Песни настоящих мужчин

вами,
Словно в белом снегу.
Я всю память листаю,
Завалясь на кровать,
Я в Москву улетаю,
Чтобы долг свой отдать.

Где же вы пропадали? —
Этих лет и не счесть.
Отчего не писали? —
Я бы знал, что вы есть.
И московский автобус,
Столь банальный на вид,
Обогнул бы весь глобус
От беды до любви.

Претендуя на имя
И ваши права,
Шли ко мне всё иные
Имена и слова.
То трубил я охоту,
То я путал следы,
То туман над болотом
Принимал за сады.

То я строил квартиры,
В которых не жил,
То владел я полмиром,
В котором тужил…
От хлопот тех осталось —
Чемодан да рюкзак,
Книги, письма и жалость,
Что все вышло не так.

Спит пилот на диване —
Кто ж летает в пургу?
Я в долгу перед вами,
Словно в белом снегу.
Отчего так не скоро
И с оглядкой бежит
Телеграмма, которой
Ожидаешь всю жизнь?

18–24 июля 1978

Памир

Сад вершин

Мы входим в горы, словно входим в сад:
Его верха в цветенье белоснежном,
Его стволы отвесны и безбрежны,
И ледники, как лепестки, висят.

В саду вершин растут свои плоды,
Они трудом и дружбой достаются,
И те плоды нигде не продаются,
Поскольку их названия горды.

Мы женщин не пускаем в этот сад,
Поэтому не пахнет там изменой.
Почтительно склонив свои антенны,
За нами только спутники следят.

В саду вершин растет одна гора,
Которая всех выше и прекрасней.
И потому, что путь туда опасней,
На эту гору выйти нам пора!

А путь наш чист, а путь не близок —
На гребни гор, на полюса.
Есть человеку вечный вызов
В горах, в морях и в небесах.

11–12 июля 1978

Памир

Сорокалетье

Нас исполняет музыка по лицам,
Нас исполняют судьбы, как по нотам,
Записанным в нестойкие страницы
Каким-то все напутавшим Фаготом.
В тех нотах есть живущие фигуры
И те, кто попрощались, улетая,
Но в самой середине партитуры
Есть наша с вами песенка простая.

Смотрите, не забудьте позвонить
В тот час, когда настанет непогода,
Какое б ни случилось время года, —
Чтоб этот час нам вместе пережить.
Смотрите ж, догадайтесь промолчать,
Когда нахлынет небо голубое,
Чтоб эта мысль явилась нам обоим —
Друг друга ненароком повстречать.

В наш век всему простому мало места —
Из старого лишь моден перстень старый.
Я сам поклонник джазовых оркестров,
Но верю в семиструнную гитару.
И верю, что разлука есть потеря,
Что честь должна быть спасена мгновенно.
Я вас люблю – я в это тоже верю,
Хоть это, говорят, несовременно.

Что было, то забудется едва ли.
Сорокалетье взяв за середину,
Мы постоим на этом перевале
И молча двинем в новую долину.
Там каждый шаг дороже ровно вдвое,
Там в счет идет, что раньше не считалось.
Там нам, моя любимая, с тобою
Еще вторая молодость осталась.

Май – 6 июня 1977

Памир

Когда придет мой пароход

Мой дальний порт туманы стерегут.
Приходят пароходы и уходят, —
Они в морях призвание находят,
Лишь только я стою на берегу.
Я жду один знакомый силуэт,
Мой час еще не пробил, дорогие.
Уходят в море разные другие,
Лишь только для меня отхода нет.

Когда ж придет мой пароход, пусть не спеша,
Который голубой весь, не иначе,
А на борту написано – «Удача»,
А на корме сигнал – «Не обижайте малыша».

На пароходе маленьком моем
Матросы – удальцы и кавалеры,
А если веселы они не в меру,
То это дело мы переживем.
Переживем туманы мы и лед,
Я сам поставлю паруса надежды,
Чтоб было так, как не бывало прежде,
Чтобы скорей пришло то, что придет.

Плыви, мой пароход, плыви скорей,
Куда другие и не заплывают,
Их компасы неправильны бывают
В широтах мной придуманных морей.
Они на карты не нанесены,
И в лоциях морей тех самых нету,
Но несмотря, товарищи, на это,
В них многие бывали спасены.

30 июля 1977

Теплый стан Песня об истинной морской и нелогичной любви четвертого помощника Севы Калошина

Мы подъехали к Теплому Стану.
– Эй, водитель такси, отвернись!
– Дорогой, я вас ждать не устану!
– Дорогая, ты вся моя жизнь!

Ах, не судьи себе мы, не судьи,
Случай ходит у нас по пятам.
А вокруг, будто тысячи судеб,
Зажигает огни Теплый Стан.

Я из Внукова ангелом взмою
В отдаленные очень края,
Я еще от предчувствия взвою,
Поседею еще от вранья.
Память ваших измен тень наложит
На мое волевое лицо.
Это ж только цыгане – за ножик,
Мы ж – за рюмку, и дело с концом.

Ах, друзья меня крепко осудят,
Но я даю телеграмму: «Встречай!»
И с посудой шатаюсь по судну,
Захожу к корешам невзначай.
Вы из теплого прибыли края,
Я по северным плавал местам.
И в окне Теплый Стан наблюдая,
Обнимаю я ваш теплый стан.

17 мая 1982

Укушенный, или Печальная баллада о несчастном укушенном

Ах, жертва я доверия,
Беды своей родитель!
Вот слышу из-за двери я:
«Укушенный, войдите!»

Вошел: «Мое почтение».
Разделся не спеша.
«Где место укушения?»
Я говорю: «Душа».

Тут в кабинете бывшие
Мне душу теребят:
«Скажите, укусившая
Какая из себя?»

Я говорю: «Обычная,
И рост не с бугая.
Такая симпатичная,
Не думал, что змея».

Тут на меня обрушились,
Ругают все кругом:
«Какой же вы, укушенный,
Дурак, мол, дураком!

Известно ведь заранее,
Что есть разрыв большой
Меж внутренним содержанием
И внешней красотой.

И сблизились излишне вы,
Поверив той красе.
Змея кусает ближнего, —
Об этом знают все».

«Не имеет, – говорю, – значения
Теперь уж ничего.
Какое б мне лечение?
Таблетки иль чего?»
Мне говорит: «Послушайте, —
Одна из этих дам, —
Я дам совет, укушенный:
Не верьте вы людям.

Вот, скажем, к вам приблизились
С любовью, как туман.
А вы твердите мысленно:
Обман, кругом обман!»

«Нет, – говорю, – красавица,
Без веры не пойдет:
Уж лучше пусть кусаются, —
Само потом пройдет».

Я вышел в ночь столичную
С огнями по краям…
Такая симпатичная!
Не думал, что змея.

8–12 апреля 1982

Речной трамвай

По самой длинной улице Москвы,
По самой тихой улице Москвы,
Где нет листвы, но много синевы,
Там наш трамвай скользит вдоль мостовых.

Ах наш трамвай без рельсов и звонков, —
Здесь не нужны ни песни, ни слова.
И мне с тобой так просто и легко,
Как будто здесь уже и не Москва.

А в летних парках развеселья дым,
Легка любовь и ненадежна грусть,
И мы на это с палубы глядим,
Той пьесы скуку зная наизусть.

Но наш вояж на счастье обречен,
И не вспугнуть бы это невзначай.
И лишь к плечу касается плечо,
Когда волна волнует наш