легкие.
Он пошевелился, устроился поудобнее рядом с ней, приподнялся на локте и легонько подул на ее сомкнутые веки.
– Гита…
Она отчаянно помотала головой. Отказываясь смотреть на него, она упорно молчала; но вот он погладил ее напряженные, чувствительные груди, дотронулся до твердых их кончиков. Гита открыла глаза и встретила его взгляд.
– Ты же не будешь спрашивать, удовлетворен ли я, не будешь? – спросил он.
И не дождался ответа. Без любви, без привязанности все действо казалось ей унижающим. Он любит ее не больше, чем она его. Это слишком по плотски, слишком примитивно.
– Не спрашивай, что будет дальше, – продолжал он тем же мягким, тягучим голосом. – Потому что я собираюсь тебе показать.
И показал.
Гита не могла, да и не хотела его останавливать. Требования и позывы собственного тела держали ее в плену. Он смог заставить ее кровь петь, смог вызвать в ней ощущения, о существовании которых она даже не подозревала. И она, кажется, отвечала ему тем же. Она понятия не имела, что любви можно предаваться так долго. По своей неопытности Гита полагала, что дело уже сделано, теперь нужно пить чай, вести беседу…
Он касался ее с нежностью, почти с благоговением, изучал каждый сантиметр ее тела, но не любовь светилась в его глазах. Это было желание. И почти невероятное поглощение ею, Гитой.
Поразительно искусный любовник, в последующие два дня он научил ее наслаждаться ощущениями, о которых она до этого знала только из книг. И она стала желать этих ощущений, как наркотиков. Но порой ее вдруг охватывал стыд.
Когда его не было с ней – когда ему нужно было вернуться в поместье, чтобы переодеться, накормить и выгулять собак, прочитать хоть несколько страниц рукописей, которые он привез с собой, – она приходила в себя и испытывала ужас от своего поведения. Но когда его отсутствие затягивалось, она начинала дергаться, чувствовала себя брошенной, опустошенной. И ненавидела себя. Ненавидела эту зависимость. Он командовал, хотя и мягко, а она подчинялась. С готовностью. А подчинится ли он ей, если она попробует командовать? – размышляла Гита, оставаясь в одиночестве.
Что за рабская преданность, думала она вяло, раньше никогда бы не поверила, что способна на такое. Между мужчиной и женщиной должны быть улыбки, нежность и… любовь. Но здесь ничего этого не было. Несмотря на интимную близость, какая-то часть его все равно оставалась для нее наглухо закрытой. Впрочем, это было взаимно.
Когда в очередной раз он вошел на кухню с едва заметной улыбкой на лице и вопросительным выражением в серых глазах, Гита строго взглянула на него.
Он выжидающе приподнял бровь.
– Чего же ты все-таки хочешь от меня, Генри? – спросила она прямо. – В конечном итоге, я имею в виду?
Опершись о шкафчик, Генри сложил на груди руки и посмотрел ей в лицо.
– Я об этом не думал, – ответил он с такой же прямотой. – А чего от меня хочешь ты?
– Не знаю, – призналась она. – Я даже не знаю, нравишься ли ты мне. Я тебя вообще не знаю.
– Поговорим начистоту? – спросил он мягко. Оторвавшись от шкафчика, он подошел к столу и уселся за него. – Кофе?
Автоматически направившись к чайнику, Гита внезапно остановилась.
– Нет. Сделай сам, – неприязненно сказала она. – Ты приказываешь, а я подчиняюсь, но я не хочу, чтобы все было так!
– А чего же ты хочешь? – спросил он все так же мягко, все так же ровно.
– Не знаю!
Он улыбнулся, встал из-за стола, подошел к чайнику и включил его.
– Ты даже не проверил, есть ли в нем вода, – пробормотала она сварливо.
Бросив на нее насмешливый взгляд, он приподнял чайник, потряс его и поставил на место.
С раздраженным возгласом она уселась за стол и уткнулась подбородком в сложенные руки.
– Кофе? – мягко поинтересовался он.
– Да.
– Пожалуйста, – напомнил он.
– Пожалуйста. Не очень крепкий.
Он улыбнулся, потом занялся приготовлением кофе и вскоре поставил перед ней полную чашку. Затем он тоже сел за стол со своей чашкой и посмотрел на нее.
– Есть еще приказания, Гита?
– Пока все, – проворчала она.
Он продолжал наблюдать за ней неподвижными глазами.
– Ожидаешь признаний в вечной, неумирающей любви?
– Нет.
– Но ты не хотела бы чувствовать себя использованной, не так ли?
– Не то чтобы использованной, если быть точной, – вздохнула она. – Я хотела бы чувствовать себя ценимой. А я чувствую себя немного униженной. Словно у меня нет своих собственной воли, нет мозгов.
– Но при этом ты вовсе не желаешь прекратить наши отношения. В этом вся проблема, не так ли?
Взволнованная, несчастная, она обхватила ладонями свою чашку, затем подняла на него глаза.
– Да. Между нами нет смеха, нет шуток, нет счастья. А так не должно быть! Или должно?
– Нет, – согласился он. – Я еще ни разу не видел, чтобы ты смеялась.
Но и сам он либо занимался с ней любовью, либо ввергал ее в замешательство – и ничего кроме этого.
– Я вообще мало смеюсь, – произнес он с мягкой улыбкой. – Расскажи мне о своей работе в авиакомпании. О том, каково быть стюардессой. О привлекательных пилотах.
Гита фыркнула.
– Твой единственный возлюбленный был пилотом?
Она помотала головой.
– Большинство летчиков – женатые люди.
– Но это не мешает им заводить интрижки.
– Да, не мешает, – согласилась она, припомнив, что некоторые из них откровенно изменяли своим женам. – Но мы обычно не очень общались с пилотами – вне работы.
– И ни один из них тебе не нравился, Гита?
– Нет, – коротко ответила она.
– А когда ты стала знаменитой, они начали тебя немного побаиваться.
Удивленная, она посмотрела на него.
– Не говори ерунды. Я всего лишь появилась в рекламной кампании тех же авиалиний.
– И только? Но тебе выпала редкая возможность сделать себе имя.
– Да, однако, все получилось вовсе не так, как я хотела.
– В самом деле? – спросил он с легкой насмешкой в голосе.
– Да! Ты, очевидно, полагаешь, что я поступила расчетливо, а это совсем не так. Все произошло совершенно случайно. Они опросили всех стюардесс, кто хотел бы принять участие в пробах, так как они желали увидеть на экране одну из своих сотрудниц, а не какую-нибудь профессиональную модель.
– Значит, ты приняла участие в этих пробах? – мягко поддразнил он. – Наверное, стояла в очереди самой первой?
– Нет! Я вовсе не хотела стать моделью, я была вполне довольна своей работой. – Слегка нахмурившись, она продолжала: – В твоем представлении я все распланировала, этак нагло, цинично… Но я совсем не такая, Генри. Мне не очень-то нравится быть центром внимания.
– Но если ты не принимала участия в пробах, как же тебе удалось стать самой красивой девушкой
