Часть вторая
В этот раз я опять пробуждаюсь от долгого глубокого сна. Бот знает, как я пережил это бегство от времени, секрет которого, как думал, я нашел. Эту идею мне подсказали маленькие лесные млекопитающие, маленькие двухголовки.
Это длится уже… Я не знаю. Я перестал вести календарь. Я потерял чувство времени.
Я заметил, что с наступлением зимы эти животные едят какую-то особую траву, растущую у подножия гигантских грибов. Затем они отыскивают пещеры и подземные гроты и, впадая в спячку, проводят долгие месяцы. Как медведи и черепахи на Земле.
Итак, ко мне пришла эта идея, и я пожевал этой сухой кисловатой травы, совершенно не беспокоясь, содержит ли она какие-нибудь отравляющие вещества. Зачем? Ведь смерть для меня не существует. Я закрылся в своей хижине и впервые впал в состояние полного беспамятства. Это было единственное средство забыть, не думать больше, отречься от жизни. Замена смерти, которая меня забыла.
Постепенно я увеличивал дозу, и время текло вокруг меня песочными часами. И во время моих снов Смерть приходила ко мне на кончике жала ядовитого насекомого, на клыках крысы или с нашествием неизвестных, но вредных вирусов. Откуда я знал все это?
Эфемерная смерть, безусловно, так как инкубатор меня тут же воскрешал, и я все начинал сначала.
Но в этот раз я пережил все… Смерть, время… смерть!
Одевшись, я вижу, что стол, стулья и буфет покрыты толстым слоем пыли. По хижине плавает какой- то странный запах — запах старости и вечности. Ну, живо! Нарвать еще травы, прежде чем воспоминания навалятся на меня, и спать… спать… забыть… забыть… Я встаю, вытираю пыль с зеркала, и в нем отражается какой-то старик.
Какой-то мрачный и угрюмый старик, несмотря на длинную белую бороду и клочковатые волосы, рассыпавшиеся непокорными прядями. Так, значит, я проспал все это время! Сколько же мне сейчас лет? Нет. Не думать… не думать… Трава! Быстрее! Я толкаю дверь, но одна из досок прогнила и падает теперь с глухим стуком.
Ставни единственного окна в плачевном состоянии и, сорванные с одного края, болтаются на втором. Однажды на мою голову обрушится и крыша хижины, изъеденная термитами.
Я хочу бежать, но, — увы! Это невозможно. Мои ноги слишком стары, они слабы, затекли и не гнутся. Я хватаю какую-то палку и, опираясь на нее, выхожу на поляну.
Кладбище тоже довольно сильно состарилось. Машинально я останавливаюсь и смотрю. Все они здесь, все Джоны Кларки. Целая группа Джонов Кларков, которых я собственноручно похоронил здесь, «на моем маленьком кладбище». Джон Кларк номер один…
Джон Кларк номер два… Джон Кларк номер три… и так далее.
Первый раз я рыл могилу заранее, чтобы, родившись, не терять времени. После каждого воскрешения я тащил свое старое тело и с отвращением зарывал на кладбище. Эта работа была мне противна.
Но сегодня это невозможно. Я слишком стар, у меня нет больше сил, чтобы выкопать достаточно глубокую могилу. Ба! Номер двенадцать позаботится об этом. Или номер тринадцать, или четырнадцать. Или любой другой! Однажды они заполнят всю планету. Сотни! Тысячи Джонов Кларков… Ведь это никогда не прекратится! И я буду своим могильщиком до конца времен! Спать и умножать могилы. Больше мне нечего делать.
Я отмахиваюсь от этого ужасного видения и направляюсь в лес. Ого! Но что здесь произошло? Впечатление такое, будто в деревья попала молния. Некоторые из них обуглены, некоторые вырваны с корнем, некоторые лишились листвы. Мне кажется, что какой-то ужасный ураган опустошил здесь все другого объяснения я не нахожу.
Я ускоряю шаги, но это нелегко мне дается. Обеспокоенный, я вхожу в этот разрушенный и опустошенный лес и вижу всего лишь несколько жалких травинок тут и там. Все животные, обитавшие в лесу, покинули его. Я внимательно прислушиваюсь. Никаких криков, никакого стрекотания, треска насекомых, никакого щебетания птиц, никакого таинственного шороха и шелеста в кустах. Вокруг меня царит тяжелая, мрачная и глубокая тишина.
Я иду вперед, останавливаюсь, оглядываюсь направо и налево.
Но ничего, ничего нет. Чудесная трава — и она тоже! — исчезла под обожженным солнцем. В том месте, где, она росла в изобилии, нет и травинки.
Я чувствую, как меня охватывает отчаяние, огромное и безысходное, и я не могу больше сдерживать слезы. Я бессильно падаю на пенек… Но нет, надо действовать! Может, где-нибудь дальше… в направлении гор… С трудом я возобновляю движение, борясь со старостью, скорбью потери и охватившей меня тревогой. Каждый шаг для меня утомителен, ужасен, изнурителен, слишком тяжел для моих бедных несчастных стариковских ног. Кроме того, меня начинает, мучить голод. Поначалу это всего лишь смутное ощущение, но постепенно оно перерастает в мучительное чувство. Голод… Жажда… Я зацепился за шипы и колючки расщепленного дерева и осознал, что стреляюще-колющая боль начинает зарождаться в моей правой ноге. Моя лодыжка очень сильно распухла. Стальные ножи работают уже в обоих ногах и поднимаются на штурм моего тела.
Я обессиленно валюсь на сухую, выжженную землю. Бесполезно пытаться добраться до ракеты, чтобы обратиться к последнему запасу антибиотиков.
Бесполезно… Теперь уже поздно пытаться приостановить охватившую меня болезнь. О боже! Как больно! Даже эта ужасная агония не щадит меня. Моя голова пылает, огонь пожирает мое тело. Я закрываю глаза, а когда открываю их вновь, то вижу, как солнце цвета крови садится за горами. Итак, будет ночь! Ужасная ночь. О, моя голова!..
Из оцепенения меня выводит тошнотворно-мерзкий запах, и я вижу свои раны, которые кровоточат и темнеют. Загрязнение вызвало жар и лихорадку, но это уже не имеет никакого значения.
Охваченный ужасом, я сгоняю насекомых, копошащихся на моих ранах, но они возвращаются снова и снова смертельным роем.
Побежденный, я смотрю в небо под порывами ветра. Я смотрю на ночь. Ночь, конца которой я уже не увижу!
Я похоронил свое стариковское тело, изъеденное насекомыми, на месте смерти. Еще один Джон Кларк. Одиннадцатый из серии.
Я, номер двенадцать, вернулся к своим старым делам и заботам, так как знал, что отныне не смогу освободиться от течения Времени. Я кое-как подлатал хижину, починил мебель и навел везде порядок, Я даже провел инвентаризацию остатков лекарств, находящихся в автоматической аптечке. Маловато.
Чтобы избежать ненужных страданий, я взял себе за правило никогда не выходить из дома без термического оружия. Один меткий выстрел отныне сможет избавить меня от ненужных страданий и болезненной агонии. Но, к несчастью, есть то, с чем не может бороться никакое оружие. Это заболевание души. Мучительное воспоминание об Арабелле, которое я храню в своей бессмертной душе. И которое грызет меня, не переставая. О, как я жалею о своем поступке! Я мог бы попытаться починить ее электронный мозг.
Немного терпения, и я, безусловно, добился бы успеха… А теперь!
И птиц больше нет, они так и не вернулись. Если бы они могли вернуться! Я бы все отдал за то, чтобы снова услышать человеческий голос! Даже если бы это было лишь иллюзией!
Я начал болтать во весь голос, говорить неизвестно что… всякие глупости… все, что приходит в голову… Но все это не то… Охотясь у подножия гор, я открыл один уголок, где царило эхо. Обладая воображением, можно было представить, что…
О, конечно, это может показаться смешным, но в условиях одиночества воображение оказывает неплохую услугу. Вчера, например, во время каждодневного моего обеда, я расставил на столе четыре тарелки, представив, что у меня в гостях Бернард и Марго.
И, конечно, Арабелла. Я вообразил, как мы вчетвером весело болтали: обменивались взглядами, мнениями, идеями и открывали друг другу маленькие тайны. А потом, в конце обеда, неожиданно, как снег
