быстрыми шагами идут к банкротству и советская монета ничего не стоит. Служащие все получают натурой.
5. Отношение населения к нам, приехавшим из-за границы, очень недоверчивое, потому что Кубань пережила много всяких восстаний. Без оружия нам тут жить нельзя. У нас спрашивают, верно ли, что мы из-за границы, и не думаем ли мы поднимать восстание. Вера в него подорвана. Непременно здесь нужен человек из старых и известных генералов, который пользуется популярностью и доверием.
Из-под Майкопа мы с полковником Орловым отправились обратно в горы, под станицу Даховскую. Зеленые заготовляли себе продукты для зимовки, потому что по всему видно, что переворота в скором ожидать не предвидится. У зеленых появились люди разного убеждения. Для более конспиративной жизни разделил их на мелкие группы. Ненадежный элемент тоже разделил на группы, назначив начальников групп. Предупредил Сапожкова, чтобы он был осторожен по отношению к ненадежным казакам, чтобы никто, за исключением меня и полковника Орлова, не знал, что предполагается на следующий день, где кто думает зимовать. Орлову я докладывал обо всем, мною замеченном и сделанном, и что предполагаю. Относительно есаула Шумакова докладывал, что таковой ни на какую должность не годится, потому что развращен до невозможности и самостоятельного у него нет ничего. Такой элемент лишний для жизни, в особенности среди зеленых. Полковник Орлов со мною согласен. Когда я кончил распределение команд и назначение начальников, с полковником было решено, чтобы я с группой отправился в горы и связался с грузинскими организациями и с заграницей. Решено было, что полковник напишет донесение за границу и оставит на указанном месте, и когда я возвращусь, отправлю за границу. Было установлено, где мы должны встретиться с полковником и решить окончательно, где будем зимовать. Полковник должен ехать под Майкоп, там достать себе документы для проживания в совдепии.
Я прибыл на место, где полковник должен оставить донесение, но такового не оказалось. Никто не являлся, и неизвестно, что случилось с полковником. Побывал я в нескольких местах, где бы мог его видеть, но никто не мог мне сообщить, где он есть. Из этого я заключил, что полковник попал под влияние Советов. Я стал продолжать заготовку продуктов на зиму. Посоветовался с полковником Сеоевым, как быть. Его группа всегда рядом с нами и самая дисциплинированная. Договорились держаться на зимовке вместе.
Зеленых распределяю на три категории: первая — казаки, скрывающиеся в лесах еще с 1920 года. Они надеются, что придут из-за границы и освободят. Сдаваться Советам не хотят, потому что много сделали против них. Их ждет только веревка, потому что они не подходят ни к какой категории амнистии. Эти казаки превратились в разбойников за долгое пребывание в лесах. Вид таковых дикий, почти зверский и безжалостный. Вторая — бежавшие от советского правосудия, разного рода проворовавшийся сброд, все преступники, развращены, занимаются только разбоем, грабежом и воровством. Третья — это советские верные служащие, поступают к зеленым с целью разведки и расправы с влиятельными зелеными, внесения раздоров в группы зеленых.
Есть и женщины, которые приходят к зеленым. Их поступки отравляют нашу жизнь, приносят бедствие. Группу есаула Шумакова недавно подбила одна женщина на налет на станицу. Ограбили всю станицу, не разбирая никого, вопреки моим распоряжениям. Я приказывал больше брать у коммунистов и активистов. Мне были заявлены жалобы, что зеленые ограбили всю станицу. Через некоторое время группу Шумакова разбили красные под станицей Баговской, отбили всех лошадей с вьюками.
Создалось тяжелое, безвыходное положение. Чекисты день и ночь преследуют нас. Надвигается зима. Казаки стали сдаваться красным. Тогда я спустился с гор, чтобы справиться, что происходит, собрать остатки зеленых, но получил сведения, что меня ищут и во что бы то ни стало живого. Я подозревал некоторых, что они советские служащие. Расстреливал сам на месте. Шумаков, по моему предположению, тоже работал на большевиков. Он с темным прошлым. Брат его коммунист еще с 1905 года.
Зимой в горах я встретился с грузинами, но было поздно, чтобы отправить связь за границу, из-за снежных заносов главного перевала.
Во время поездки по отделу я узнал, что войсковой старшина Ковалев был пойман в станице Лабинской большевистской контрразведкой, но дальнейшего результата не знаю. В горах я узнал от имеретин, что на хуторе под станицей Псебайской были пойманы чекистами шестеро из нашей группы, прибывшие из-за границы: полковник Макеев, сотники Ильин, Кобань и казаки Федоров и Виртий. Имя шестого не выявлено, кто таковой. Пойман также войсковой старшина Назаренко и посажен в тюрьму в Майкопе.
Когда устроился я на зимовку в горах, посылал в разведку в станицы с целью узнать про полковника и его казаков — зеленых, но выяснить ничего не смог из-за усиленных облав и стремления поймать меня. Ждем от вас помощи».
Донесение Малогутия, конечно, было далеко не полным.
Чекисты, преследовавшие банду, нашли тайник Малогутия, в котором он прятал архивы своей канцелярии, надеясь представить их чинам, укрывшимся за границей, чтобы доказать документально свое усердие в выполнении их задания. Некоторые свои дела он оформлял протоколами. В протоколе № 1 он записал:
«1922 года, сентября 24-го дня. Махошевская дача войскового леса под станицей Кужорской.
Я, подъесаул Кубанского казачьего войска И. Ф. Малогутий, составил протокол по поводу поимки заместителя комиссара Майкопского отдела. Спрошенный мной показал:
Я — заместитель комиссара Майкопского отдела Кубанской области Сергей Смирнов, коммунист, на должность назначенный в Майкопский уезд административно из Краснодара, уроженец села Хорошева Костромской губернии, 28 лет, женат.
...В настоящее время Россия переживает большие трудности потому, что кругом блокирование как большими, так и малыми державами. Они в выжидательном положении войны против России. Могу сказать, что ничего у них не выйдет. Существовать эта власть будет, на что направлено все старание РКП(б).
Состав и расположение армии на Кубани не знаю. Больше показать ничего не могу. Смирнов.
Составил протокол подъесаул Малогутий».
В другом протоколе излагались допрос и дело казачки Марии Матвеевой, которую ночью на сеновале захватила банда бело-зеленых Романа Турецкого в станице Роговской. Ее заподозрили в намерении отравить бандитского главаря какими-то ампулами, которые у нее обнаружили.
«Когда я пришел в землянку, — записал Малогутий, — то увидел Марусю плачущей, Турецкого с наганом в руках, а другого с плетью. Они ее допрашивали. На другой день решили жизнь Марусе не даровать, так как она всего не рассказала, а расстрелять. Приговор привели в исполнение, но не расстрелом, а отрубили ей голову и бросили на тропе.
Так они поступили и с комиссаром Смирновым, и со многими другими советскими гражданами».
5
На теплоходе «Апостолос» Зимин-Мацков под покровительством капитана, связанного с белогвардейской эмиграцией, благополучно добрался до Константинополя. В радужном настроении, нигде не задерживаясь, он направился к бывшему атаману с докладом и надеждой, что найдет у него пристанище и ему не придется скитаться по трущобам и ночлежкам чужого города. Потом, осмотревшись, переберется во Францию и заживет там — как ему давно хотелось — весело и беззаботно.
Букретов удивился неожиданному появлению у себя отставного адъютанта, принял его сдержанно, без ожидаемых Мацковым восторгов, расспросил о положении на Кубани, не проронил ни слова сожаления, узнав об аресте Феськова и других из «Круга спасения Кубани». После долгой тягостной паузы генерал еще поинтересовался «движением» бело-зеленых, особенно отрядом Рябоконя, о котором среди эмигрантов ходило много разговоров. Мацкову тоже приходилось кое-что слышать об этом бандитском главаре,