американского государства, то здесь рассуждения Боулса сходны с обычными империалистическими концепциями.
Американская политика, пишут Страус-Хюпе и Поссони, порой «наскоро разрабатывается и слишком бесцеремонно проводится в жизнь. США сами помогают создавать картину грубого бюрократического произвола. Но это не означает, что США должны посыпать пеплом голову и отказаться от своей руководящей роли».[371]
Примерно то же самое и у Боулса. Америка должна выступать не только как «партнер», но и как «архитектор» мировых порядков, пишет он. «Без такого взгляда люди погибнут»,[372] утверждает Боулс. Но «если этому суждено сбыться, американский народ возьмет на себя роль, которую еще ни одна преуспевающая и могучая нация не брала на себя за всю историю цивилизации».[373]
Боулс считает доктрину «силы» правильной, он только полагает, что руководители внешней политики, неверно истолковав ее, нарушили необходимое соотношение военного и морального аспектов этой теории. В результате международная политика стала слишком воинственной и неубедительной.
Боулс надеется на «моральную силу» американизма, хотя и признает, что с нынешним багажом идей и господствующим образом мышления очень опасно пускаться в идейное сражение с коммунистической идеологией и тем более надеяться на успех. Почему?
Ответы далеки от оптимизма. С одной стороны, утверждается, что американская нация, «созданная революцией» и «на основе веры в свободу и неприкосновенность личности», является наиболее «щедрой» и «образованной», имеет «самый высокий жизненный уровень» и т. д. Иными словами, Боулс не жалеет красок для восхваления американского образа жизни. С другой — автор встревожен тем, что американцы производят впечатление «расчетливых и эгоистичных» людей. Они отгородились от «надежд и стремлений большинства населения Земли» и не хотят жертвовать ничем для предотвращения войны. В стране «не устранена расовая дискриминация». Свои надежды США возлагают «на деньги и военную силу», а процветание зиждется на непрочных основаниях оборонных программ «холодной войны». Он отмечает упадок «демократии» и пишет, что свобода оказалась в оборонительной позиции.[374]
Подобный взгляд Ч. Боулса, особенно его отрицание войны в качестве средства решения спорных проблем, отражали нарастание реалистических настроений в различных слоях американского общества. Даже явные милитаристы подправляют тон. Например, Финлеттер пишет, что США были «слишком поглощены в Азии военными договорами и угрозами войн».[375] Он, как и Боулс, на первый план выдвигает задачу убедить народы Азии и Африки в существовании опасности завоевания их коммунистическими странами.[376] Если это удастся, то можно надеяться на усиление позиций США в «третьем мире» и в конечном итоге на «успешный исход» борьбы двух систем. Позднее, в 70–80-е годы, эти идеи Финлеттера развивают и другие американские политологи.[377]
В работе «Идеи, народ и мир» Боулс резко критикует политику экономической помощи. Прежде активно проповедовался тезис, что «помощь» — это проявление «американского гуманизма». Политику «помощи», как утверждают Р. Страус-Хюпе и С. Поссони, «некоторые страны, главным образом США, проводят исключительно из благородства и сострадания».[378] Об этой «филантропической» концепции любят поговорить в США и до сих пор.
Но в «сострадание» перестали верить, а «благородство» США всегда выглядело слишком комично. Американцы, пишет Боулс, думают, что их деньги идут на цели, помогающие борющимся нациям «облегчить бремя бедности и создать основы для свободного общества». На самом деле четыре доллара из каждых пяти тратятся на военные нужды. В решениях конгресса об «экономической помощи», в частности в законе от 1957 года, подчеркивалось, что эту помощь необходимо оказывать до тех пор, пока «мировой коммунизм будет угрожать нашим интересам».[379] Другим мотивом «экономической помощи» было приобретение военных или политических союзников. Но теперь, признает автор, уже невозможно купить лояльность наций. Да и помощь США оказывают только тем, кто безоговорочно «принимает американскую интерпретацию мировых событий».[380]
США и в настоящее время не отказываются от такого подхода к проблеме выделения «помощи». Доказательством тому служит, например, письмо, разосланное в 1982 году в адрес 64 неприсоединившихся стран бывшим представителем США в ООН Дж. Киркпатрик. В этом письме она без обиняков «призывала неприсоединившиеся страны к порядку», требовала у них отказаться от позиций, занятых ими на прошедшем накануне пленарном заседании неприсоединившихся стран в ООН, где политика США была подвергнута критике. Дж. Киркпатрик открыто заявила, что поведение стран — участниц в движении США непосредственно связывают с возможностью получения американской помощи.[381]
Третьим аргументом в пользу «экономической помощи» обычно выдвигалось предположение, что можно сохранить статус-кво «регулярным заполнением голодных желудков рисом». Этот принцип, навеянный рабовладельческой психологией американских плантаторов, также оказался неэффективным.
В основе «помощи», пишет Б. Уэстерфилд, лежат отнюдь не филантропические соображения, а собственная «национальная безопасность» и связанное с ней «сдерживание коммунизма».[382] Г. Фейс, автор работы «Иностранная помощь и внешняя политика», признает, что основным условием и задачей «помощи» является создание частного сектора, то есть капиталистической экономики, а также противодействие «коммунистической угрозе».[383] Встречаются более откровенные формулировки. Например, У. Хавард пишет, что «помощь» «слишком отдает разновидностью интервенционизма, осуществляемого Соединенными Штатами в середине XX века под флагом „долларовой дипломатии“».[384]
Резкой критике программа «помощи» подвергается в работе «Американская империя». Ее автор, Р. Стил, отмечает, что «помощь иностранным государствам в качестве инструмента „холодной войны“ принесла разочарование и в конечном счете потерпела фиаско. Она не купила нам союзников, не завоевала друзей и не создала самообеспечивающихся наций». Помощь стала «формой империализма». Прикрываясь заботой об экономическом развитии, мы «осуществляли глубокое, иногда трагическое вмешательство в политику тех стран, которым мы „помогали“».[385] В результате для многих людей в «третьем мире» США не столько эксколониальная, сколько неоколониальная держава, осуществляющая экономическую власть и предъявляющая политические требования, которых не приходилось терпеть от старых метрополий.[386]
Политику «помощи», впрочем, как и всю международную линию США, критикуют и за то, что она мало руководствуется долгосрочными целями, часто упивается непосредственными и поверхностными результатами, легкомысленно отмахиваясь от возможных последствий перспективного характера. В докладе большой группы ученых сенату США «От канонерок к дипломатии» говорится: «Слишком часто политика США была импульсивной и опирающейся на соображения краткосрочного характера»[387]. А то, что «импульсивные» действия могут привести «к всеобщему ожесточению против США», даже не маскируется.
В работе «Идеи, народ и мир» Боулс, возвращаясь к проблеме «антиколониальной революции», утверждает, что вначале освобождающиеся нации смотрели на США как на политического и экономического лидера мира, но страна оказалась «недостаточно подготовленной к такой миссии».[388] Больше того, грубые политические ошибки в отношении стран Азии и Африки привели к тому, что США стали отождествляться с колониальными державами.
Заслуживают внимания и взгляды Боулса на будущие отношения с КНР. Он предупреждал американских лидеров, что упрямый «негативизм» может привести США к «политической и военной изоляции в этом критическом и чреватом взрывами районе».[389] США, ослепленные ненавистью, теряют возможности извлекать выгоды для себя из событий и поворотов в политической ситуации в этом районе мира. Следует заметить, что аналогичная мысль значительно раньше и более откровенно выражена в коллективной работе «Следующий шаг в Азии». Еще в 1949 году ее авторы советовали американскому правительству как можно скорее установить с КНР экономические и культурные связи, втянуть его в орбиту западной политики, поскольку, добавляют авторы работы, уже «слишком
