Меня накормили завтраком и забили холодильник под завязку. Я понял, что выпускать меня отсюда скоро они не собираются…
Я лежал на койке, отвернувшись к стене. Над кроватью на желтой стене был нацарапан кем-то крючок, напоминаюший математический знак «бесконечность».
Два раза повернулся ключ в замке, и открылась дверь. Я так и лежал, тупо уставясь в стену.
— Пименов, — сказал охранник. — К тебе гость. Принимай соседа.
Я понял, что это они меня знакомят с «ёкнутым Колей». И сделал вид, что сплю.
Охранник подошел к кровати и потряс меня за плечо.
— Пименов, вставай. Соседу сказали, что ты ему какую-то «маляву» хочешь передать.
Я понял, что «малявой» они называют мандат Котяры, и про себя поразился, как ловко и, так сказать, «непосредственно» они организовали наше знакомство.
— Пименов, встать! — потерял терпение охранник.
Притворяться спящим дальше не было смысла. Да и самому мне вдруг стало очень интересно взглянуть на «ёкнутого Колю». Я потянулся и встал с кровати.
У подоконника сидел худой, совершенно седой человек и, опершись подбородком на локоть, с огромным интересом глядел в зарешеченное окно, не обращая на меня никакого внимания. Он так внимательно смотрел в окно, что я подумал — за окном происходит что-то необыкновенное. Я подошел и тоже посмотрел в окно. Но ничего не увидел. Все там было как прежде. Асфальтовая дорожка перед гаражом, обросшая подрезанными кустами. Три березы в стороне. А дальше — серый, тупой бетонный забор.
Я сказал Коле:
— Здравствуйте.
Он недовольно кивнул, будто я отрываю его от важного дела. Я посмотрел на охранника. Тот понимающе мне улыбнулся и покрутил пальцем у виска.
Я достал из кармана мандат и положил его на подоконник перед Колей. Тот даже не взглянул на него. Тогда я сказал:
— Меня просили вам передать эту бумагу.
Коля медленно повернул небритое лицо от окна и уставился теперь на меня. Меня сразу поразили его глаза. Голубые-голубые, беззащитные, детские глаза.
— Здравствуйте! — радостно сказал мне Коля, как старому, пропадавшему где-то приятелю. — Здравствуйте!
Охранник у дверей хмыкнул. А я повторил Коле, как маленькому ребенку:
— Эту бумагу вам просили передать.
Коля улыбнулся виновато.
— У меня камера без окна. Можно, я еще погляжу в ваше окошко?
Он смотрел на меня умоляюще. И я сказал:
— Конечно, можно.
Коля поймал мою руку и с чувством пожал:
— Большое вам спасибо.
Он снова уставился в окно. Охранник сделал мне рукой, как своему, успокаивающий знак и сказал громко:
— Ну, вы тут потрендите по-соседски. За все про все. Не буду вам мешать.
Он открыл дверь и сказал уже из коридора:
— Если что, стучите три раза — я открою.
Щелкнул в дверях замок. Я остался с «ёкнутым Колей» один на один.
Он по-прежнему не обращал на меня внимания. Сосредоточенно смотрел в окно, как в экран телевизора. Я потоптался за его спиной, взял стул и сел рядом с ним. Коля даже не шелохнулся. Улыбка блуждала на его бледном, худом, молодом еще лице. Мне стало очень жалко бедного седого изобретателя. Конечно же, ему было сейчас не до мандата Котяры. Я думал, какими истязаниями, какими пытками можно довести че— ловека до такого жалкого состояния. Я представил себя самого через месяц в таком же состоянии… Мне захотелось ему хоть чем-то помочь. Я оглянулся на дверь, подсел к нему ближе и сказал шепотом:
— Я знаю, кто вы.
Коля повернулся ко мне, посмотрел на меня своими детскими глазами и прошептал:
— Это все знают. Я Коля Колыванов. А вы кто?
— Слава Пименов, — прошептал я.
Коля мне улыбнулся застенчиво и прошептал:
— А почему вы шепчетесь, Слава?
Я молча указал ему на потолок и прижал палец к губам. Коля посмотрел на потолок, а потом удивленно на меня и спросил шепотом:
— Слава, вам есть что скрывать?
Я отрицательно покачал головой. Они обо мне знали все!
Коля взял меня за руку и прошептал:
— Мне тоже нечего от них скрывать. Давайте говорить нормально. Если вам не трудно.
Я тогда не обратил внимания на это его странное — «если вам не трудно». Я очень жалел его и очень хотел ему помочь.
Я подошел к холодильнику и открыл его. Сразу же на глаза мне попалась плечистая бутылка «Смирновской». Я повернулся к Коле.
— Давайте выпьем?
Коля посмотрел на меня печальными голубыми глазами.
— У меня язва, — и опять уставился в окно.
Я закрыл холодильник и сел на койку.
— Бумагу-то хоть посмотрите.
Не отрываясь от окна, Коля сказал:
— Я уже понял, что это. Это Ленин контракт. Или «мандат», как он его называет, — и замолчал.
Я очень хотел помочь несчастному человеку. Чтобы ему помочь, мне нужно было узнать, в чем он нуждается. Для этого его нужно разговорить. Не дать ему замыкаться в себе. И я стал развивать тему:
— Леня очень волнуется. Завтра у него кончается контракт. Он боится попасть обратно в «Кресты».
Коля смотрел на меня, склонив голову набок.
— А здесь, думаете, лучше?
Я засмеялся. Действительно смешно. Котяра мечтает остаться на свободе, когда его хозяин находится в заключении.
Колю почему-то обидел мой смех.
— Это не смешно, Слава… Завтра шестое, кажется?
— Шестое, — подтвердил я.
Коля сказал задумчиво:
— Все в один день!
— Что все!
Коля по-детски улыбнулся.
— Завтра же юбилей Пушкина. Вы в курсе?
— А что еще?
— Все, — тихо сказал Коля. — Все в один день… Вы верите в случайные совпадения? — и отвернулся к окну, не дождавшись ответа.
«Контакта» не получилось. Я замолчал. А Коля взял с подоконника бумагу и спрятал ее в карман спортивной куртки. (Забыл сказать, что одет Коля был в новенький модный спортивный костюм, явно большего размера. В этом ярком просторном костюме он выглядел еще несчастней.)
Застегивая молнию на кармане, Коля спросил:
— А к вам как попала эта бумага?
— Мне Леня ее передал, — я чуть не добавил «непосредственно».
