замедляют свой бег, а тело начинает плавиться…
— Нет! — Вырвавшись из его объятий, она быстро повернулась к нему спиной. — Ты не должен, — в смятении произнесла она. Однако было уже слишком поздно. Он уже сделал свое дело.
— Прости меня, но… Это было так же, Джеллис? Между нами? Такой же магнетизм?
— Да, — с болью призналась она и обвила себя обеими руками, пытаясь согреться.
— Тогда поговори со мной. Расскажи, как все было. Пожалуйста.
Расстроенная, смущенная, испуганная былыми чувствами, которые, как ей казалось, она сумела забыть, Джеллис хрипло пробормотала.
— Мы не любили надолго расставаться. Если ты соскучился по мне…
— А ты разве не скучала по мне?
— Скучала, — призналась Джеллис. — Я всегда по тебе скучала. И до сих пор скучаю.
— А если бы я не утратил память? Не оставил бы тебя? Что бы мы сейчас делали? Занимались бы любовью?
— Да, — выдавила из себя она. Все тело у нее заболело от внезапно нахлынувшего желания. «Воспоминания…» — Ты подхватил бы меня на руки, когда мы вошли через парадную дверь, принес бы меня сюда…
— И занялся бы с тобой любовью?
— Да.
— А я был хорошим любовником, Джеллис?
— Да. — В глазах у нее все расплывалось из-за слез, она торопливо перевела дух. — О, Себастьен, ты был такой нежный, забавный…
— Забавный? О Боже, не представляю себя забавным, даже если бы ты дала мне руководство по этому искусству. Продолжай, расскажи мне, как все было. Сделай так, чтобы я представил все. Поставь сцену. Сделай вид, что это игра. Ты уезжала за покупками, теперь вернулась, я здесь — и что дальше? Что бы я сказал? Сделал? Помоги мне, Джеллис!
Она на миг закрыла глаза, потом глубоко вздохнула.
— Ты бы улыбнулся… О, Себастьен, у тебя была такая озорная улыбка!
— Правда? — угрюмо спросил он. — Да.
— А дальше что?
— О, ты бы взял у меня покупки, рассовал бы их куда-то, а потом… — Она снова глубоко, болезненно вздохнула и хриплым голосом продолжила: — Ты бы взял меня на руки. Твои глаза зажглись бы смехом, а потом ты поцеловал бы меня так, словно мы не виделись несколько недель, и…
— Как? — перебил он. — Нежно? Страстно? Как?
— Разве это имеет значение?
— Да! Так как же?
Она отвернулась от него и печально прошептала:
— Ты начинал с уголка моего рта и все время шептал… — «Шептал и подгонял меня, и этот его голос и дьявольский смех в глазах… И всегда по-французски, всегда, занимаясь со мной любовью, он произносил какие-то французские слова». Глаза у нее снова наполнились слезами, и она прошептала в тоске: — О, Себастьен, я не могу!
Он нежно взял ее и повернул за плечи к себе.
— Нет, можешь. Пожалуйста. Я понимаю, что делаю тебе больно… Господи, Джеллис, каким же я был ублюдком, раз заставил тебя так страдать!
— Не знаю! — закричала она. — Это-то меня больше всего и терзает! Я ничего не знала! Я думала, я считала, что ты не такой как другие, и все время… — Она крепко сомкнула веки и глубоко вздохнула. — Прости меня. Но мне так тяжело.
— Да, — бесстрастно согласился он. — Ты думала, я вел двойную жизнь? Притворялся, что любил тебя?
— Да, — с болью призналась она.
— Но почему?
— Не знаю. Я не понимаю, как вообще можно так поступать. Возможно, ты и любил меня, — тихо добавила она. — А потом, может, тебе стало не по себе, ты почувствовал себя в ловушке. Я не знаю, Себастьен, все же какими бы ни были причины, но написать мне всего лишь записку… Так мог поступить только трус.
— Ты права, — мрачно согласился он.
— И в то же время я не сказала бы, что ты был трусом.
— Значит, и у тебя в голове мысли ходят по кругу и ответа нет. Как и у меня.
— Да, — ответила она и попыталась улыбнуться.
— Не думаю, что ты права, улыбаясь мне, — иронически упрекнул он ее. — Ведь я последние четыре месяца соблюдал воздержание. Хотя сомневаюсь, что по своей природе склонен к этому.
— Да уж, — покраснев, заметила она.
— Продолжай. Так что я там нашептывал?
— Разные предложения.
— Предложения? Какие предложения?
— Эротические, — пробормотала она, смущенно пожав плечами.
— Эротические?
— Да.
Вдруг в глазах у него вспыхнули веселые огоньки, и он спросил:
— Ну, а потом что?
— Перестань! — закричала она. — Сейчас же перестань! Разве ты не видишь, что я пытаюсь возненавидеть тебя?
— Вижу, — хмуро согласился он. — Это я вижу. И вижу истерзанную женщину, такую же истерзанную, как мой разум, и мне невыносима мысль, что я могу не вспомнить прошлое. Что до конца моих дней я буду блуждать в этой призрачной стране.
— Понимаю, — беспомощно кивнула она. И улыбнулась робко, почти как Себастьен.
— Наверное, тебе не следовало говорить об этих эротических предложениях. Теперь у меня возникло отчаянное желание нашептать их тебе на ухо.
Он всматривался в ее лицо, в ее глаза и постепенно мрачнел.
— Я совершенно тебя не помню, и все же что-то притягивает меня к тебе. Ощущение тепла, мира, потребности… и возбуждения, — тихо добавил он. — Пока мы долго-долго ехали сюда, я рассматривал пейзаж, но он для меня ничего не значил, и я лишь ощущал твою близость, легкий аромат твоих духов, твое тепло. Мне хотелось, чтобы ты остановила машину, повернулась и дотронулась до меня. Неподобающие желания, да?
Она не ответила, не могла ответить, потому что сама испытывала подобное возбуждение. Она желала его. И хотела, чтобы кончился наконец этот кошмар.
— Ты ведь чувствуешь то же, что и я?
— Да, — откровенно призналась она. — Но ведь этого не может быть, разве не так?
— Почему?
— Не может.
— Но почему же?
— Потому… — Всматриваясь в дорогое для нее лицо, которое сейчас было не жестоким, а просто печальным, она продолжила: — Потому что я не хочу снова пройти через все это. Предположим, что мы начали все сначала. Предположим, у нас все будет так же хорошо, как было. И представим себе, что к тебе вернулась память. И что тогда, Себастьен?
Он мрачно улыбнулся.
— Тогда я узнаю, почему ушел от тебя. И, может, снова уйду.
— Да, но я не переживу это еще раз.
— Не сможешь? — Глядя на нее, испытывая массу противоречивых чувств, он тихо сказал: — Ты по- прежнему любишь меня, да?
