удивят. Гости были одеты кто во что горазд – от вечерних туалетов до разноцветных шорт и маек. Да какая разница, как они одеты, тут же мысленно оборвала себя Оливия. Они же не на вечеринку приехали. Ее слегка удивило собственное беспокойство по поводу уместности ярко-розового хлопчатобумажного сарафана на этой вечеринке. Похоже, что та модница, какой она была когда-то, еще жива где-то внутри. В последние годы Оливию куда больше беспокоила цена новой вещи, чем ее соответствие последней моде. Сэкономить на чем-нибудь столько, чтобы иметь возможность часто делать обновки, не получалось, а те крохи, которые ей все-таки удавалось отложить, как правило, уходили на Сару.
Сара, малышка, ее любимица и ее судьба… Она заслуживает куда большего, чем может предложить ей ее неудачница мать.
Оливия облегченно вздохнула, поймав на себе пару-тройку обращенных к ним неузнающих взглядов. Скорее всего, среди приглашенных должно быть много ее знакомых, но то ли за давностью лет, то ли из-за неяркого света, то ли от волнения она никого не могла вспомнить по именам. Да и ее, похоже, тоже никто не узнал.
Многие из гостей уже направлялись к парковке у Большого дома, и движение в сторону шоссе становилось все оживленнее. Переведя взгляд от слепящих автомобильных фар в сторону беседки. Оливия увидела знакомую фигуру деда, или, точнее, сводного деда, и почувствовала, как одновременно радостно и тревожно дрогнуло ее сердце. Она замедлила шаг, вглядываясь в знакомый облик. Даже в свои восемьдесят семь – а ему должно быть именно столько сейчас – он был выше человека, с которым беседовал, хотя и показался ей похудевшим и немного ссутулившимся по сравнению с тем, каким она его помнила. Да и возраст, несомненно, давал о себе знать.
«Да, меня слишком долго не было», – подумала Оливия, и сердце снова кольнуло. Она любила его всегда. Не важно, любил ли он ее – а Оливия сомневалась, что любил, – какое счастье, что она снова, вернувшись, видит его!
Она почувствовала прилив острой радости – у нее снова появился шанс объясниться с ним. со всеми ними. Что ни говори, а Арчеры – это ее единственная настоящая семья.
– Это мой дед, – сказала она Саре, легким кивком головы указав на старого человека, в тени которого – огромной, словно гора, – прошла ее юность. Все, включая внуков, называли его Большой Джон. Именно Большой Джон, а не папа и не дедушка. Когда-то он был ростом шесть футов пять дюймов и весил двести пятьдесят фунтов, отсюда и приобретенное прозвище. Как глава рода, Большой Джон Арчер владел здесь всем: и плантацией Ла-Анжель, на которой они сейчас находились, и практически самим городом, где главным работодателем была фирма «Арчер Боутуоркс», и Арчеры с незапамятных времен и по сей день обеспечивали деньгами практически все, от новой пожарной машины до библиотеки.
– Ты думаешь, он нам обрадуется? – Сара замедлила шаги, и в голосе ее зазвучали прежние нотки сомнения.
– Конечно, – отозвалась Оливия с наигранной бодростью. На самом деле она не знала, какого приема ожидать от старика, но Сара ничего не должна даже заподозрить. Дела старинного рода не должны ложиться тяжким грузом на плечи ее дочери, которая ничего общего с ним не имела.
Наигранный оптимизм начал оставлять ее при воспоминании, что Большой Джон, как и все Арчеры, в лучшем случае ничего не прощал.
– Ма-а, а может, мы завтра вернемся домой?.. – Сара потянула мать за руку, придерживая ее.
– Не будь глупышкой, малыш. Это мой дом. Нам здесь рады. – Голос Оливии звучал твердо, хотя сомнения продолжали терзать ее.
– Тогда почему мы никогда раньше сюда не приезжали? – скептически заметила девочка.
– Потому что потому… Приехали вот. – Оливия вложила в пустой, по существу, ответ как можно больше убедительности, словно в нем был сокрыт особый смысл. К ее великому облегчению, Сара больше не стала ни о чем ее спрашивать. Слово матери возымело свое действие.
Они приближались к беседке, и человек, с которым разговаривал Большой Джон, их заметил.
Одетый в бежевую спортивную куртку, темную тенниску и черные брюки, он был футов шести роста и все же казался значительно ниже Большого Джона. Редеющие седые волосы, квадратное, с крупным носом лицо, заметный животик. Взгляд его, лишенный всякого интереса, скользнул по женским фигуркам и тут же, уже осознанно, задержался на лице Оливии. Она узнала его, хотя он и стал фунтов на тридцать тяжелее, да и лысина заметно увеличилась: Чарльз Вернон, зять Большого Джона и местный терапевт. Сейчас ему, похоже, уже под шестьдесят. И хотя он вовсе не приходился ей родственником, она всегда звала его дядюшкой Чарли.
Его завороженный взгляд привлек внимание еще двух женщин, стоявших поблизости, и все они уставились на Оливию. Она судорожно пыталась вспомнить, знакомы ли они, и тут обернулся сам Большой Джон, словно хотел выяснить, пристально вглядываясь в темноту, что же там настолько привлекло внимание его зятя.
Держа Сару за руку, Оливия двинулась навстречу, минуя поредевшие группки гостей, маячивших в тумане. До Большого Джона, застывшего на третьей снизу деревянной ступеньке, оставалось ярдов двенадцать. Его некогда густая, отливающая металлическим блеском шевелюра сейчас казалась такой же мертвенно-белой, как луна над головой. Но вот лицо его, с высоким лбом и длинным крючковатым носом, почти не изменилось, разве только морщин стало побольше. Оливия медленно приближалась, и решимость с каждым шагом ослабевала, потому что Большой Джон, казалось, не узнает ее.
Потом она поняла, что они с Сарой кажутся лишь темными силуэтами на фоне пылающих за их спинами факелов. Она прекрасно видела Большого Джона, но ее лицо оставалось в тени, и он с трудом различал его. К тому же он и вправду уже очень стар, и годы ослабили его зрение. Нужно сделать скидку на это.
Они с Сарой ступили в круг яркого света, который давали сотни мерцающих лампочек, украшавших беседку, и тут же тень отступила, упала за их спины длинными и темными силуэтами на бархатистой траве. Если причина была в темноте, то теперь ее больше нет.
Большой Джон продолжал пристально смотреть на нее, не делая никакой попытки двинуться им навстречу, поприветствовать их. Стараясь не поддаться нарастающему беспокойству – то ли она и вправду так изменилась, что ее не узнать, то ли ей просто не рады, – Оливия выдавила из себя слабую улыбку, покрепче прижав к себе дочь. Губы Большого Джона слегка дрогнули в ответ, глаза широко распахнулись. «Похоже, он в ужасе… от моего появления», – смятенно подумала Оливия. Он быстро заморгал, потряс головой, сделал глубокий вдох и снова воззрился на нее. Тонкая старческая рука протянулась навстречу, но не с объятиями, не с приветственным жестом. Казалось, он как бы отталкивает ее.
«Опять мне не хватило ума, чтобы приехать сюда одной, без Сары, – с тоской подумала Оливия. – Зачем подвергать девочку подобным испытаниям?»
– Боже… – хрипло проговорил Большой Джон. – Селена!..
Только теперь Оливия поняла, в чем причина исказившего его лицо ужаса, почему он не узнал ее. Она уже открыла было рот, чтобы поправить его, освободить его сознание от ужасной ошибки, развеять наваждение, но было поздно. Рука Большого Джона медленно поползла к груди, он качнулся вперед, скатился вниз по ступенькам и рухнул ничком на землю, на мягкий ковер тщательно подстриженной травы.
Глава 4
Селена… Он принял ее за ее мать. Это Оливия поняла сразу, как только отпустила руку дочери, рванулась вперед и опустилась на колени перед Большим Джоном. Внешне она – точная копия своей матери, как и Сара – ее собственное повторение. У всех троих одинаковые, волевые подбородки, высокие скулы, прямые носы, полные губы и карие, обрамленные густыми ресницами большие глаза. Все трое – смуглолицые, с каштановыми волосами, слегка вьющимися от влажного зноя. Как и мать, Оливия была среднего роста и скорее «фигуристая», чем худенькая. Женщины рода Шенье не отличались классической красотой. По крайней мере не в английском вкусе. Скорее они унаследовали черты, характерные для красавиц Луизианы, сохранивших в себе роскошь французского происхождения.
Селена умерла, едва достигнув того возраста, в каком сейчас была Оливия. И такой ее запомнил Большой Джон. Какой-то каприз памяти плюс неверное освещение привели к тому, что он увидел в ней ее мать, двадцать лет спустя с того дня, как та упокоилась в могиле.
– О господи, Большой Джон… Что с ним?
Гости устремились к месту происшествия, но Оливии казалось, что они не бегут, а парят, как в
