собаки! — прошептал Кель и поспешил в темноту. Пленники осторожно двинулись следом.
Торстен на ходу успел заметить, что чуть в стороне валяется еще одно тело. В темноте он разглядел только красные сапоги и злорадно улыбнулся, догадавшись, с кем расквитался Кель.
Следующие несколько дней Торстен помнил смутно. Все, что осталось в его памяти — это бесконечный изматывающий бег. Усталость начисто вымыла все мысли и чувства, оставив одно желание — упасть на землю и забыться в беспробудном сне. Даже у неугомонного Келя не осталось сил на шутки, израненный солдат с трудом передвигал ноги.
Керит легче остальных пленников переносил тяготы марша и успевал охотиться. Иногда гвардейцу даже улыбалась удача. Солдаты боялись разводить огонь, и мясо приходилось есть сырым.
Бывшие пленники на привал останавливались только ночью. Опасаясь погони, солдаты по очереди сторожили сон товарищей. Никто из четверых беглецов не хотел вновь оказываться в шкуре раба. Когда наступал черед дежурить Торстену, он проклинал все на свете. Веки наливались свинцом, и ему дорогого стоило не давать себе заснуть. Однажды норд все же не выдержал и очнулся, только завалившись на бок.
Несколько часов беспокойного и тяжелого сна, и вновь бесконечный бег. Сапоги, снятые Келем с тел убитых горцев, были непривычны, и все солдаты быстро сбили ноги. У Келя вдобавок загноилась рана на плече, и ее пришлось чистить ножом и прижигать.
Найдя небольшую лощинку, беглецы впервые осмелились развести костер и накалили на огне лезвие ножа. Чтобы крики Келя не разнеслись далеко по окрестностям и не выдали отряд, ему пришлось заткнуть рот, а Торстен и Ритал держали товарища.
Солдаты так и не узнали, была ли выслана за ними погоня. Бывшим пленникам не встретился ни один горец, но они все равно продолжали бежать и бежать, выбиваясь из последних сил. Воспоминания о рабстве были слишком свежи и не давали расслабиться ни на секунду.
Заросшие, грязные, изможденные беглецы теперь казались отдаленными тенями себя прежних. Больше всех сдал Кель — сказывались раны. Его лицо еще сильнее осунулось, он с трудом поспевал за остальными, и лишь глаза горели лихорадочным блеском.
Когда до лагеря имперских войск оставалось всего несколько дневных переходов, Ритал от усталости споткнулся и серьезно повредил лодыжку. Теперь его пришлось нести на самодельных носилках. Силы солдат уже были на исходе, когда им наконец повезло.
Бежавший первым Керит резко остановился и предупреждающе поднял руку. Солдаты замерли, прислушались и действительно различили, чью-то речь и смех. Как назло, рядом не было никакого укрытия, а носилки мешали двигаться быстро. Беглецы, выбиваясь из сил, попытались спрятаться за лежащим чуть в стороне крупным обломком скалы, но не успели.
К облегчению Торстена, на тропе показались не горцы, а императорский патруль. Но остальные спутники не разделяли радости норда.
— Не делайте резких движений. Разговаривать буду я, — Керит медленно положил свое оружие на землю, и вовремя — патруль уже направил на них арбалеты.
— Кто такие?!? — судя по голосу, настроен командир патруля был воинственно.
— Гвардия. Сплав. Бежали из плена. Приказываю прекратить патрулирование и сопроводить нас до лагеря императорских войск, — голос Керита был настолько пропитан надменностью и властностью, что даже Торстену захотелось вытянуться и поправить несуществующие доспехи.
— Ну-ну. Эко складно баешь. Но откель вы будете, мы еще поглядим. В лагерь-то доставим в лучшем виде, но ток без глупостей! Мы ныне больно нервные, неча нас в соблазн вводить! — сбить с панталыку командира патруля оказалось непросто.
— Носилки помогите с раненым нести. Мои люди выбились из сил, — все тем же спокойным и властным голосом распорядился Керит, словно и не заметив недоверия в словах октата.
— Ну эт можно, — октат сделал знак, и двое солдат, закинув за спину арбалеты и морщась от вони, исходящей от беглецов, взялись за носилки.
До лагеря добирались три дня. Всё это время солдаты пристально следили за подозрительными бродягами. Как назло, все они прибыли сюда недавно и среди них не оказалось ни одного знакомого.
Когда вдали показались уже слегка позабытые очертания вала и частокола, на Торстена нахлынула грусть. Он вспомнил, как в этот злосчастный рейд уходили двадцать пять уверенных в себе отличных бойцов, а теперь назад вернулись лишь четверо израненных беглецов. Норд порадовался, что хоть половина тавта не участвовала в этой безумной вылазке.
Пока пленников вели по территории лагеря, они крутили головами, пытаясь заметить кого-нибудь знакомого, но этим надеждам не суждено было сбыться. Их заперли в камере, и вскоре Керита увели на допрос.
Торстен с наслаждением стянул сапоги, лег на грубо сколоченный топчан и закрыл глаза. Уставшие ноги гудели, а покрытое грязью тело чесалось, но все равно было невыносимо приятно, что больше не нужно никуда бежать.
Других обитателей в камере не оказалось, и пленники могли спокойно разговаривать. Во время бегства им было не до расспросов, но теперь Торстен решил задать давно мучивший его вопрос.
— Кель, — окликнул друга норд.
— Ну, — вяло ответил изможденный юноша, почесывая бороду.
— Слышь, а как ты шамана-то обманул? Я уж испугался, что он и тебя выпотрошит, — норд, перевернувшись на бок, с любопытством уставился на друга.
— Никак, — ответил Кель и зевнул.
— Да ну тебя! Что — трудно ответить? — разозлился Торстен.
— Так я тебе и отвечаю. Не обманывал я его.
— То есть как это — не обманывал? — от удивления Торстен даже приподнялся.
— А так. Я же не говорил, что не буду пытаться сбежать. Каждое мое слово было правдой. Не сумей я раньше перерезать горцев, пришлось бы им помогать освобождать скаренного пленника. А стоило попытаться привлечь внимание охраны — закопали бы меня в одной могиле с варварами, никто и не подумал бы разбираться, — Кель с усмешкой посмотрел на ошарашенного друга.
Обитая железом дверь отворилась, и внутрь зашел Керит. Увидев, что командира никто не охраняет, а камера так и осталась открытой, пленники воспрянули духом, но гвардеец был мрачен.
— Один из септимов хоть и с трудом, но узнал меня. Так что я разговаривал сразу с тысячником. Мы теперь вне подозрений, — Керит внезапно замолчал.
— Похоже, что есть и плохие новости, — прямо спросил Кель.
— Да. Квинт рассказал о том, что тут произошло после нашего ухода, — мрачно обронил гвардеец. — Догадываетесь, о чем я?
— Скаренная сука! — Кель с яростью пнул жалобно заскрипевший топчан. Ритал чаще задышал и впился глазами в лицо Керита, а вот Торстен лишь недоуменно посмотрел на своих друзей.
— Да, вы правильно поняли. Отец этой вашей леди Гейрэ не успокоился. Он был уверен, что с ее смертью дело нечисто, и добился, чтобы сюда прислали мага, — заметив недоумение на лице солдат, Керит недовольно дернул щекой и поправился. — Ну, если хотите — не мага, а адепта, хотя какая разница. Главное, что он оказался специалистом по разуму и легко разговорил ту половину вашего тавта, что не отправилась в рейд. Так что о том, как вы убили своего октата, теперь известно в малейших подробностях.
— Уже? — тихо прошептал Ритал и как-то разом сгорбился.
— Да, — гвардеец сразу понял, о чем его спрашивает изуродованный солдат. — Всех бойцов вашего отряда повесили.
Торстен сидел, словно оглушенный. В голове не укладывалось, что из всего тавта в живых осталось лишь трое человек, сидящих здесь. Впрочем, надолго ли?
На Ритала было жалко смотреть. Он прекрасно помнил, чья рука оборвала жизнь леди Гейрэ, и, похоже, винил себя во всем. По изуродованному лицу, оставляя влажные дорожки, скатились первые слезы.
— Мы уже не успеем уйти из лагеря? — с тоской спросил Кель, стиснув кулаки.
— Успеете. Никто из ваших знакомых нам не встретился, да и трудно вас сейчас узнать. Я соврал, что
