собой усилие и не сорвалась, хотя ее терпение было на пределе. Ее руки сжались в кулаки, глаза закрылись, он догадался, что она мысленно считает до десяти. Она сделала глубокий вздох.
Когда Джули снова открыла глаза и посмотрела на него, ее взгляд был спокоен и холоден. Настолько холоден, что Макс разозлился. Он предпочел бы честную и открытую схватку, а не эту холодную отстраненность.
– Слушай, я же тебя ни в чем не обвиняю, верно? Ты прав, я этого хотела, и все, что здесь произошло, случилось не по твоей вине. Признаю, у меня нервы разыгрались. Мой брак рухнул, мне приходится преодолевать трудный жизненный этап, и секс с тобой стал для меня эмоциональной отдушиной. Ты мне помог, спасибо тебе, но было бы отлично, если бы мы могли подвести черту и забыть о том, что было.
Максу потребовалась минута, чтобы все это усвоить. Так он стал для нее отдушиной? Уж лучше бы промолчала. Лучше бы вообще не раскрывала рта. Ничего более обидного он от нее еще не слышал, хотя за короткое время их знакомства наслушался всякого.
– Без проблем, – сказал он вслух, встал с кровати и выпрямился, удерживая на поясе простыню.
Не было смысла оповещать ее о том, что он готов, способен и от души настроен на второй раунд. Глядя, как она подбирает с полу трусики и бюстгальтер, Макс понял, что разозлился не на шутку, а это было глупо. Она поднесла ему на блюде эротическую мечту любого парня – обалденный секс без обычных женских штучек-дрючек на закуску, чего же тут злиться?
И вообще, что, черт побери, с ним происходит?
Очевидный ответ состоял в том, что она могла бы свести с ума и святого, а он не собирался в самое ближайшее время подавать заявление на канонизацию.
– Не возражаешь, если я приму душ?
Опять она вернулась к церемонно-вежливому тону, безумно раздражавшему его. Глупо, глупо, глупо на нее злиться. Нельзя позволять ей влезать к нему в печенки.
Но он ничего не мог с собой поделать.
– Будь как дома.
Макс повел широким жестом в сторону ванной, мысленно поздравив себя с непроницаемым хладнокровием, достойным чемпиона по игре в покер. По дороге в ванную она бросила на него взгляд через плечо и одарила одной из своих загадочных улыбочек в духе Моны Лизы. А потом он остался один, дверь в его собственную ванную закрылась у него перед носом.
«Дерьмо», – подумал Макс. И настроение у него дерьмовое. Никогда бы не поверил, что после такого классного секса можно чувствовать себя так паршиво. Что же здесь все-таки только что произошло?
Макс все еще пытался это осмыслить, пока собирал с полу свою одежду, натягивал ее на себя, приглаживал, растрепавшиеся волосы и направлялся в кухню. Телефон зазвонил, но он его проигнорировал. Все равно он знал, кто это звонит, и у него не было настроения сейчас препираться с Хинклом. Лучше прихватить бутылочку пивка и, если Джули задержится в душе (он знал, что женщины умеют растянуть это пятиминутное дело чуть ли не на сутки), загрузить в компьютер скачанные у Сида файлы. Ведь в конечном счете все сводилось именно к этому, не так ли? Главное – не трахнуть Джули. Главное – достать Сида.
Звук льющейся воды был слышен и в кухне. Не думать о Джули, стоящей под душем в чем мать родила, было свыше его сил. Телефон наконец умолк. Макс вытащил бутылку пива из холодильника, сорвал крышечку и, отпивая на ходу, отправился в гостиную. На пороге он замер.
Из пасти Джозефины торчал телефонный шнур. Сам аппарат лежал на полу, опрокинувшись набок, трубка перевернулась брюхом кверху, как снулая рыба.
– Черт ты тебя побрал, Джозефина! – рявкнул он.
Пуделиха, будучи отнюдь не дурой, вскочила и опрометью кинулась в спальню, все еще стискивая в зубах шнур и волоча за собой стучащую по полу телефонную трубку.
Макс припомнил и перечислил все известные ему ругательства, пока осматривал обезглавленный аппарат. Пациент был скорее мертв, чем жив. Оставалось только избавиться от трупа.
Хорошо, что в спальне имеется отводная трубка, можно будет принимать звонки до замены основного аппарата. Макс вытащил провод из розетки на стене и положил останки усопшего на столик в прихожей для последующего захоронения в мусорном баке. Гибель телефона можно будет занести в графу неудач в конце длинного списка крупных и малых происшествий, разрешившихся не в его пользу в этот нелегкий день.
Макс раздвинул занавески в надежде, что солнечный свет немного развеет его мрачное состояние. Свет хлынул в комнату и тут же выявил все недостатки его уборки: паутину по углам, пыль на кофейном столике. Отлично. Он опустился на диван, вскинул ноги на кофейный столик и отхлебнул еще пива. Его взгляд упал на брошенное платье Джули, лежащее светло-лиловой лужицей на полу у стены. Если он не джентльмен, то так и будет сидеть и ждать, пока она не выйдет из ванной, чтобы забрать платье. Если он джентльмен, то поднимет платье, встряхнет его, отнесет к ванной, постучит и крикнет, что оставляет платье висеть на ручке двери.
Принять решение было нетрудно. Он не джентльмен. Макс остался на месте, следя за пылинками, кружащимися в солнечных лучах, и потягивая пиво.
Раздался стук во входную дверь. Макс нахмурился и бросил взгляд в окно. Они с Джули провели в доме больше часа. Очевидно, миссис Лейферман уже агонизирует от любопытства. Обычно она так не поступала, охотничий сезон для нее наступал, только когда он выходил из дому, но не исключено, что ожидание оказалось слишком сильным испытанием для нервов старушки и она решила в срочном порядке одолжить у соседа стакан сахара или еще что-то в этом роде.
Однако штанина белых, сшитых на заказ брюк, видная ему через окно, не принадлежала миссис Лейферман. Она, безусловно, покрывала мужскую ногу. И не требовалось быть гением сыска, чтобы догадаться, чья это нога.
Макс встал и пошел открывать.
– Ты что, совсем обалдел? – яростно набросился на него Хинкл прямо с порога и ворвался в дом, прежде чем Макс успел открыть рот. – У тебя проводка искрит, не иначе! Какого хрена ты опять связался с этим дерьмом? Если у тебя мозги заклинило насчет Сида Карлсона, это твое дело, но я в эти игры не играю, ясно? На кой ляд тебе сдался этот пижон? Он вреден для здоровья, сам знаешь.
– И тебе привет, – мягко ответил Макс, закрывая дверь.
Как всегда щегольски одетый, в белом костюме с черной рубашкой и черным галстуком, Хинкл встал посреди комнаты, подбоченившись и меряя друга негодующим взглядом. Макс прошел мимо него, подхватил со столика бутылку с пивом и допил все до дна. Он повел бутылкой в сторону напарника:
– Пива хочешь?
– Нет, черт тебя возьми, я не хочу пива. Я хочу знать, какого хрена ты опять вынюхиваешь вокруг Карлсона? Я как понял, что за объект снимаю, так чуть в штаны не наделал. Хотел позвонить, но ты же по сотовому опять не отвечаешь! А дома трубку снял и молчишь. Так вот, спрашиваю в лицо: что ж ты, гад, делаешь, а?
Макс хотел было объяснить, что это Джозефина сняла трубку домашнего телефона, а не он, но решил, что дело того не стоит. Вместо этого он спросил:
– Снимки сделал?
– Ты хочешь знать, сделал ли я… – Хинкл чуть не взорвался. – Плевать я хотел на снимки! Мы не пустим их в ход. Слыхал? НЕ ПУСТИМ! Помнишь, что было, когда ты в последний раз с ним сцепился? Мы с тобой тогда служили в полиции, ты не забыл? Все у нас с тобой шло отлично. И что дальше? Ты вбил себе в голову, что тебе нужен Сид Карлсон. Ты хотел его прижать, а кончилось тем, что это он тебя прижал. Он тебя по стенке размазал и меня заодно. Второй раз я не дам себя размазать и тебя тоже не дам, если это в моих силах. Взгляни правде в глаза, Макс! Тебе не взять Сида Карлсона. Попробуй только, и он сделает из тебя котлету, только на этот раз я не…
Хинкл оборвал себя на полуслове, выпучив глаза и уставившись куда-то за спину Макса. Макс понял, что запахло жареным, и оглянулся. Ну, конечно, в дверях стояла Джули – босиком, утопая в его белом махровом халате. Ее волосы были собраны воздушным узлом на макушке, ее прекрасное лицо было чисто умыто, огромные темные глаза вопросительно перебегали с Хинкла на него и обратно.
– Джули, познакомься с моим напарником. Это Джордж Хинкл.
Ничего другого Максу в голову не пришло, поэтому он решил представить их друг другу. Хотя бы частично. Он решил, что не стоит открывать Хинклу, кто такая Джули, а не то Хинкл обязательно психанет.
