Ритуалы общения эта публика – горожане – кстати, тоже исполняет совершенно бестолково, сплошь и рядом, по причине безграмотности не те, что надо, а когда разбушевавшийся полтергейст достанет их вконец, начинают трезвонить на Кудыкину гору или, еще лучше, прямиком в благочиние – вызывать охотников за привиденьями.
Расслабились, избаловались. При Стройке-то, особенно при бывш. святом Иосифе маленький народец сидел тише воды, ниже травы – да и то уцелел только благодаря Инквизиции – потому что стучал каждый второй на каждого первого, а первый на второго.
Ну а после провала хранителям уже стало не до мелочи – если уж Меченый приказал всех перевербованых посольских гремлинов сдать с потрохами, что уж говорить про простую раешную мелюзгу. Тем более, что диссиденты, которым эта нечисть совала уши в стены, нынче сидят в таких кабинетах, куда не всякий маг пробьется – а те, кто не успел взлететь на гребне помойной волны и подавно никого не волнуют.
С приманкой никаких проблем не возникло – мы для этих дел кринку козьего молока на леднике меняем регулярно. Для маленького народца – первое дело, тем более, для городских, которым и обычное-то коровье вскипятить норовят. Они на это молоко сбегаются… ну, как служебные коты на валерьянку.
Я подвесил бутылочку к потолку, аккуратно разложил вокруг ловчую снасть и принялся ждать.
Первым на заветный запах примчался крохотный – не больше мыши – чердачный. Как он вообще опустился так низко – ума не дам. Постоял с минуту, пуча глазенки и – насколько я мог разглядеть – жадно облизываясь, попытался подпрыгнуть и, уяснив несостоятельность подобной попытки, начал призывно пищать.
На его зов почти моментально сбежалось полдюжины собратьев, среди которых была парочка вполне неплохих экземпляров. Я уж было собрался накрывать их, но в последний миг передумал.
И не зря. Последним, шумно пыхтя и отряхиваясь, из стены выбрался здоровенный – в локоть роста – кухонный. По-моему, с кухни какого-нибудь “нового” русского – ни на чем, кроме икры, так вымахать невозможно. “ Хороша икра моя родная, много в ней питательных веществ. Я другой такой икры не знаю… И народ – не знает, и не ест. ”
Подождав, пока вся эта компания заберется в снасти по самые волосатые уши, я подтянул потуже нить заклинания и, припустив в голос ленцы, осведомился:
– Воруем, значит?
Кухонный отреагировал на этот вопрос почти так же, как и человек, буде последний услышал его из ясно освещенного и абсолютно пустого угла – подскочил вверх и завизжал.
Самое главное в общении с малым народцем – терпение. Это мне неоднократно вдалбливали на спецкурсе, да и после я имел немало поводов убедится в справедливости данного высказывания. Мозги-то у них крохотные, да еще вдобавок устроены совершенно особым образом. Поэтому если проученное ему задание будет допускать хоть малейшую лазейку для неправильного толкования, то можно не сомневаться – переврет и извратит самым невероятным образом. Поэтому задание надо формулировать оч-чень тщательно.
Я провозился с кухонным не меньше получаса, прежде чем он сумел десять раз подряд повторить мой вопрос без особой отсебятины. За это неимоверное усилие он получил вторую ложку молока и был отпущен – на все четыре стороны.
Теперь мне оставалось только ждать. Вероятность того, что пузатая мелочь вернется за обещанным молоком была довольно высока – где-то шесть из восьми. Шансы же, что он выполнит-таки именно то, что от него требуется, были хоть и поменьше, но тоже приемлемые – три к четырем. Все-таки крупный экземпляр.
Кухонный вернулся через час с четвертью. С правого уха у него свисала паутина, на пузе темнело чернильное пятно, а бурой архивной пылью он был покрыт весь – с лап до головки.
– Давненько такой работенки не попадалось. – проверещал он, размахивая зажатым в лапке свитком. – И паспортистка эта – грымза наглая. Говорит: “Я-де, самого Наполеона видела, когда он в Кремль прописывался. Думает, уши отрастила, так… Наполона она видела… Да если она его видела, то я…
– То ты Козельск от Батыя защищал, – усмехнулся я, снимая обертку с кринки.
– А крысы у них там в архиве здоровущие. Наверно, они из подземелья приходят. Огромные, серые, а глаза…
– Глазища, – заметил я, пробегая взглядом свиток. – Говори “глазища”. Внушительнее звучит.
Кухонный кивнул и пронес кринку ко рту. Послышалось звонкое буль-бул-буль.
Великая все-таки вещь – столичная прописка. Сколько уж ее клятую, ругали, сколько отменить тщились, как гнуснопрославленное наследие Стройки. Щас! Так вот наш градоначальник и разбежался. А как же прикажете потом иногородних выделять, особливо, морд всякой там подозрительной национальности? Нет уж, скорее наоборот – введут какой-нибудь особый “чисто московский” документ.
А пока прописка была, есть, и будет поедом есть москвичей и гостей столицы.
В добытой из недр домоуправы справки черным по грязно-серому значилось, что по указанному адресу – ох, надеюсь, что номер квартиры я правильный указал! запомнить-то не запомнил, пришлось на пальцах высчитывать от парамоновской – проживала некая Марина Валевич, двадцати одного года, девица, вероисповедания истинного, роду человеческого… так, это мы пропустим… это нам тоже неинтересно… ага, вот – работающая в заведении “У Ательстана”.
Хм. Где-то я слышал это название. Месяца так три тому обратно. А с кем я тогда встречался? С Эдуардом – по поводу новых секреток, с Саней Хмелевским, к Натали заглядывал, Валю-Трассера видел… Точно! Валя-трассер из второго батальона. Он мне и сказал, что есть в стольном нашем граде такое место “У Ательстана”, кабачок-не кабачок, а нечто, косящее на заокеанский “соул-бар”. То есть, жратву там подают под пение, местами даже душевное. Бродят туда купчины средней руки, “братки” того же пошиба. Наши, бывшие, там бывают, гренадеры, в основном, с уланами. Ну да нас, егерей, всегда мало – и за речкой и сюда вернулось… немного.
Я пинком загнал вниз начавший подступать комок, взглянул на часы – без десяти четыре, подходяще. Пока переоденусь – все ж в заведение иду, пока доберусь, как раз шесть и пробьет. Вряд ли моя девица днем работает. Днем в таких местах сонное царство – мухи дохнут.
Валентин Зорин, вторник, 15 июня
Признаться, я не ожидал, что контора магистра Обдунира окажется на Тверском.
Практическое чародейство – занятие не слишком прибыльное, если, конечно, маг так глуп, что соблюдает все законы и правила без исключения. Орденскую десятину давно отменили, но на ее месте проросли, точно поганки, какие-то налоги, в которых не разбираются даже законники. И даже демоны, которые этим законникам помогают. А еще есть лицензии, которые надо получать – обычно за некую мзду, есть указы, которые положено исполнять до последней иоты… Одним словом, если у мага своя контора, да еще чуть ли не с окнами на Кремль – голову даю на отсечение, что не все его делишки так уж кристально белы.
Даже атрибутика меня не убедила. Подчеркнуто светлая обстановочка, обои в мелкий крестик, иконы по углам, и секретарша в скромном белом платьице. Скромном не по цене – зарплата у этой девицы побольше моей будет, – а по фасону. Впечатление, правда, портили неудачные попытки секретарши прикинуться эльфийкой. Не хватало только накладных заостренных ушей, а то я точно решил бы, что магистр Обдунир вытащил ее из борделя, что чуть дальше по улице, и от старых манер не отучил до сих пор.
– Вам назначено? – поинтересовалось это дитя лесов недружелюбным тоном.
– Нет, милочка, – ответил я. – Мне очень надо.
И продемонстрировал свои корочки.
– А-ээ… – выдавила секретарша. – Но я не могу…
– Доложите, – посоветовал я. – Я не займу у вашего хозяина много времени.
Конечно, настаивать на беседе я не имею никакого права. Но и магистру нет расчета давать мне от ворот поворот – чтобы я потом вернулся, не приведи Боже, с ордером и в компании мрачных инспекторов Комиссии по чародейской этике? Конечно, если он кристально чист, то может встать на дыбы… но в его честность я не верю ни на грош.
Оказался магистр совсем не похож на белого мага. Он вообще на мага не был похож – скорее на толстого брата Тука, уронившего по ошибке свою рясу в чан с отбеливателем.
