пределе, а за пределом, ну и, соответственно, в любой момент накрыться может к чертям свинячьим. Поэтому – бросаем все! Технику, барахло… естественно, все, что может взрываться и гореть, должно будет взрываться и гореть, но главное – мы должны вывести людей! Всех!
– Всех, – предательски дрогнувшим голосом сказал Кобзев, – не получится, товарищ генерал- майор.
– Знаю, – понимающе кивнул Богданович. – Но… в наших силах постараться сделать так, чтобы таких было как можно меньше.
– Да, конечно, – устало сказал Кобзев и начал было вставать из-за стола, но на полпути вдруг замер и хриплым от волнения голосом спросил: – Товарищ генерал-майор… все-таки… почему мы уходим?
– Вам непременно нужно знать ответ? – глядя куда-то сквозь Кобзева, сказал Богданович. – Ладно, ловите.
– Во-первых, – начал он скучающе-лекторским тоном, – в свете проявившейся… скажем, нестабильности канала он больше не может рассматриваться как альтернативное средство… доставки. Проще говоря, мы не можем базировать свою глобальную стратегию на проходе, который может в любой момент прикрыться.
– Но, – попытался было возразить Кобзев, – американцы…
– А вот это, – осклабился Богданович, – причина номер два. Несколько часов назад мы получили, по своим каналам… рапорт командира американской группировки. Точнее, его адъютанта, потому что адмирал Дженнистон погиб вместе с большей частью своих людей. Их просто вышвырнули пинком под зад, словно нашкодивших котят, и пинок получился довольно болезненный.
Кобзев медленно опустился обратно за стол.
«Значит, принц не врал, – промелькнула мыслишка. – Не врал… а я не поверил. Они могли и с нами разобраться так же, если бы не зарин… и их идиотское чувство чести».
– Я думаю, мы попытаемся с ними договориться, – продолжал Богданович. – С американцами, конечно. Заключим что-нибудь вроде негласного взаимного моратория. По крайней мере, на этот мир. Он нас, надо признать, многому научил. В следующий раз мы будем осторожнее.
Кобзев уже не слышал его. Он смотрел на стол, где лежал забытый им пистолет, а видел зеленое поле, где чернели груды вывороченной «Градами» земли – и нельзя было сорвать тугой резиновый мешок, стянувший голову.
Зря-зря-зря – колотили невидимые молоточки у него в голове. Все это было напрасно.
– Ну, а в-третьих, – завершил Богданович, – мы просто-напросто не потянем полномасштабной войны с местными. Мы не потянем ее ни технически, ни политически. Поэтому у нас нет выбора.
Выбор есть всегда, подумал Кобзев и вдруг вспомнил, что эти слова уже говорил ему полковник Вяземский. Перед боем. Тем боем.
«А мы уходим, уходим, уходим…»
– Быстрее! – надсаживаясь, орали сержанты. – Быстрее, вашу мать!
Сгрудившаяся на пятачке рядом с порталом толпа мало чем напоминала полноценное воинское подразделение. Подобие строя – и оружие – сохраняли лишь пограничники в оцеплении да кучка офицеров чуть поодаль. Подавляющее же большинство сдавленных толпой солдат напоминали загнанных на бойню овец, а испуганные взгляды, которые они бросали на поднимавшийся со всех сторон дым, еще больше усиливали это сходство.
– Разрешите доложить, – подошел к нервно курящему пятую за полчаса сигарету Богдановичу черный от копоти майор Кареев. – Вернулось последнее звено. Напалм израсходован весь, керосина осталось еще на два вылета.
– Не нужно, – хрипло отозвался генерал-майор. – Лес горит. Этого нам хватит. Приготовьте машины к подрыву, и, как только откроется портал – все к чертям.
– Слушаюсь, – отозвался вертолетчик и, развернувшись, зашагал прочь походкой Буратино.
Кобзев огляделся. Вокруг старой базы простирался уже не непролазный лес. Голые, изъязвленные воронками холмы курились дымом, и черный клубящийся столб поднимался из-за реки, где полыхал второй лагерь.
– Черт! – Богданович затоптал сапогом окурок и, вздернув руку, посмотрел на часы. – Что они тянут кота… за это самое… пора бы уже…
– Смотрите! – крикнул кто-то. – Открывается!
Серое небо между менгирами потемнело – и с треском разодралось, открыв проход.
– Ну! – крикнул Богданович. – Что стали? Вперед!
– Давай! – подхватили опомнившиеся сержанты. – Пошли-пошли, колонной по пять! Быстрее!
– Последняя перекличка, – неожиданно проговорил Кобзев, глядя, как исчезают в проходе солдаты, – выявила отсутствие примерно сорока процентов личного состава. От числа прибывших.
– А вы чего ожидали? – отозвался генерал-майор. – Впрочем…
Его слова перекрыли разнесшиеся над лагерем громовые, незабвенные ноты «Прощания славянки».
– Какая… – начал было Кобзев и, обернувшись, осекся.
Замполит Бубенчиков стоял рядом с обшарпанными колонками, провожая тянущуюся к стоячим камням змею-колонну идиотической улыбкой.
«Вот кому все как с гуся вода, – озлобленно подумал Кобзев. – Этот выплывет. И меня, и всех тут переживет… сука».
Богданович только покачал головой.
Из-за соседней сопки взвились в небо огненные стрелы и, прочертив в небе дымный след, упали вниз, заставив землю содрогнуться.
– Это еще что? – грозно осведомился командующий группировкой. – Кто приказал?
– Разрешите доложить? – шагнул было вперед Вяземский.
– Это я разрешил, – прервал его Богданович. – Я разрешил полковнику расстрелять боекомплект «Градов» в… подальше. Тут и так до хрена будет рваться.
– А… – Командующий сник. – Ну, тогда конечно.
Земля снова содрогнулась, на этот раз совсем близко. В огненном облаке мелькнул корпус вертолета, завис на миг, словно не желая прекращать свой последний полет, так рано возвращаться на презираемую им землю, – и рухнул вниз.
– Пора, – сказал Богданович, глядя, как судорогами втягивается в портал хвост колонны. – Пойдемте, товарищи офицеры.
Кобзев в последний раз оглянулся вокруг. Огонь, дым, смерть и разрушение – все, что они оставляют после себя. Да уж, надолго запомнят местные этих ши…
«Мы вторглись в сказку, – понял гэбист с пугающей ясностью прозрения. – Волшебную сказку, с колдунами, красавицами, рыцарями и королями. И все ухитрились испохабить. А могло быть так прекрасно…».
Он опустил голову и медленно побрел к кольцу стоячих камней.
Никогда еще на памяти Дартеникса ит-Коннеракса совет Десяти не собирался дважды на протяжении одной луны. Но горестные события этих дней требовали понимания и обсуждения в кругу тех, кому суждено было править Эвейном Благословенным.
Разумеется, во второй раз никого не пришлось выдергивать из-под теплых боков супруг и наложниц. Закатное солнце не заглядывало в выходящие на запад узкие окна, и янтарный чертог совета озаряли неяркие светильники. Огневик Брейлах порой снисходил до того, чтобы подстегнуть их пламя, но стоило ему отвлечься, как комнату заполняли текучие сумерки.
И еще одно изменилось по сравнению с тем памятным утром. Рядом с императорским троном было приставлено еще одно кресло, одиннадцатое. Ратвир ит-Лорис принимал участие в совете как равный, и все понимали, что не за горами тот день, когда этот не по годам мудрый юноша займет место своего дяди.
Но пока еще старшим за столом был рахваарракс Манар, и первым над столом прозвучал его голос.
