большого зала меня встретила Арабелла, на лице которой отражался весь спектр эмоций.
— О, Джон, дорогой! Я так боялась! — вскрикнула она, бросаясь ко мне. Ее милое личико было залито слезами.
— Ну-ну, все прошло, не надо об этом думать.
— О, Джон, это ужасно!
— Больше нет причин для беспокойства. Будь добра, успокойся и оставь нас одних, ладно?
Послушная и покорная, она уходит, с бледной улыбкой, исчезнув в соседней комнате.
— Стаканчик?
Я наливаю себе одному, так как В-1 отказывается и усаживается в большое кресло, задумчиво качая головой,
— Мы добрались до переломного момента в нашей истории. Вы были правы. Государство Кларков хочет войны, и этой войны мы не можем избежать.
— Мы не должны были допускать, чтобы это государство стало свободным и независимым. Южный континент должен был остаться под контролем государств членов конфедерации. И вот в каком мы сейчас положении! Всего три поколения — и мы уже лицом к лицу со страной, организованной столь же мощно, как и наша, и мечтающей о мировом господстве.
Я вздыхаю.
— Большая часть вины ложится на официальную пропаганду. Именно так, мы должны были выступить и вмешаться, когда Кларковский Союз предпочел красную диктатуру, а мы выбрали демократию. Работа пропаганды как раз и заключается в поддержании различий. И мой непримиримый враг — Кларк Альфа Первый — надо признаться, очень хорошо умеет управлять толпой и задеть ее за живое демагогическими рассуждениями. Когда у крестьян урожай погублен засухой или рабочих увольняют по причине задержки роста производства, он всегда все мог так объяснить, что рабочие и крестьяне всегда находили того, на кого излить свой гнев.
Я прекращаю свое хождение взад и вперед и, остановившись на середине зала, поворачиваюсь к В- 1:
— Прошу вас, скажите откровенно, что вы думаете?
Мгновение он размышляет, а затем единым духом выпаливает:
— Я считаю, что Кларк Альфа Первый не может пойти на попятный: слишком далеко зашел. Его угрозы должны обязательно принять определенное направление. То же самое по отношению к его людям — он должен держать свои обещания, чтобы сохранить популярность и власть. Война, я вам повторяю, иного выхода нет.
— Хорошо, в таком случае, рассчитывайте на меня — он получит то, чего хочет. Завтра утром соберите Совет и отдайте распоряжение о всеобщей мобилизации.
В-1 уходит, ничего не говоря. Я же распахиваю большие двери настежь и вижу силуэт Арабеллы. Силуэт тонкий, гибкий, хрупкий, который, кажется, плавает в полумраке, вселяя мир и спокойствие в мою душу.
Я разглядываю Арабеллу. Это сотая Арабелла, произведенная машиной с того памятного дня, когда понятие 'женщина' облеклось в плоть. Я разглядываю ее, такую чувственную и сладострастную, растянувшуюся на канапе словно вавилонская нимфа, сошедшая с древнего барельефа.
У нее вечная красота Венеры и всепоглощающая страсть Психеи, мучающая душу и терзающая плоть. Она — верный и послушный товарищ супер-Джона Кларка, безразличная к числу его предшественников и отдающаяся каждый раз Избранному с прежним пылом и искренностью.
Капризная машина никогда не производила более чем одну Арабеллу, отказываясь дать во все увеличивающийся мир больше таких прекрасных копий. Машина 'рожает' Джонов Кларков, ничего, кроме них, наводнивших мир, и только одну Арабеллу — когда умирает ее предшественница. Для этих Джонов Кларков, для миллионов простых граждан, мы создали разных гуманоидов Ф: брюнеток, блондинок, рыжих. Очень хороших, но не таких, как Арабелла. Живая и волнительная Арабелла принадлежит только суперДжону Кларку.
Вот поэтому я считаю себя счастливым человеком. Я горд оттого, что эти привилегия дается только Избранным, и даже у этой спесивой собаки — Кларка Альфа Первого — единственная компания — это его ужасные и непомерные амбиции.
Именно еще и поэтому я его ненавижу, вдобавок к тому, что наши идеологические системы и так превратили нас в смертельных врагов. Хорошо, мы будем воевать; мы разрушим все, что нужно разрушить; мы убьем всех, кого нужно убить; мы уничтожим все, что нужно уничтожить, — но это все глупо! Да, глупо, так как ничто не остановит движения Джонов Кларков — ведь инкубатор создаст их всех заново! В битве мертвые воскреснут, и легионы мертвецов всегда будут противостоять легионам других мертвецов — и так до скончания времен.
Бессмертие не может быть побеждено!
— Джон, да перестань же ты думать об этой дурацкой войне! Завтра у тебя будет достаточно времени. Подойди, прошу тебя! Подойди!
Я присаживаюсь на край дивана и протягиваю ей сигарету.
— Дай еще чего-нибудь выпить, а?
Я подчиняюсь и подаю ей стакан.
— Не знаю, понимаешь ли ты, Арабелла, но положение очень серьезное и тяжелое.
— Оно ведь не изменится только потому, что ты этого хочешь. Ты защищаешься, но настоящая трагедия в тебе самом, Джон…
— Это война, понимаешь, война! Неужели ты не понимаешь?
— Я это знаю, и ты никуда от нее не денешься. Теперь ее уже не остановишь…
— И это тебя не трогает? Ты равнодушна?
Она продолжает пить маленькими глотками.
— Какая она, война?
— Это ад.
— Волнующая и упоительная, не правда ли?
— Ужасная.
— Жестокая, потому что нужна победа?
— Жестокая даже и без победы.
Она начинает улыбаться, растягивая рот до ушей:
— Возбуждающая, с запахом крови… да… пороха и праха. Потвоему, Джон, как она может начаться?
Я не успеваю ей ответить, так как происходящее в этот момент настолько жестоко и неожиданно, что я с трудом это осознаю. Ответ приходит к Арабелле в форме адского грохота, шума, возвещающего о конце света, гигантского взрыва одновременно с жутким ударом неслыханной силы, сотрясающим землю и нас.
Вскочив одним прыжком, мы бросаемся на террасу. Мрачно воют сирены, и в этом реве нам открывается невероятное зрелище — громадный пылающий город.
— Боже, Джон, что проиходит?
Я поднимаю голову. Над нами, захваченные прожекторами звуколокаторов, ясно видны движущиеся в боевом порядке вражеские бомбардировщики. Немедленно в действие вступает противовоздушная оборона, выплевывая в небо струи металла, и мы наблюдаем настоящий фейерверк, раскрасивший ночь разноцветными молниями и вспышками. В шуме орудий и реве моторов мы видим, как на город рушатся снаряды и взрываются с адским грохотом.
Я мчусь ко дворцу, таща за собой Арабеллу, и сталкиваюсь с В-1, за которым следует группа военных с растерянными и искаженными лицами. Из их груди одновременно вырвался крик ужаса:
— Авиация Союза разрушает город!
Только два часа спустя мы сумели подвести итоги ужасной бомбардировки, которой подвергся город. Выяснилось, что их целью были наши оружейные заводы и склады боеприпасов, расположенные на окраинах столицы.
