— Удачно походили по магазинам? Нашли что-нибудь в Бостоне?
Ханна подала ей свою тарелку.
— Нет, день выдался довольно неудачным.
Глава 22
Спустившись в кухню на следующее утро, Ханна не застала там Джолин и Маршалла. Гора грязной посуды высилась в раковине. Она была рада, что ей не придется беседовать с хозяйкой ни о чем. Материнская забота Джолин стала приобретать навязчивый характер, и даже Маршалл, всегда такой рассудительный Маршалл, достал ее вчера своей рассудительностью.
Не успела она задуматься, где они могут быть, как получила ответ, услышав шум, донесшийся из мастерской Джолин.
«Мини-вен» был припаркован у двери мастерской. Маршалл и Джолин пытались доверху загрузить его картинами, отобранными для предстоящей выставки, и между ними шла горячая дискуссия, как лучше это сделать.
— Толкай их, Маршалл, а не швыряй. Сколько раз тебе говорить?
— Да успокойся ты наконец! Я толкаю, толкаю.
Ханна восприняла их спор как предостережение и поспешила вернуться в свою комнату. Ей не очень- то хотелось этим утром попасть на урок перевозки изобразительного искусства.
Весь последующий час страсти не утихали ни на минуту. Указания Джолин. такие как «нежнее», «смотри куда идешь» и «осторожно, дверца», повторялись все чаще и чаще. Сегодня женщина была куда более нервной, чем обычно. Ханна пыталась найти спасение в книге, и ей это почти удалось, как вдруг раздался самый пронзительный крик, который она когда-нибудь слышала в своей жизни и который заставил ее вскочить с кресла.
— Маршалл! Маршалл! Иди сюда немедленно! О боже! О боже!
Ханна подбежала к окну своей спальни в полной уверенности, что увидит, как одна из картин Джолин валяется на гравии лицом вниз или висит на дереве, проткнутая насквозь веткой, хотя зрители на выставке вряд ли что-нибудь заметят. Но вместо этого перед ее глазами предстала Джолин, стоящая на четвереньках и склонившаяся над очень маленьким предметом, который лежал на газоне и никак не мог быть холстом. Маршалл быстро подошел к ней.
— Посмотри! Умер! Он умер! — Всхлипывая, Джолин обхватила мужа за талию, тем самым предоставив Ханне возможность рассмотреть источник ее горя. Перед ней на траве лежал мертвый воробей.
— Почему он умер, Маршалл? — стонала она. — Почему? Ведь здесь должен быть их дом.
— Все в порядке, Джолин. Все рано или поздно умирают.
— Но не здесь! Здесь ничто не должно умирать. — Плечи женщины продолжали дрожать: Джолин все никак не могла найти себе утешение. — Что же это значит, Маршалл?
— Ничего не значит, — настаивал он. Помогая жене подняться, Маршалл бросил взгляд на дом и заметил Ханну, наблюдавшую всю сцену из окна спальни.
— Чашечка чая тебя взбодрит, дорогая, — сказал он жене, которая смиренно позволила увести себя в дом.
Перед тем как зайти в кухню, он добавил:
— Ты просто волнуешься перед выставкой. Ничего удивительного. Это нормально. Все в полном порядке.
Ханне показалось, что эти слова предназначались ей, а не Джолин.
Глава 23
Выставка должна была проходить в помещении Призм Гэлери, которое находилось на втором этаже таунхауса[17] на Ньюбери-стрит, прямо над магазином, торгующим ультрамодными ваннами и туалетными принадлежностями. Лифта не было, но размещенная на мольберте афиша при входе указывала на лестницу.
«Видение и перспективы»
Новые работы Джолин Витфилд
Сентябрь, 2—25
Начало было запланировано на пять часов вечера, но когда Ханна и Маршалл прибыли туда в два (Джолин была там уже с двенадцати, чтобы не упустить ни малейшей детали), они увидели, что в галерее уже толпится много народу. Посетители шумно переговаривались между собой; бармен, стоявший за столиком в углу, наливал белое вино и безалкогольные напитки, а официант Курсировал между посетителями с подносом с закусками.
Ханна не была уверена, что знает, как нужно вести себя на подобных приемах, поэтому не решалась отойти от двери. Она относила церкви и музеи, равно как и художественные галереи, к той категории мест, где люди выказывали свое восхищение благоговейным шепотом. Здесь же все напоминало причудливую вечеринку с коктейлями, где люди громко смеялись и непринужденно общались.
— Не бойтесь, — сказал Маршалл, заметив ее волнение. — Это все друзья и поклонники творчества Джолин. Критики придут позже.
Ханна пробежалась глазами по толпе и остановилась на докторе Йохансоне, который тоже был в числе приглашенных. Рядом с ним стояла женщина, которую, как ей показалось, она уже где-то видела, и только когда та повернулась боком, Ханна узнала в ней регистратора из клиники. Женщина сменила свой белый халат на черное платье с довольно смелым декольте. Что ж, по меньшей мере ей, Ханне, возможно, удастся завести парочку новых знакомых.
— Пойду скажу Джолин, что мы уже здесь, — сказал Маршалл. — Вам принести лимонада?
— Нет, спасибо, не сейчас, — ответила Ханна. — Я, наверное, сначала взгляну на картины.
Ханне казалось, что она не привлечет к себе внимания, если не станет заходить в центр комнаты.
Больше дюжины картин висели на стенах галереи. Здесь они еще больше поражали и сбивали ее с толку, чем в мастерской в Эктоне. Там она воспринимала их как странное увлечение Джолин. Но сейчас эти картины пристально рассматривались людьми, которые со значением кивали и высказывали свое мнение. Очевидно, работы Джолин действительно чего-то стоили.
Ханна незаметно подошла к одной из картин, полотно которой разделялось на четыре неравные части двумя густыми коричневыми полосами, идущими на одну треть холста вниз и слева направо. В самом сердце полотна был надрез в два фута шириной, сделанный тупым ножом. Джолин заштопала его бечевкой, но швы были такими слабыми, что зрителю казалось, что они вот-вот разойдутся. Это, должно быть, «раны», которые Джолин нанесла холсту, а потом всеми силами старалась вылечить, догадалась Ханна.
Губчатый материал придавал нижней части картины особенное звучание. Но больше всего озадачили Ханну подтеки. Складывалось впечатление, будто Джолин намеренно вылила на свою работу стакан красно-коричневой воды, чтобы вниз стекали ручейки.
Ханна попыталась вспомнить ее рассказ о своих произведениях — картины означают только то, что вы хотите, чтобы они означали, — но все равно не понимала, что под этим подразумевается. Они были по меньшей мере некрасивые. Не хотелось бы ей, проснувшись утром, увидеть подобный шедевр.
