поближе. Белая хлопчатобумажная ткань с когда-то задорными вишневого цвета ленточками, окаймляющими рукава и юбку, уже потеряла свой первозданный цвет: от времени она пожелтела, покрылась пятнами от воды, лекарств, грязи и один Бог знает чего еще. Вдобавок ко всему, платье выглядело ужасно мятым. Однако Кэролайн не сомневалась: хмурое осуждение священнослужителя вызвал прежде всего корсаж. Вырез был слишком глубоким, чтобы соответствовать его закостеневшим пуританским вкусам. Овальное декольте открывало взору только самую верхнюю часть груди, за которой начиналась едва угадываемая ложбинка. Но отец Миллер уставился на вырез с таким ужасом, как будто Кэролайн была совершенно обнаженной. «Противный человечишка», — подумала она с раздражением.
— Кстати, вы знакомы с Кэролайн? — обратился Даниэль к Джеймсу и Мэри. — Она — наше новое прибавление в семействе.
— Здравствуйте, — улыбнулась ей Мэри. Кэролайн подумала, что Мэри, с ее круглым спокойным лицом и нежными карими глазами, должна отличаться добротой. Джеймс, напротив, смотрел па Кэролайн с подозрением, лишь слегка склонив голову в знак приветствия, «Может быть, у мужчин из рода Мэтисонов врожденное недоверие к женщинам?» — с некоторым раздражением подумала Кэролайн, кивая обоим в ответ.
— Так значит, она уже втерлась к вам в доверие, и вы приняли ее в свою семью, не так ли? — вмешался отец Миллер. — Что ж, в этом нет ничего удивительного. Порок всегда умел действовать хитростью.
— Порок?! Это вы обо мне? — Кэролайн вскинула глаза на пастора. Их взгляды скрестились. Но прежде чем они успели что-либо сказать друг другу, раздался голос:
— Не припоминаю, чтобы я приглашал тебя в дом, отец Миллер.
На несколько секунд Кэролайн и все остальные безмолвно застыли от изумления. Затем девушка быстро повернулась на каблуках в ту сторону, откуда донеслись эти слова. Голос, слабый и немного скрипучий, тем не менее принадлежал Мэту. И двух часов еще не прошло с тех пор, как они боролись за его жизнь, а он находился на пороге смерти. Теперь Мэт был не только жив и в сознании, более того, он явно понимал суть происходящего. В устремленных на священника глазах сквозила явная неприязнь, и от этого они казались гораздо темнее.
— Мэт!
Это хором выдохнули сразу несколько человек, по меньшей мере, двое, а может быть, все четверо его братьев, поскольку к этому моменту в спальню пришел и Томас.
— Я здесь в качестве лица, представляющего нашего Господа, и пришел, чтобы облегчить тебе переход к вечной жизни, — заунывно произнес отец Миллер, подходя к кровати. Набожность его речи не соответствовала выражению лица, с которым он с высоты своего роста взирал на Мэта.
— Несколько преждевременно, — ответил Мэт, не спуская глаз с пастора. Кэролайн видела, что даже такой короткий разговор утомил больного.
— И, слава Богу, что так, ради спасения души. Тебе придется долго каяться, Эфраим Мэтисон, прежде чем сможешь войти в Небесный сад! То, что ты приютил у себя эту дочь змеи, не добавляет тебе добродетели в глазах Господа!
— Клевета на любого члена моей семьи дорого тебе обойдется, отец Миллер. Ты же знаешь, что у нас насчет этого есть строгие законы. — От гнева голос Мэта даже окреп. — И мне хотелось бы, чтобы ты и все остальные прихожане знали: Кэролайн является членом моей семьи. Я не потерплю оскорблений в ее адрес.
Это было заявлено с такой твердостью, что у Кэролайн потеплело на сердце. Не говоря ни слова, она с благодарностью посмотрела на Мэта, но все его внимание было поглощено пастором.
— А, значит, еще один ангел преисподней сумел соблазнить тебя, не так ли? Ты слаб, Эфраим Мэтисон, и стал легкой добычей для слуг Люцифера. Единственная надежда на спасение — это заставить ее уйти прочь из твоего дома, а вместе с ней будет изгнана и твоя слабость!
— Я предпочитаю изгнать из своего дома тебя и вместе с тобой твою глупую болтовню. Послушай меня, и послушай хорошенько. Если ты снова позволишь себе необоснованные обвинения в адрес Кэролайн, я привлеку тебя к суду за распространение злобной клеветы. Напоминаю тебе, отец Миллер, что наказанием за это является публичная порка.
Глядя на священника, можно было подумать, что его сейчас хватит апоплексический удар. Его лицо покраснело, глаза вылезли из орбит.
— Ты уже второй раз смеешь угрожать служителю Господа! — Он глубоко вздохнул и повернулся к Джеймсу и Мэри, протягивая к ним руки, как будто моля о помощи. — Боюсь, твой брат уже потерян для нас, Джеймс. Но ты и твоя дорогая жена ни в чем не повинны, как и другие твои братья и бедные беззащитные племянники. Я призываю вас всех повернуться спиной к Эфраиму и к этой коварной соблазнительнице, которая уводит его с праведного пути. Пусть он один пожинает тягостные последствия своих бесчисленных пороков, чтобы некому было прийти к нему на помощь в тяжкую минуту. Я…
Джеймс весь напрягся, но Мэри, быстро покачав в его сторону головой, как бы призывая молчать, прервала выспренное красноречие пастора. С мягкой улыбкой она протянула руку, взяла распалившегося священника за рукав и потянула за собой к выходу из комнаты.
— Давайте спустимся вниз, и позвольте мне угостить вас чашечкой чая. А после этого мы с Джеймсом будем очень рады, если вы, преподобный отец Миллер, помолитесь за спасение всех живущих в этом доме. Я уверена, что ни Кэролайн, ни Мэт не потеряны для Господа, если за них молится столь достойный служитель церкви, как вы. Только подумайте: может быть, именно вам предназначено самим Богом стать орудием их спасения! Кроме того, вы же знаете Мэта: он умеет быть очень вспыльчивым, но только грозится, а сам и мухи не обидит. Не сердитесь на него, прошу вас.
К удивлению Кэролайн, Мэри сумела то ласками, то сказками убедить отца Миллера покинуть комнату. Она продолжала уговаривать его и тогда, когда они вместе прошли по коридору и стали спускаться по лестнице, но слова были слышны все хуже и хуже.
— Джеймс, твоя жена поистине святая, — вполголоса сказал брату Томас, уставясь им вслед с выражением почтительного восхищения.
— Я тоже так думаю. — Джеймс повернулся и подошел к постели Мэта. Там он озабоченно взглянул па мистера Вильямса.
— Что-нибудь не так? — спросил Джеймс.
— Я опасаюсь, что это посинение и вздутие предвещает заражение крови. Еще раз повторяю: ногу необходимо ампутировать.
— Я убью всякого, кто попытается это сделать! — резко заявил Мэт. На его лице была написана ярость, а взгляд, устремленный на мистера Вильямса, горел ненавистью.
— Я считаю это единственной альтернативой, в противном случае тебя ждет смерть.
— Мистер Вильямс, не могли бы вы спуститься вниз и выпить чаю вместе с преподобным отцом Миллером и моей женой? А я тем временем попытаюсь воздействовать на своего неразумного брата. — Джеймс пололсил руку на плечо аптекаря и увлек его подальше от кровати. — Вы же знаете, если с ним спорить, мы никогда ничего не добьемся, и только еще больше его разозлим.
Последняя фраза была сказана тоном ниже, когда мистер Вильямс, не без помощи Джеймса, очутился уже у самой двери, однако Кэролайн (и, как она подозревала, Мэт тоже) услышали ее. Но если Мэт что-то слышал, он ничего не сказал. Мистер Вильямс, насупив брови, вышел из спальни, а Джеймс с недовольным видом вернулся к постели больного.
— Послушай, Мэт, я прекрасно понимаю, что с ампутацией ноги очень трудно смириться, но если это необходимо, чтобы спасти тебе жизнь… — начал он тоном, каким уговаривают упрямых или недоразвитых.
— Я не собираюсь терять ногу, — упрямо повторил Мэт.
Судя по голосу, он очень утомился. Кэролайн подошла поближе и встала по другую сторону кровати, с неодобрением глядя на стоящего напротив нее Джеймса. Но, прежде чем девушка могла что-то сказать, заговорил Даниэль.
— После сегодняшнего дня у меня появилась большая вера в целительские способности Кэролайн, а она утверждает, что ампутация ноги не является необходимостью. Я ей доверяю. Джеймс. — Голос Даниэля звучал негромко и спокойно.
