– То-то… – Свистунов осекся, с подозрением уставившись на динамик. – Что это было?
Из черного ящика снова донесся треск, но на этот раз никто из присутствующих уже не спутал его с помехами – это были автоматные очереди.
– А-а-а! – прохрипел кто-то, перекрывая грохот выстрелов, казалось, в самый микрофон. – Больно…
– Справа! Справа они!
– Получайте, гады!
И грохот взрыва.
– По ветвям, Джон! Бей поверху!
– А-а, суки!
– На, на, на, на…
Грохот выстрелов стих так же внезапно, как и начался, и остался только один звук – хрипящее бульканье, словно кто-то неплотно прикрутил кран.
– Мамочка. – Голос был чистым, словно какое-то волшебство на миг убрало все помехи. – Мама. Больно-то как! Мамочка.
Хрип стих.
Все произошло очень быстро. Короткое шуршание – Алекс, обернувшись, успел увидеть, как ткнулся в землю радист, из спины которого торчали две белоперые, словно в насмешку, стрелы, как пытается вскочить лейтенант… а потом все потонуло в грохоте стрельбы.
– Справа! Справа они! – проорал один из десантников, поливая лес из «ручника». Через миг он получил стрелу в горло, качнувшись, упал на спину, выпустив последнюю очередь в ярко-голубое небо над поляной.
– Слушай мою… – Дерябин захрипел страшно и почти тут же смолк.
– Получайте, гады! – рявкнул кто-то, выбрасывая вперед руку. Черный кругляш «лимонки» еще не долетел до земли, а бросавший уже падал, хватаясь за выросший из груди наконечник.
– По ветвям, Джон! – закричал Окан, заметив, откуда сорвалась очередная шуршащая посланница смерти. – Бей поверху!
– А-а, суки!
От расстреливаемого из трех стволов дерева брызнули листья, щепки… и еще что-то тугое, зеленое слетело с ветвей и безвольной куклой шлепнулось оземь.
– На, на, на, на…
– Назад, Джон! – скомандовал Окан, выпуская длинную, в полрожка, отсекающую очередь. – Прикрой слева, отходим, отходим!
Он уже списал со счетов десантников – те, потеряв командира, метались суматошно, пытаясь отстреливаться, каждый сам за себя, и не слушая более опытных спецназовцев. Уйти бы самим, пожертвовав обреченными, выбраться из этого обманчивого, гиблого леса… доложить командованию…
Алекс выпустил оставшиеся патроны, согнулся, нашаривая гранату на поясе… когда прилетевшая сзади стрела вонзилась в левое бедро.
«Как неловко», – мелькнуло в голове у Окана, и, уже оседая вбок, он понял – это не ошибка невидимого стрелка, стрела попала точно в цель, потому что одного противника всегда надо брать живым для допроса…
– А-а, бля!
Алекс успел увидеть, как падает, падает Дима Малов, как мечутся под летящими со всех, казалось, сторон стрелами последние десантники. Как они умирают. А потом он увидел что-то темное, несущееся в лицо. И наступила темнота.
Свистунов медленно отвернулся от рации на столе, и, увидев его белое от гнева лицо, начштаба содрогнулся.
– У нас, – неспешно и веско произнес командующий, – дежурное звено к взлету готово?
– Так точно, товарищ генерал-майор, – отрапортовал начштаба. Он не стал напоминать начальнику, что дежурное звено было и единственным – менялись только пилоты. – Ми-двадцатьчетверки… в полной боевой…
– Поднимайте, – скомандовал Свистунов.
– Но, товарищ генерал…
– Я сказал, поднимайте! – рявкнул командующий. – Пусть выйдут на сигнал рации – связист, обеспечьте – и там, там…
– Есть, товарищ генерал-майор! – выдохнул начштаба и ринулся прочь из палатки.
Свистунов тяжело вздохнул и, сразу став каким-то съежившимся и мешковатым, словно воздушный шар, из которого начали выпускать воздух, облокотился о шкаф с аппаратурой.
– И пусть следом поднимут пару транспортных с десантом, – велел он одному из адъютантов. – Может… – Он прервался, вытащил из кармана брюк белый платок, тщательно протер лицо.
– Может, найдут кого, – закончил он шепотом, пряча платок в карман.
Из темноты его выдернули. Небрежно, рывком за плечи, подняв с земли и усадив в неловкой позе у могучего ствола. Бедро с застрявшей стрелой сразу же отозвалось ослепительной вспышкой боли – она-то, похоже, и привела Окана в сознание.
Первым, что он увидел, были сапожки. Небольшие зеленые сапожки. Носок правого почти касался округлого светло-коричневого булыжника, заляпанного чем-то темным.
Им-то, должно быть, меня и приложили промеж глаз, подумал Окан и начал было размышлять, как поднять разламывающуюся на части голову, чтобы увидеть владельца сапог, но эту проблему тут же решили без него – резко дернув за волосы, так, что перед глазами снова упала темная пелена и заплясали звездочки.
Окан терпеливо ждал, пока пелена наконец развеется и он сможет увидеть стоящего перед ним человека.
Зеленое. Вначале была зеленая курточка, очень затейливая, что-то между «лохматой» накидкой и карнавальным костюмчиком. Вроде бы беспорядочно нашитые лоскутики и ленточки всевозможных оттенков зелени на самом деле образовывали узор такой красоты – и сложности, – что Алекс даже не стал пытаться в него всмотреться. Не с такой, и без того норовящей вот-вот лопнуть, головой. И вообще, как говорил незабвенный… черт, кто же это у нас был такой незабвенный, а? Забыл… короче, без пол-литры не обойтись.
На плечики курточки падали – нет, решил Алекс, падали – не то слово, они ниспадали, они изысканно струились – волосы цвета золота, настоящего, девятьсот двадцать пятая проба и герб Союза на слитках. Волосы эти обрамляли тонкое, смугловатое, неимоверно прекрасное лицо.
– Зачем вы пришли в наш лес, ши?
«Эльф, ну чистый эльф, – устало подумал Алекс и только после этого заметил заостренные кончики ушей стоящего перед ним существа. – Ой, и вправду эльф! Интересно, а он мне нужен? А Кобзеву? Вот вопрос, достойный принца датского – нужен или не нужен майору ГБ Кобзеву живой эльф. Наверное, не нужен. Зачем нам эльф? Не, нам эльф не нужен!»
Крепко же они меня приложили. Словно каша в башке… и кто-то эту кашу помешивает. Мля, чего они мне вкололи… а спать-то как хочется, прямо сил никаких нет. Взять, что ли, да улечься?
– Зачем вы пришли в наш лес, ши? – повторил эльф с презрительным терпением, точно втолковывая что-то деревенскому придурочному.
