Небо было безоблачное, ясное. Светило яркое солнце. Часа два безуспешно побродив с ружьём наготове, Левон решил подняться выше в горы, ближе к вершинам, где пореже деревья и кустарники и где над крутыми теснинами нависают огромные нагромождения недоступных отвесных скал. И вдруг, когда, казалось, он потерял всякую надежду, Левон случайно поднял голову и — удача! — заметил на выступе скалы гордый силуэт застывшего хозяина гор, словно обозревавшего свои владения. Голову его украшали крутые витки рогов.
«Ну и красавец!» — подумал Левон и с сожалением спустил курок. Козёл дёрнулся всем телом, подпрыгнул высоко в воздухе и в следующую минуту рухнул вниз. Левон очень обрадовался, что попал в козла. Он побежал к подножию скалы. Там он увидел подстреленного козла, который лежал на боку. Животное тяжело дышало, из правого бедра хлестала кровь. Левону стало не по себе, он перевязал ему рану, чтобы остановить кровь. Горный козёл дёрнулся разок, но затем бессильно уронил голову на землю и притих. К вечеру с добычей поперёк седла Левон вернулся в посёлок.
— Мама, папа убил горного козла, смотри! — закричал Давид, когда отец въехал во двор.
— Нет, не убил, а только тяжело ранил. Помоги-ка спустить его на землю, — сказал Левон выбежавшей из дома жене.
Давид радостно суетился вокруг лошади. Горный козёл, придя в сознание, задвигал головой, словно пытаясь освободиться от пут.
— Вай, как хорошо, что ты привёз его живым! — сказала мать, когда спустили козла на землю.
— А почему, мам? Ты его хочешь приручить?
— Ну что ты, Давид! — рассмеялась мать. — Подлечим его, откормим, а к Новому году заколем. Мясо вкусное — отменный будет шашлык.
— Я тоже об этом подумал, Аревик, — сказал отец. — Поэтому и не доконал его.
Аревик с Давидом промыли рану на ноге козла — при этом Левон его крепко прижимал к земле, чтобы не дёргался, — перевязали.
— Давид, заботы о козле будут на тебе, — сказала мать. — Мне хватает и на птицеферме хлопот с курами.
Давид с готовностью согласился. Он любил возиться с животными. С этого дня всё своё свободное время он посвящал раненому зверю, которого привязали в сарае. Мальчик назвал его Саро (горец), он носил ему душистое сено и воду и, пока козёл ел и пил, гладил его и приговаривал: «Ешь, Саро, ешь сколько хочешь».
Саро скоро стал узнавать его, не шарахался в сторону, как в первые дни, и даже подпускал к себе Санасара, собаку Давида. Часто ел сено прямо из рук мальчика. К счастью, пуля не задела кость, и рана быстро зажила. Козёл уже мог стоять на раненой ноге. И всё бы ничего, если бы не глубокая тоска, которую Давид часто замечал в глазах своего подопечного.
Как-то отец заглянул в сарай.
— Смотри, как нагулял бока твой Саро!
Давид кормил козла с рук.
— Молодец, сынок, хорошо его откормил, — продолжал отец. — Ты получишь самый лакомый кусочек.
— Что? — изумлённо спросил мальчик. Он совсем, совсем забыл, что козла скоро заколют. — Какой кусочек?..
Наступил наконец и канун Нового года. Отец Давида тщательно наточил с вечера большой охотничий нож, а мать приготовила глиняную посуду для бастурмы.
— Завтра заколем козла, — сказал отец за ужином. Давид молча уткнулся в свою тарелку. — Завтра полакомимся шашлыком.
На другой день отец вернулся с работы пораньше и сразу же направился в сарай. Через минуту он выскочил назад.
— Аревик, выйди-ка во двор!
— Вай! Что, пожар, что ли? Что ты так кричишь?
— Козёл исчез!
— Как исчез? Вечером Давид носил ему воду в сарай.
— А теперь козла там нет! — Левон растерянно уставился на жену. — Украли его ночью!
Муж и жена молча смотрели друг на друга, не зная, что и думать.
— Как же могли его украсть, когда Давид всегда его закрывал на ночь? — И вдруг её пронзила догадка: — Давид! Где мальчик?..
— Как где? В школе, конечно.
Аревик бросилась в дом, но через минуту вышла обратно.
— Сумка его дома… Значит, сегодня не ходил в школу. Я, кажется, догадываюсь, где он сейчас… — медленно проговорила она в раздумье, вспомнив случай, который произошёл некоторое время тому назад на птицеферме.
…Как-то днём, после школы, Давид заглянул к матери на птицеферму. Аревик в это время в специальных загородках кормила только что вылупившихся инкубаторных цыплят. Вид этих беспомощных крошечных существ, лишённых материнской заботы, очень тронул Давида.
— Это бройлеры, — пояснила Аревик сыну. — Через семь недель они будут взрослыми.
Давид, не удержавшись, поднял тёплый золотистый комочек, прижал к щеке.
— Мама, а можно я буду помогать тебе растить их?
— Можно.
И стал Давид частенько бегать на птицеферму. Он помогал матери выращивать цыплят. Они росли буквально на глазах: не по дням, а по часам.
Однажды в понедельник Аревик пришла с работы домой и сказала:
— Завтра будут бить цыплят.
— Наших? А за что их будут бить? — спросил Давид.
— Ни за что, — рассмеялась мать. — Просто птицеферма должна послать в Ереван очередную партию кур.
«Мы так с мамой старались, чтобы они выросли здоровыми и крепкими, — подумал Давид, — а их возьмут и убьют».
Давид побежал к своему дружку Шагену и, рассказав ему о готовящейся бойне на птицеферме, предложил вместе с ним спасти цыплят от смерти. «Как Давид Сасунский спасал», — сказал он Шагену.
Вечером, едва дождавшись темноты, мальчишки побежали на птицеферму. В сумке Давида были припрятаны кое-какие отцовские инструменты. Ребята незаметно подкрались к той самой загородке, куда Аревик днём выпускала своих подопечных цыплят и кур, и тихо, чтобы не привлекать внимание сторожа, отодрали четыре узкие доски от забора. Образовалось несколько довольно больших отверстий.
Вечером, когда вся семья собралась за ужином, отец Давида спросил жену:
— Ты чем-то расстроена?
Давид посмотрел на мать: лицо у неё действительно было расстроенное, было видно, что она недавно плакала.
— Да, — ответила она. — Какие-то хулиганы ночью проделали дырки в заборе, и когда я пришла утром на работу, то не нашла ни одного цыплёнка — все вылезли из загородки и разбрелись по всему полю. Начальство подняло страшный крик: по моей вине теперь птицеферма не выполнит месячный план поставки. И я… я даже, — подбородок у матери задрожал — получила выговор…
— За что? — спросил Давид. Он не ожидал такого поворота событий и расстроился за мать.
— Я считаю, ни за что… В конце концов, на птицеферме есть сторож, и именно он должен отвечать за всё, когда мы уходим домой.
Давид опустил голову. Он стал рассматривать узор на клеёнке.
— Но цыплят в конце концов всё-таки собрали? — спросил отец Давида.
