воздействия на толпу и народ вообще. Отсюда парализующая эффективность, по мнению экспертов УСС, речей фюрера. И, конечно, весьма документированная история его личной жизни от первоначальных наблюдений за родителями трехлетнего Адольфа! Отвергнув расхожие представления о гомосексуалистских наклонностях фюрера, психоаналитики со смаком описали в мельчайших подробностях, как Гитлер валялся под ногами женщин, умолял бить его… Клинический случай классического мазохизма, потрясавший не осведомленных в патологии партнерш настолько, что две из них покончили с собой, а пресловутой Еве Браун согласие на экстравагантные просьбы фюрера далось с трудом, через две попытки к самоубийству. Впрочем, привыкла, надо думать, и автоматически вогнала ему в бункере под имперской канцелярией в апреле 1945 года пулю из «вальтера» 6,35 в висок. Выполнила последнее пожелание фюрера.
Боги мои, боги! Зачем все это и к чему хвалебное и гадостное послесловие к отчету Д. Байта, писанное в начале семидесятых годов с подтверждением на основе послевоенных разысканий? И зачем заставлять читателя карабкаться по генеалогическому древу Гитлера, чтобы убедиться – его дед был евреем. Какое отношение это имело к жесточайшей войне и чем помогло выяснение этих обстоятельств Вашингтону? Как объяснил руководитель исследования У. Лангер во введении к своему опусу в 1972 году, «если бы такой анализ Гитлера был проведен на несколько лет раньше, в меньшей спешке и с большими возможностями получить информацию от очевидцев, тогда не было бы Мюнхена… президента Нго Дин Дьема и глубокого вовлечения США во Вьетнам. Исследования такого рода не могут разрешить международные проблемы. Ожидать от них этого слишком. Но они, однако, могут помочь избежать ряда серьезных просчетов, которые мы, вероятно, сделали из-за незнания ряда психологических факторов и характера лидеров, с которыми мы имели дело».
По Лангеру – блистающее беспристрастностью исследование. В части странных повадок Гитлера весьма возможно, но в целом анализ Гитлера убеждает: в УСС дисциплина была поставлена на славу, и давали «наверх», в Белый дом, только то, что могло польстить самолюбию получателя.
В самом деле, в исследовании сказано: «Есть все доказательства того, что единственный человек в мире, кто может бросить вызов Гитлеру в роли лидера, – Рузвельт. Все информаторы согласны: „Гитлер не боится ни Черчилля, ни Сталина. Он считает, что они схожи с ним, он понимает их психологию и может возобладать над ними. Для него загадка Рузвельт. Как можно возглавлять 130-миллионный народ и вести его без ругани и злоупотреблений, остается для него тайной. Он не может взять в толк: лидер и в то же время джентльмен. В результате он втайне восхищается Рузвельтом независимо от того, что публично говорит о нем. Вероятно, он в той же степени боится его, как не может предвидеть его действий“ [106].
Коль скоро Лангер с ученейшими коллегами списали со счетов публичные высказывания фюрера об американском президенте, а обратились к тому, что фюрер думал о нем «втайне», то «Застольные беседы Гитлера», изданные в 1953 году, – стенографические записи его изречений в тесном кругу – очень подходящий источник для выяснения именно этих мыслей Гитлера.
Генеральная оценка им Рузвельта – президент «слабоумный». Он внушал своим приближенным: «Оба англосакса стоят друг друга… Черчилль и Рузвельт, что за шуты!… Рузвельт как в политике, так и вообще ведет себя как изворотливый, мелкотравчатый еврей… а Черчилль разнузданный боров, пьяный восемь часов из двадцати четырех». Что касается Сталина, то он, «безусловно, заслуживает уважения» и в «своем роде великолепный деятель» [107]. Риббентроп, в разгар войны ознакомившись с оценкой СССР службой В. Шелленберга, говорил ему: «Я хорошо изучил ваши специальные доклады о России и обдумал положение. Затем я пошел к фюреру и откровенно заявил ему, что наш главный и самый опасный противник – Советский Союз, а Сталин обладает большими способностями как стратег и государственный деятель, чем Черчилль и Рузвельт, вместе взятые. Фюрер разделяет это мнение. Он заметил, что относится с должным уважением только к Сталину» [108] .
Современные историографы американских спецслужб наверняка знают все это, но не придают этому решительно никакого значения, они горой стоят за честь мундира и настаивают – описанный анализ УСС Гитлера безупречен. Больше того, от написанного Лангером и К° ведется отсчет аналогичных «исследований», выполненных и выполняемых в ЦРУ. Р. Клин, например, бесхитростно бросает в пользу этой точки зрения не только свой профессиональный вес бывшего высокопоставленного работника ведомства, но и авторитет своей побочной профессии – заметного в США историка (его перу принадлежит один из основных томов 99-томной истории армии США во второй мировой войне – «Командный пункт в Вашингтоне»). Он без колебаний заявил: «У. Лангер руководил созданием в высшей степени точного анализа личности Гитлера, опубликованного в виде книги много лет спустя, который открыл дорогу для проведения аналогичных исследований иностранных руководителей психоаналитиками ЦРУ» [109].
И снова хочется воскликнуть – боги мои, боги! Могли ли помыслить крупные историки – из американцев приходят на ум К. Беккер и Ч. Бирд, – какое применение найдет их методологический принцип релятивизма в руках ученых на чиновничьих постах в спецслужбах. Что очень устраивает их руководителей. Г. Розицкий в 1977 году положительно гордился тем, что ЦРУ «выдает психологические портреты ведущих политических деятелей в традициях опубликованного анализа УСС Гитлера, выполненного профессором У. Лангером» [110]. Уже и «традиции»!
Очень вероятно, что круг лиц, на которые составляются пресловутые «портреты», не ограничивается крупными деятелями. Еще более вероятно, что в ЦРУ сложилась практика заниматься этим в отношении людей, которые сочтены опасными для существующего в США строя, не только иностранцев, но и американцев. Похоже на то, что расследование, предусмотренное законом, заменяется совершенно произвольной процедурой составления анонимными специалистами секретного «психологического портрета», на основании которого наверняка могут быть сделаны выводы в отношении этого лица, опять-таки вне пределов, очерченных законом. Оперативность налицо – вместо многотомного следственного дела тощее досье «психологического портрета», являющееся основанием для внесудебной противозаконной расправы.
Конечно, это дела не такого рода, о которых кричит ЦРУ на каждом перекрестке.
Случилось это уже в 1971-1973 годах. В июне 1971 года «Нью-Йорк Таймс» начала публикацию отрывков из 47-томной секретной истории политики США в отношении Вьетнама. Она была написана в 1967 – 1968 годах по приказу отчаявшегося министра обороны Р. Макнамары, который, видя, что американская агрессия терпит поражение, поручил группе специалистов разобраться в причинах этого. 36 составителей доклада, официально именовавшегося «История принятия американских решений по Вьетнаму», получившего в прессе название «Бумаги Пентагона», «знали, – как сказано во введении к публикации, – что это, разумеется, неполная история» [111]. Но и преданного гласности было достаточно. Собранные документы неопровержимо свидетельствовали о том, что именно США развязали агрессивную войну.
При обмене мнениями в Белом доме министр обороны М. Лэйрд заверил, что более 95 процентов содержания материалов может быть рассекречено, «но нас беспокоил любой процент, пусть 1 процент, не подлежавший огласке», – вспоминал Р. Никсон [112]. Правительство реагировало очень быстро, попыталось запретить дальнейшую публикацию. Безуспешно. Губернатор штата Джорджия Дж. Картер воззвал к некоему сенатору позаботиться о «принятии федерального законодательства, вводящего уголовную ответственность для средств массовой информации»
