Зал встал. Дамы нервно требовали огласить немедленно содержание записок. «Пожилой ангел», сложив крахмальные крылья, убеждал их, что этого делать ни в коем случае нельзя, пока не проведена тщательная экспертиза. Критский напомнил залу слова Анны Ахматовой, которая требовала запретить тему семейной трагедии Пушкина. Дамы чуть не плакали: «Как запретить?! Это же наше! Сами же сказали, что Пушкин — наше все! Какие тут могут быть запреты?!»
Их успокоил мсье Леон. Он воздел руку, как Безумный Император, и загадочно произнес:
— Мы приоткроем вам завесу тайны! Господа, о возвышенной любви Жоржа Дантеса и Натали вам сообщит знакомая со всеми последними материалами моя ученица…
Зал настороженно молчал. Профессор добавил кокетливо:
— По воле случая ее тоже зовут Натали…— Профессор сделал паузу. — И она является невестой молодого Жоржа Геккерна-Дантеса!
Зал восхищенно охнул. А я чуть не упал со стула. Натали схватила меня за руку и прошептала в ухо:
— Приготовься! Да?
Под восторженный рев она поднялась на сцену и встала рядом с Жориком… Они стояли на ярко освещенной сцене. Он — в черном смокинге, она — в светлом вечернем платье, с талией под самые груди, как у пушкинских барышень. Она — стриженная под мальчика, темноволосая; он — с распушенными по плечам белыми кудрями. Они были созданы друг для друга…
Зал их приветствовал стоя. Только что «горько» не кричали. Я извинился перед соседями и начал протискиваться к выходу. Мне было ужасно стыдно. Я чуть не разрушил их счастье… Я, как последний подонок, чуть не воспользовался ее ревностью, ее обидой… Я готов был сквозь землю провалиться. Я пропихивал— ся по ряду между горячих, потных тел, наступал на ноги, бормотал извинения. Слава Богу, меня не замечали. Все не отрывали восхищенных глаз от сказочной пары.
Я был уже у самого края ряда, перед дверью, когда меня схватил за руку какой-то восторженный «пушкинист» в круглых очках, похожий на Тынянова.
— Вы куда? Сейчас же самое интересное!
— Извините, — вырвал я руку. — Мне нужно… Мне нехорошо…
Назойливый «пушкинист» грудью преградил мне дорогу:
— Слава, ничего не бойтесь. Прикрытие обеспечено. Непосредственно.
К своему ужасу я узнал генерала Багирова…
9
«Маньячный бред»
Мы с генералом Багировым сидели на самом краю ряда. Он цепко держал меня под руку, а сам не спускал глаз с Натали.
— Какая женщина! И мальчик и девочка — непосредственно. Как она провела мое прикрытие! Гениальный агент! Вы убедились, Слава?
Натали подошла к трибуне.
Должен объяснить, что слово «трибуна» я употребил по привычке. Это был современный пюпитр на выдвижном металлическом штативе. Он не скрывал великолепной фигуры и модных ног, которые, благодаря высокой талии на платье, начинались от грудей.
Всклокоченный эрудит, стоявший у двери, восхищенно воскликнул:
— С такими «пушкинистами» я готов читать Пушкина дни и ночи!
Последнюю фразу он обратил какой-то сердитой полной даме в президиуме. Зал захохотал. И Натали засмеялась искренно.
— Мерси, мсье. Уж если вы первый начали, да? Позвольте и мне сказать два слова в ваш адрес, да?
— Да! Да! Да! — замотал косматой головой эрудит.
— Мерси, — опять поблагодарила его Натали. — Сначала я хочу ответить на ваше замечание насчет русских женщин. Помните? Да?
— Про генную память о татарском иге! — напомнил всему залу эрудит.
— Вот именно, — лучезарно улыбалась ему Натали.— Вы ошибаетесь, мсье. Или в вас говорит обида за то, что русские женщины вас недооценивают. Да? Они великолепны! Мой жених, да? — она повернулась к подсевшему в президиум Жорику. — Он чуть не потерял в Петербурге голову… Да?
Жорик заржал во весь рот и захлопал в ладоши, будто Натали отпустила ему комплимент.
А она продолжала:
— Я могла уехать из Петербурга совсем одинокой. Да? Если бы нас с моим женихом не связывали общие интересы.
Жорик тут же перестал хохотать. И уставился на Натали удивленно. Зал недоуменно молчал. А генерал наклонился ко мне.
— И красавец — агент! Непосредственно!
Натали обратилась к застывшему с открытым ртом косматому эрудиту:
— А второе мое замечание — насчет русских мужчин. Да?
Генерал впился в мою руку:
— Неужели все о вас расскажет?
Натали задумчиво улыбнулась косматому.
— Мсье, вы обвинили Россию в отсутствии «исторического сознания», да?
Косматый гордо кивнул.
— Мсье, здесь, в Петербурге, я впервые увидела белую ночь. Да? Когда на небе одновременно догорает закат и разгорается заря… Здесь, в Петербурге, я впервые поняла, что такое — историческое сознание. Да? Это когда причина и следствие существуют одновременно… Да?
— Красиво! — похвалил ее косматый. — А при чем тут русские мужики?
Натали смущенно улыбнулась.
— Мне открыл это русский мужчина.
— Пьяный! — уточнил косматый.
— Жють-жють, — засмеялась Натали.
А косматый громко захохотал.
— Русский мужик по пьяни и не такое может ляпнуть! Вы еще плохо знаете русских мужиков, мадам!
— Мадемуазель, да? — поправила его Натали.
— Тем более! — возликовал почему-то косматый.
Натали подождала, когда он успокоится, и сказала:
— Вы правы, мсье. К сожалению, я еще очень плохо его знаю. Да?
Генерал Багиров даже подпрыгнул на стуле.
— Что она от вас хочет, Слава? Не понимаю!
Рядом с Натали уже стоял мсье Леон. Он ей что-то сказал по-французски. Она покраснела. А профессор объяснил залу:
— Господа, мои ученики просто влюблены в ваш замечательный город. Смею надеяться, что именно на моих лекциях зародилась эта любовь.
Зал был очарован!
Когда отгремели овации, за столом президиума встал разрумянившийся «пожилой ангел».
— Господа! Вернемся к теме конференции. Лично я с нетерпением ожидаю сообщения о новых материалах, найденных в архиве барона Геккерна.
Его тут же поддержали нетерпеливые голоса. Особенно звездные дамы интересовались новыми материалами о несчастной возвышенной страсти. Они потребовали, чтобы Натали немедленно перешла к делу.
И она перешла…
