плацдарм на южном берегу реки был завоеван, с серьезным и организованным сопротивлением было покончено. С того времени на самом деле оставался только вопрос быстрого продвижения вперед, несмотря на разрушенные мосты через Марну, Об и Верхнюю Сену. Временами продвижение серьезно замедлялось из-за громадных потоков беженцев, которые сначала направлялись с севера на юг, а потом в обратном направлении.
14 июня французы ушли из Парижа и собрались за Луарой. 16 июня создалось полное впечатление, что враг собирается прекратить сопротивление. Все чаще и чаще целые корпуса противника сдавались в плен. Поэтому неудивительно, что 17 июня маршал Петен сообщил германскому правительству, что собирается сложить оружие, и запросил условия перемирия. Гитлер заявил, что даст ответ только после совещания с Муссолини. Тем временем ожесточенные бои продолжались. Было жизненно важно как можно скорее завладеть землями вверх по линии Верден – Туль – Бельфор, прибрежными областями у Бреста и Шербура и военным центром Ле-Крезо.
Прекращение огня началось только 25 июня в 1:35 пополудни после подписания франко-итальянского соглашения о перемирии. Потребовалось всего сорок четыре дня для того, чтобы завоевать самую сильную крепость и укрепленные позиции, прорваться через французский бастион – линию Мажино, перейти множество рек в бесчисленных сражениях и стычках и прошагать многие сотни километров. Армии трех наций были взяты в плен, и вся атлантическая береговая линия и линия Канала во Франции, Бельгии и Голландии оказались в руках немцев. Вероятно, ни один из высших германских военачальников не предполагал, что эта цель Гитлера будет достигнута за столь короткое время. И снова скептики в Генеральном штабе и среди генералов, которые опасались долгой и кровавой битвы, ошиблись. А Гитлер вновь оказался прав. Только он один верил в «молниеносную победу», опираясь на свое убеждение о блестящем анализе способности французских властей к сопротивлению. Идеи армейских лидеров на самом деле оказались устаревшими. Их принципы – всегда переоценивать врага и всегда ожидать разумных действий от него – подвели их, сначала в Польше, а затем во Франции. Такие факты явно свидетельствовали против них.
И все же это была не вся правда. Существовали и другие обстоятельства, предусмотреть которые было невозможно. Прежде всего это устаревшее французское вооружение, обнаружившееся только теперь. Особенно это касалось танков и самолетов. Первые были тяжело вооружены, с тяжелой броней, но при этом весьма медлительны. Несмотря на неоднократные требования генерала де Голля, их не использовали большими подразделениями, но по одному или два. Французские военно-воздушные силы располагали большим количеством самолетов, но по летным характеристикам их нельзя было считать современными. Наоборот, превосходство современных германских машин становилось все более заметным. Дальнейшее удивление вызвала легкость, с которой был сломлен боевой дух французских войск, поскольку на разных театрах боевых действий Первой мировой войны французы проявляли себя более мужественно. И наконец, французские командующие проявили поразительно мало инициативы. Потрясающий пример – неумение организовать атаку с южных флангов клина, который был выдвинут в сторону Аббевиля, несмотря на тот факт, что он оставался в крайне уязвимом положении в течение нескольких дней. Таким образом, получилось, что германское наступление добилось громкого успеха даже в отсутствие численного превосходства. На самом деле почти тридцать германских дивизий не увидели никаких действий на протяжении всей кампании и просто промаршировали, следуя к границе. Количество боеприпасов, истраченных германской стороной за время этого этапа войны на Западе, было на удивление малым. В среднем по всей армии оно едва ли насчитывало больше чем два запроса на снабжение, что обычно рассчитывалось как необходимое только на шесть полных дней серьезного сражения.
Французское правительство сослужило себе «медвежью услугу», эвакуировав гражданское население. Беженцы преградили путь не только германским, но также французским войскам, и, поскольку их невозможно было распознать с воздуха, они часто становились жертвами воздушных атак. Бегство значительной части крестьянского сельского населения непосредственно перед сбором урожая оставило поля в губительно заброшенном состоянии, что позднее оказало серьезное воздействие на поставки продовольствия городам. Некому было присматривать за скотом, и часто голодные коровы с раздутым выменем слонялись вокруг полей. Из-за быстро развивающейся операции редко удавалось им помочь.
Как во все времена и повсюду, мародеры, остававшиеся после ухода французских войск, захватывали брошенную собственность богатых людей, поэтому германские войска часто приходили в практически пустые дома. Где это было возможно, бургомистрам вручали листовки с текстом о том, что германские солдаты не будут грабить или вредить местному населению. Но какая была от этого польза, если, как только уходили войска, сами местные жители принимались разбирать дома и замки? Мародерство или другие противоправные действия, совершаемые германскими солдатами, сурово наказывались армейскими военачальниками, как только об этом становилось известно. Хорошая дисциплина германской армии 1940 года, которую признавали сами французы, гарантировала, что подобные случаи встречались редко. Лично я четко помню, как главнокомандующий армией приказал расстрелять майора-резервиста по решению военного трибунала во время Западной кампании за то, что он присвоил собственность французов. Приговор и его исполнение были доведены до общего сведения, в то время как еще продолжалось сражение, чтобы это послужило предупреждением остальным. Позднее подполковник был приговорен к десяти годам заключения, потому что он украл мебель и отправил ее в Восточную Пруссию. Когда я вошел в Эперне в обществе моего начальника-генерала, мы застали врасплох нескольких солдат в момент грабежа ювелирного магазина. В тот же день они были приговорены к длительным срокам тюремного заключения. Вначале строго запрещалось вывозить какие-либо вещи из Франции. Каждый солдат должен был пройти через досмотр германской таможни на границе, разрешалось увозить домой только продукты. После того как Геринг сделал представление Гитлеру, строгие ограничения в армии были несколько смягчены.
Отношения между германскими солдатами и населением в то время были достаточно добрыми и некоторое время сохранялись хорошими. Казалось, что «наследственной вражды» между французским и немецким народом больше не существует. И только после начала партизанского движения, с одной стороны, и эксцессов, спровоцированных агентами Гиммлера, Заукеля и Розенберга, – с другой, произошло неизбежное взаимное отчуждение.
За шесть недель сражения армия приобрела громадный опыт, особенно в преодолении водных препятствий и постоянной обороны, а также сотрудничество с люфтваффе, эффективные действия которых были главной причиной быстрой победы. В целом оказалось, что обучение войск велось в правильном направлении; организация их была умелой, а танковые дивизии в особенности хорошо проявили себя. Самое благоприятное из всего этого – весьма малое число жертв. Справедливость принципа, что в войне командиры должны вести свои войска, если их приказы отвечают потребностям ситуации, меняющейся с каждой минутой, вновь подтвердилась. Из штаб-квартиры далеко в тылу невозможно распознать зарождающийся успех, правильно воспользоваться или постоянно видеть перед собой тактическую и стратегическую картины. Если рассматривать наступление в целом, то оно доказало, что это наиболее выгодная форма операции. Страшного повторения позиционной войны 1914–1918 годов не было. Основная причина этого в том, что люфтваффе и танковые войска породили новые способы атаки, которые еще не были нейтрализованы каким-либо соответствующим оружием. Более того, как только атакующие получают в руки подходящее оружие, они почти всегда оказываются в преимущественном положении над противником равной силы, потому что удерживают в своих руках инициативу. Именно атакующий решает, когда и где начать решительное сражение, а также он в большей мере влияет на исход битвы. Обороняющийся же находится в таком положении, что он должен идти туда, куда его ведут. Генерал Гамелен заблуждался, когда говорил: «Напасть – значит проиграть».
Дюнкерк и «Морской лев»
Каким бы ни был военный успех Западной кампании, ложка дегтя была и здесь. Не удалось воспрепятствовать уходу британских экспедиционных сил, взять их в плен и таким образом вывести из дальнейшего участия в войне. В чем причина этой неудачи?
В конце мая 18-я германская армия, двигаясь с севера, ввязалась в жестокую битву с отчаянно сражавшимися англичанами. Авангард танковой группы фон Клей-ста уже проник с юга в тыл британцев и угрожал перекрыть путь на Дюнкерк. Окончательное закрытие этого пути было делом нескольких дней. 30 мая две германские армии уже находились так близко друг от друга, что стало необходимо договариваться о линиях, после пересечения которых нужно было прекратить огонь, чтобы не стрелять друг в друга. Войска
