Тумбейрос отвел итальянца в сторону, для отправки на склад после развода.
Чинч важно откашлялся и приступил к главной цели своего появления на утреннем построении. Вытащив список, он грозно произнес в наступившем молчании:
– Каторжник пятьсот тридцать восьмой!
Из шеренги вышел истощенный старик.
– Почему ленишься, медленно работаешь?
– Я стар и слаб, господин начальник.
– Стар – подыхать надобно! Дать ему десять палок и столько же добавить за возражение!
– Но ведь, я ничего обидного не сказал! – взмолился заключенный.
– Добавить еще пять за болтовню!
Не обращая больше внимания на старика, Чинч отрывисто приказал:
– Каторжник тысяча четыреста сорок третий, выйти из рядов. Наручники!
Стражник ловко защелкнул на запястья побледневшего человека наручники. Майор торжествующе подошел к нему и ударил по лицу.
– Взять на Бородавку! Ну, Гарсиа Пинес, нам известна твоя настоящая фамилия и принадлежность к компартии. Долго ты маскировался, но теперь не уйдешь от кары, приговор будет приведен в исполнение.
Пинес, уже цепко схваченный стражниками, успел лишь выкрикнуть:
– Компанейрос, меня выдал…
Один из стражников ударил его кулаком в переносицу. Пинес захлебнулся кровью. Разбивая, стражники оттащили несчастного в сторону. Все молчали в напряженной тишине.
– Развести на работы! – приказал Чинч.
Начался развод групп. Томазо, щелкая хлыстом, подгонял людей в полосатых одеждах.
– Шевелись, мертвецы, быстро!
Один из стражников заметил своему приятелю: «Африканский капитан» пребывает в превосходном настроении!»
– А как же! Стакан рому да бутылка вермута с утра… и ни в одном глазу. Он у нас весельчак!
Старший надзиратель, отправив отряды каторжников на работы в мастерские, на плантации, на рытье туннеля шахты, стал собирать группу для «промывки воды» – так назывались бессмысленные работы, которые давались политическим заключенным.
– Барак номер один! Нале-во… шагом марш! – скомандовал он.
Почти в конце длинной вереницы шел Хосе Реаль, успевший за недельное пребывание привыкнуть к режиму морской каторги. За ним шагали Мануэль и Жан. Поравнявшись с обитателями соседнего барака, ожидавшими отправки на работы, Мануэль шепнул:
– Видишь на левом фланге горбоносого парня? Мне только что сообщили наши… это он выдал Гарсиа Пинеса!
Хосе увидел кривоногого португальца, стоявшего в конце шеренги. Португалец был бледен. Вороватым взглядом он провожал стражников, уводивших человека, для которого сегодня последний раз светило солнце.
– Запомним! – произнес Хосе. – И отомстим за тебя, Пинес, – поклялся он.
День был жарким. Чинч грузно уселся на плоский камень под зеленую сень широкой листвы. В ожидании медика он закурил сигарету с золотым ободком.
Когда-то Чинч был обыкновенным армейским кадровиком, не имевшим надежд на продвижение в Южной республике. Если бы его не послали в начале 1941 года в Испанию для приемки закупленных пушек и он не попал бы на попойку фалангистов в Малаге и не познакомился там с полковником Луисом и майором Эстеваном Инфантес, формировавшим «Голубую дивизию», то судьба бы его не изменилась. Они быстро тогда поладили. Чинч получил отпуск «по семейным обстоятельствам», причем с неожиданным повышением оклада. Он принял командование одной из рот «Голубой дивизии», состоявшей из мадридских хулиганов, барселонских карманников, алжирских пропойц и прочего отребья, выпущенного из тюрем.
В окопах под Старой Руссой, после морозных вьюг и артиллерийских обстрелов, многие из фалангистов стали думать только о том, как бы скорее унести ноги с заснеженных равнин.
Во время панического бегства, начавшегося после знакомства с русской «катюшей», Чинч пострадал: крупным осколком перебило берцовые кости. «Надо же назвать женским именем такое дьявольское изобретение!» – возмущался он не раз.
Больше двух лет майор скитался по госпиталям и вернулся на родину инвалидом. Чинч уже не рассчитывал получить прибыльную должность, и вдруг встретил полковника Луиса. Немец узнал его и предложил место начальника секретного концлагеря, строящегося на Панданго. Чинч расценивал это назначение как вознаграждение за военные подвиги.
Появившийся медик отвлек его от мыслей о прошлом.
– Ох, уж эти проклятые тропики! Адская жара и отчаянная скука!.. Даже деньги не радуют! – сказал Вилламба, усаживаясь на бугорок у ног майора.
– Что ж, отправляйтесь в Испанию! – ехидно посоветовал Чинч. Он знал, что Вилламба не стремился на родину, так как боялся мести товарищей по факультету, которых он выдал полиции Франко, и их родственников, поклявшихся убить предателя.
