заключенные, Лиловый скомандовал остановиться. Майор вышел вперед.
Все лагерники моментально повскакали и вытянули руки по швам. Раскрасневшийся Чинч, скривив шею, оглядел площадку одним глазом – нет ли где не уважающих начальство – и приказал развязать пленника.
Конвоиры поспешили срезать веревки. Летчик, видимо не чувствуя затекших рук, пробовал шевелить пальцами, но они плохо подчинялись ему.
Заключенные молчаливо разглядывали новичка, доставленного с такой помпой. Судя по ссадинам и кровоподтекам, он чем-то заслужил особое отношение к себе. Это был атлетически сложенный парень. Голубой мундир со споротыми нашивками плотно облегал его мускулистый торс.
Майор Чинч откашлялся и, выставив вперед ногу, выкрикнул:
– К сведению коммунистов! Этот фрукт участвовал в подавлении мятежа, так сказать, сбрасывал напалмовые бомбы на ваших единомышленников. Разрешаю поступить с ним, как вам заблагорассудится. Наказаний не последует.
Новичок выпрямился, с презрением оглядел майора и его свиту. Потом вдруг неожиданно рассмеялся и, подмигнув Чинчу, сказал:
– А здорово я вам влепил, господин майор! За провокацию следовало бы еще добавить.
– Молчать! – заорал Чинч. Машинально поправив бинт, он вновь обратился к заключенным:
– Уголовники! Кто из вас желает получить отдых на три дня, может доложить о случайной смерти этого негодяя.
Новичок, выслушав начальника, неодобрительно покрутил головой и попросил:
– Господин майор, не могли бы вы на одну минуточку подойти поближе ко мне? Всего на минуточку!
Чинч побагровел и, дрыгая от злости укороченной ногой, рявкнул:
– Заткнуть глотку нахалу!
Лиловый ударом жилистого кулака сбил с ног летчика.
– Каков негодяй! – не мог уняться Чинч. – Жрал-жрал казенный хлеб, а как отрабатывать, – струсил! И ждать от тебя нечего. Повесить мало! Неделю отдыха тому, кто доложит мне, что он сам кинулся на электропояс.
Майор повернулся и, сильно прихрамывая, пошел в сторону. За ним, оставив на земле пленника, двинулись на почтительном расстоянии стражники.
Заключенные, не приближаясь, разглядывали новичка. Слишком необычным было его появление.
Летчик поднялся, стер с губ кровь и выругался. Небольшие черные усики придавали его лицу задорное выражение.
– Кто ты, новенький? – наконец спросил Паоло.
– Меня зовут Район Наварро. Был пилотом легиона.
– С какими песнями залетела к нам воздушная пташка? – поинтересовался Жан.
Летчик пренебрежительно оглядел его и не спеша ответил:
– Мои песенки для меня. Сам пою, сам слушаю!
– Сугубый индивидуалист, значит, – определил Паоло. – Почему доставили с таким почетом?
– Начальству виднее, – уклончиво ответил новичок.
Мануэль ближе подошел к задиристому летчику.
– Мы бы хотели знать, – за что вы попали сюда? – сказал он.
– Умнеть начал. Вот и прислали… для завершения образования.
– Уж не ты ли майору глаз подбил? – поинтересовался Жан.
– Пустяки! Один раз только стукнул, больше не дали!
Новичок сказал это так просто, что никто не выразил сомнений. Паоло даже присвистнул. Зная нрав Чинча, было удивительно, что летчика не прикончили сразу.
– Чем же он не по вкусу тебе? – спросил Жан.
– Не один он, многие. По глупости я подписал контракт с Воздушным легионом. Работа по специальности: – полеты на старых американских калошах, занятие для начинающих самоубийц.
Паоло и Паблито понимающе закивали головами, а новичок продолжал:
– В легионе вздумали отправить нас с напалмовыми бомбами против взбунтовавшихся парней. Я отказался. «Не интересуюсь, мол, политикой». Меня в трибунал! «Ты коммунист?» Ну, какой же я коммунист? Мне даже смешно стало. Я просто человек, не желающий стать убийцей. А они твердят: «Коммунист!» Ну, я тут сгоряча и закатил одному. А ваш майор за другое получил. Он мне предложил подружиться с коммунистами. Они будто ко мне должны хорошо отнестись.
– А тебе что, коммунисты не нравятся? – продолжал интересоваться Жан.
Рассказчик вспылил:
– Одно к другому не имеет отношения. Он хотел, чтобы я сообщал ему обо всех разговорах. Обещал хлопотать о помиловании. Ну тут я ему и съездил.
Новичок нравился заключенным, Реаль вполголоса сказал:
