — спросил Давид. «Ее воздвиг твой отец, чтобы звери не убежали».
Услышав это, Давид вырвал огромный дуб с корнями и стал пробивать стену.
— Вырвал дуб с корнями?! — Давид даже рот открыл от удивления. — Как это можно вырвать дуб?
— Ты забываешь, сынок, что Давид Сасунский был не простым человеком, а богатырём… — Мать наклонилась и погладила сына по голове. — И обвалился огромный кусок стены, и глазам жителей Сасуна открылся густой тенистый лес, прозрачные горные родники и озёра, вокруг которых разгуливали тесными стадами медведи, лисицы, олени, дикие бараны и разные другие звери.
Обрадовались сасунские молодцы, схватились за свои луки и хотели убить дикого барана или козулю. «Эй, вы! Не смейте трогать зверей! — закричал Давид громовым голосом. — Мой отец заточил в темницу вольных зверей, а я освобождаю их не для того, чтобы вы убивали их!» — «Но, Давид, — взмолился его дядя. — Мы же проголодались. Убьём хоть одного барана и зажарим его». — «Нет, не стану я убивать пленных, — твёрдо сказал Давид. — Эти звери в плену, а разве можно убивать пленных? Пленного зверя и старуха может убить. А мужчина должен охотиться только на вольного зверя».
И пошёл Давид крушить ножищами и кулачищами стену вокруг горы Цовасар, пока она не превратилась в груду развалин. «Гей вы, пленные звери! — загремел его богатырский голос. — А ну, выходите отсюда побыстрей да живите отныне на воле!»
Потом Давид обежал всю гору кругом, обшарил каждый куст и скалу — а вдруг где какой зверёк притаился. Жалко ведь его! «Ну а теперь, — обратился он к сасунцам, — кто из вас поудалей, может охотиться, только по-честному, как положено мужчине». Вот какой человек был Давид Сасунский, — улыбнулась мать. Но горящий взгляд мальчика был устремлён не на мать, а поверх её головы, куда-то вдаль, где ему виделась сказочная гора Цовасар и освобождённые Давидом звери…
— А дальше? — очнулся Давид.
— Всё. На этом и кончается сказ. А теперь спокойной ночи, сынок. — Мать потрепала ему волосы, выключила свет и вышла из комнаты.
Как-то в конце ноября Левон — отец маленького Давида — отправился в горы на охоту. Добравшись до подножия горной гряды, он привязал лошадь у родника, а сам с ружьём в руке стал бродить по склонам высоких гор, поросших густым кустарником и лиственницей, высматривая под деревьями свежие следы горных коз или диких баранов. Однако то ли их становится мало в наши дни, то ли, спасаясь от людей, горные козы стали выбирать теперь дикие, неприступные участки гор, где они могут спокойно щипать траву в расщелинах скал, — как бы то ни было, не всякому охотнику нынче удаётся напасть на след этих диких животных.
