жизни?
С какой целью и каким образом это было сделано?
Едва он начинал думать об этом, как ловил себя на мысли, что ускользает куда-то в бездну векового, унаследованного от предков ужаса. Все происходило так, как если бы он внезапно попадал в изначальный мир, окутанный легендами, волшебный и полный тайн, где царили силы зла.
Этот мир кошмара окутывал его постепенно, и Перкинс чувствовал, что не в силах ему противостоять.
И в то же самое время достаточно было взглянуть нормальными глазами на эту злосчастную хорелию, как мгновенно улетучивалось представление, что она чем-то отличалась от других. Причем от всех.
Но Перкинс был уверен, что это вовсе не так просто, как казалось на первый взгляд.
Именно в этом заключался весь драматизм его положения.
В эту ночь он решил остаться в гостиной, отказавшись от мысли даже на мгновение пройти в отведенную ему спальню. Он не хотел вновь подвергнуться галлюцинации, вероятно, такой же неизбежной, как и во все прочие ночи.
Он использовал порцию энергетических таблеток, отрегулировал систему электронных стимуляторов и закончил отчет о проделанной за день работе.
То была его новая победа над самим собой.
Глава 13
В последующие три дня ничто не мешало киборгам спокойно продолжать их ремонтные работы.
После сокрушительного поражения во время последней битвы хорелии, видно, растеряли весь свой боевой пыл. Во всяком случае, ни одна из них не отважилась показаться вблизи виллы.
Не повезло, однако, с погодой. Мелкий моросящий дождичек сменился мягким снегопадом, накрывшим мертвый город непорочно белым саваном.
Снег все шел и шел, и это вынудило киборгов провести расчистку подступов к аэроджету от начавших образовываться заносов. В который уже раз легионеры поворчали по поводу природных стихий внешнего мира, от разгула которых они у себя в подземелье давно уже отвыкли.
Маршал отправился на наблюдательный пост на крышу дома, а Ковач присоединился к остальным легионерам.
Укутавшись в дряхлое латаное-перелатаное пальто, он со снисходительной улыбкой бросил своим новым друзьям:
— Придется вам привыкать к этому. Именно такого рода жизнь вели ваши предки с древнейших времен, задолго до вас.
— Наши биологи все это предусмотрели, — слабо улыбнулся в ответ Перкинс. — Видно, в природе изначальных элементов Вселенной заложено, что человек должен постоянно развиваться, обгоняя свое прежнее состояние.
— Точно. Примерно так говорил и Лукреций, но эта эпикурейская установка заставляет задуматься… Идеальный человек, о котором вы говорите, будет уже не человеком, а чем-то другим…
— Киборгом.
Ковач покачал головой, вздохнув:
— Не исключено, что и киборгом, но вы никогда не будете в контакте с природой, источником самой жизни.
Он долго всматривался в окрестности, а затем, словно для себя самого, тихо продолжил:
— Нет, вы не сможете этого понять… Эх, если бы вы знали эту местность раньше… Она была чудесной… Особенно весной… Кругом цветы и набухшие почки на деревьях, под ногами — шелковистая изумрудного цвета трава, подернутая кисеей из капелек росы по утрам, сверкавшей при первых лучах солнца не хуже бриллиантов. А как сладостно пахло! Вы даже представить себе не можете, до чего все это было здорово! На берегу речушки танцевали под скромный оркестрик или под какой-нибудь музыкальный автомат. Французы называли это «повеселиться в загородном кабачке». Ах, эти чудные ресторанчики прошлого! В них так вкусно пахло картофелем во фритюре, за столами оживленно обсуждали последний футбольный или бейсбольный матч… а хозяин заведения звонко покрикивал: «Поспешим, господа! Делайте ставки, у меня наиточнейшие сведения насчет того, кто войдет в тройку победителей на лошадиных скачках в пять часов…»
Ковач вдруг громко расхохотался, потом, нагнувшись, набрал в костлявую, высохшую ладонь пригоршню снега и протянул руку Перкинсу. В его блуждавшем где-то вдали от этого мира взоре читалось глубокое волнение.
— Видите, — воскликнул он. — Он… он ничуть с тех пор не изменился!
Пожав плечами, он метнул снежок вдаль.
— Теперь мы, люди, стали тут чужаками.
В этот момент Перкинс, возможно, впервые ощутил ту безмерную печаль и боль, которые должен был испытывать этот полный достоинства и благородства старик, оставшийся единственным человеком из того мира, что канул в вечность и был отличен от того, что он знал.
И уж точно ему, Перкинсу, не суждено понять этого мира!
Вышедший из корабля Смит испустил победный клич.
— Командир, кажется, дело на мази. Мне удалось починить каналы подачи топлива. Осталось лишь проверить несколько стыков и…
Он не успел закончить фразу: с крыши раздался душераздирающий крик.
Все разом обернулись и в ужасе застыли, оцепенев от открывавшегося из взорам кошмарного зрелища.
На крыше дома гигантская хорелия обрушилась на Маршала, обвив его своими нервными буравчиками-щупальцами.
Тесно переплетясь, человек и растение отчаянно боролись друг с другом в каком-то почти сверхъестественном напряжении сил, скатываясь по пологому склону крыши.
Перкинс и его товарищи инстинктивно выхватили оружие, но мгновенно поняли, что использовать его невозможно без риска попасть в несчастного физика, сопротивлявшегося противнику, словно одержимый.
Они уже бежали к нему со всех ног, чтобы оказать помощь на месте, но Маршал сорвался с крыши вместе с намертво оплетшим его чудовищем.
С отвратительным стуком тело легионера ударилось о землю.
Киборги бросились к нему, но было уже поздно. Щупальца хорелии сделали свое дело, раздробив легионеру кости. Сейчас тот выглядел как безжизненная с вывихнутыми конечностями кукла, распростертая на разодранном в клочья венчике растения-убийцы.
Когда Перкинс склонился над ними, оба были уже мертвы.
Стремительно вскочив, командир тут же распорядился:
— Быстро, обежим вокруг виллы.
И он устремился к садику с оружием в руках, обшаривая глазами окрестности. Но все было спокойно.
В своем загоне прирученные хорелии будто взбесились, хотя и оставались на своих местах. Они исступленно щелкали листьями, и этот резкий звук напоминал клацанье чудовищных челюстей.
Перкинс встретился с Круппом, Смитом и Ковачем позади дома.
Те также не заметили ничего подозрительного. Их окутывала полная, до звона в ушах тишина. Лишь продолжали беззвучно падать на землю густые хлопья снега.
Крупп показал на довольно глубокую борозду в земле, которую ещё не успела прикрыть пороша.
Не было сомнений в том, что это след, оставленный подползшей к их укрытию хорелии-камикадзе. Затем она подтянулась по стене здания и неожиданно для ничего не подозревавшего Маршала возникла перед ним.
