вырытую для закладки фундамента храма, он положил гусиное яйцо, точнее — пустую скорлупу, куда спрятал только что родившуюся змейку, и, зарыв яйцо глубоко в грязь, удалился. На следующий день Александр полуголым выбежал на рыночную площадь с кривым ножом в руках и встряхивая развевающимися волосами взобрался на высокий алтарь и стал поздравлять горожан со скорым пришествием нового бога. «Присутствующие — а сбежался почти весь город, с женщинами, старцами и детьми — были поражены, молились и падали ниц. Александр же произносил какие-то непонятные слова, вроде еврейских или финикийских, приведя всех в изумление, так как они ничего не понимали, кроме имен Аполлона и Асклепия, которых он все время поминал. Затем обманщик бросился бежать к строящемуся храму; приблизившись к вырытым углублениям и к приготовленному им заранее источнику оракула, он вошел в воду и громким голосом стал распевать гимны Аполлону и Асклепию, приглашая бога явиться…» Александр попросил чашу, погрузил ее в воду и вытащил яйцо, где должен был находиться новый бог.
«Взяв яйцо в руки, он говорил, будто держит самого Асклепия. А собравшиеся внимательно смотрели, ожидая, что произойдет дальше, очень удивленные уже и тем, что в воде отыскалось гусиное яйцо. Разбив его, Александр взял змейку. Присутствовавшие, увидев, как она движется и извивается вокруг его пальцев, тут же вскричали и начали приветствовать бога, поздравляя город с новым счастьем. Каждый жадно молился, прося у бога богатств, изобилия, здоровья и прочих благ».
Александр же со змейкой отправился домой, сопровождаемый восторженными толпами. Несколько дней он не выходил на улицу, рассчитывая, что в город соберутся жители всего края. «Так и случилось. Город переполнился людьми, лишенными мозгов и рассудка…только по виду отличающимися от баранов». Тогда удачливый обманщик предстал перед народом, одетый пышно, «как подобает божеству», и спрятав в складках одеяния свою большую искусственную змею, а ее полотняную голову выставив наружу. Люди пришли в изумление от того, что священная змея Асклепия за несколько дней так необыкновенно выросла. После этого Александр разыграл прорицателя, собирая во имя новорожденного бога таблички с вопросами, перевязанные и запечатанные, и легко снимая с них печати, а затем вновь накладывая, так что никто не мог ни о чем догадаться, и все верили, что он — ясновидящий. За каждое прорицание лжепророк взимал немалую плату: одну драхму и два обола с человека, людей же к нему приходило несколько десятков тысяч в год. Новоявленный прорицатель и его змея стали необыкновенно популярны, известность их росла, и Александр богател не по дням, а по часам (Там же, 12–18).
Новоявленный оракул предсказал самому себе, что проживет полтораста лет и погибнет от удара молнии. Однако умер он, по словам Лукиана, не дожив и до семидесяти от мучительной болезни ноги. Его помощники почтили его память пышными погребальными обрядами и играми (Там же, 59–61).
Помимо веры в официально признанных оракулов и прорицателей, помимо слепого доверия к предсказателям-шарлатанам вроде героя Лукиана существовали еще и обычные суеверия, вера в народные приметы, передававшаяся из поколения в поколение. Люди были твердо убеждены, что во избежание несчастья надо чего-то избегать или какими-то наивными способами отводить от себя беду. И снова мы вправе сказать: суеверие вечно, суеверие не умирает. Философ Феофраст, великолепный знаток человеческих характеров, выделял среди них и характер человека суеверного. И тогда, когда творил Феофраст (IV–III вв. до н. э.), как и до этого и позже, греки считали дурной приметой, если мелкий зверек — ласка перебежит дорогу; четвертый и двадцать четвертый дни месяца имели дурную репутацию «несчастливых»: в эти дни ничего не следовало предпринимать. О подобных суевериях Феофраст пишет: «Суеверный — вот какой человек. В день праздника кувшинов (в Ленейские торжества в честь Диониса. —
ГАДАНИЯ В РИМЕ
…Если можешь, найди причину нового и удивительного явления. Если не найдешь никакой, все же считай доказанным, что ничто не могло произойти без причины. С помощью природы прогони тот страх, в который тебя вводит новизна явления. Тогда ни землетрясения, ни зарницы, ни каменные или кровавые дожди, ни падающие звезды, ни огни в небе тебя не испугают. (…) Ибо ничто не может произойти без причины, и ничего не случается такого, чего не может случиться. А если произошло то, что могло произойти, то в этом не следует видеть чуда. Значит, нет никаких чудес.
В Риме суеверия, вера в сверхъестественное, знамения, чудеса, уважение к гадателям были распространены не меньше, чем в Греции. Достаточно заглянуть в любую книгу исторического труда Тита Ливия, чтобы убедиться: в глазах римлян всякому бедствию предшествует какое-либо неблагоприятное знамение, будь то дождь из камней, таинственные голоса или внезапное падение статуи. Убеждение это сохранялось в народе веками: трезвые, скептические голоса Цицерона и людей, думавших так же, как он, находили мало отклика в душах современников. Вера в гадания составляла неотъемлемую часть и официальной религиозности.
Гаруспики
Древнейшим и едва ли не самым важным для римлян видом гадания были ауспиции — наблюдения за полетом вещих птиц. Об этом способе ворожбы речь еще пойдет дальше, пока стоит только сказать, какую роль сыграл он еще в момент основания Рима. Как известно, братья Ромул и Рем заспорили, где именно следует возвести город. «Уговорившись решить спор с помощью вещих птиц, они сели порознь и стали ждать, и со стороны Рема показалось, говорят, шесть коршунов, а со стороны Ромула — вдвое больше. Некоторые сообщают, что Рем на самом деле увидел своих птиц, а Ромул-де солгал и что лишь когда Рем подошел, тогда только перед глазами Ромула появились двенадцать коршунов». Раскрыв обман, Рем пришел в негодование, братья поссорились, и Ромул или кто-то из его друзей убил Рема; получив таким образом власть над будущим городом, Ромул ввел гадание по птицам в официальную религиозную традицию {Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Ромул, IX–X). С тех пор при ауспициях римляне всегда отдавали предпочтение коршунам. Важно было все: и с какой стороны появились птицы, и их количество, и время, когда они показались. Однако еще важнее было то, как жрецы-птицегадатели истолкуют эти предзнаменования.
Знамением могло явиться и случайно услышанное слово, в котором читалось некое пророчество. Так, консул Луций Эмилий Павел, готовясь в 171 г. до н. э. начать войну с македонским царем Персеем (по- латыни — «Персеус» или «Персес»), пришел однажды домой, и его маленькая дочь сказала ему: «Перса („Персес“ — перс) больше нет» — это была кличка издохшей собаки. Обрадованный консул воспринял это совпадение как благоприятное предзнаменование, смело повел войска в бой и вскоре одержал победу: Персей Македонский попал к римлянам в плен и через два года умер. Еще раньше, в первой половине IV в. до н. э., когда галлы разрушили Рим и сенат стал решать, отстроить ли город на прежнем месте или всем жителям перебраться в лежавшие неподалеку Вейи, за дверью раздался голос центуриона, случайно проходившего мимо со своим отрядом стражи. Центурион велел знаменосцу поставить знамя и сказал: «Останемся здесь». Нечаянно услышав эти слова, сенаторы сочли их вещими и тут же постановили как можно скорее восстановить уничтоженный Рим.
