Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима

опасности, обращались к гадателю, прорицателю, толкователю вещих снов. И тогда зачастую в трудном положении находился сам гадатель, опасавшийся прогневать своих покровителей неблагоприятными для них предсказаниями. Так и в тот день, когда греки вопросили вещего Калхаса, чтобы узнать, чего хотят от них боги, как умилостивить их и избавиться от опустошительной моровой язвы, Калхас не решается открыть им правду, боясь вызвать гнев их предводителя — Агамемнона:

Леканомантия: гадание при помощи таза (роспись на вазе)

…Мгновенно от сонма
Калхас восстал Фесторид, верховный птицегадатель.
Мудрый, ведал он все, что минуло, что есть и что будет,
И ахеян суда по морям предводил к Илиону
Даром предвиденья, свыше ему вдохновенным от Феба.
Он, благомыслия полный, речь говорил и вещал им:
«Царь Ахиллес! возвестить повелел ты, любимец Зевеса,
Праведный гнев Аполлона, далеко грозящего бога?
Я возвещу; но и ты согласись, поклянись мне, что верно
Сам ты меня защитить и словами готов, и руками.
Я опасаюсь прогневать героя, который верховный
Царь аргивян и которому все покорны ахейцы.
Слишком могуществен царь, на мужа подвластного гневный»…
Ахилл ободряет прорицателя, заверяя его, что тому ничто не угрожает:
Верь и дерзай, возвести нам оракул, какой бы он ни был!
Фебом клянусь я, Зевса любимцем, которому, Калхас,
Молишься ты, открывая данайцам вещания бога:
Здесь, пред судами, никто, покуда живу я и вижу,
Рук на тебя дерзновенных, клянуся, никто не подымет
В стане ахеян…

Гомер. Илиада, 1, 68–90

Только тогда решается вещий Калхас раскрыть грекам причину гнева Феба-Аполлона.

Еще труднее высказать правду вещему старцу Тиресию, о котором в Фивах царя Эдипа говорили, что он «столь же прозорлив, /Как Аполлон державный», что он «с правдой дружен, как никто». Эдип уговаривает слепого прорицателя помочь отвести мор, насланный богами на оскверненный грехами царя город:

О зрящий все Тиресий, что доступно
И сокровенно на земле и небе!
Хоть темен ты, но знаешь про недуг
Столицы нашей. Мы в тебе одном
Заступника в своей напасти чаем.
Ты мог еще от вестников не слышать —
Нам Аполлон вещал, что лишь тогда
Избавимся от пагубного мора,
Когда отыщем мы цареубийцу
И умертвим иль вышлем прочь из Фив.
И ныне, вопросив у вещих птиц
Или к иным гаданиям прибегнув,
Спаси себя, меня спаси и Фивы!

Эдип — на свою беду! — требует правдивого ответа. Но сказать царю правду в этом случае — значит бросить ему в лицо ужасные обвинения. Ведь тот и не подозревает, что сам виноват в несчастьях, обрушившихся на Фивы. И Тиресий колеблется:

Увы! Как страшно знать, когда от знанья
Один лишь вред! О том я крепко помнил,
Да вот — забыл… Иначе не пришел бы.
Уйти дозволь. Отпустишь, — и нести
Нам будет легче каждому свой груз.

Софокл. Эдип-царь, 302–324

Сколько существует человеческое общество, всегда и повсюду люди пытались войти в связь с таинственными силами, заглянуть в будущее, объяснить необычные и грозные явления природы, истолковать сны, отогнать беспокойные тени минувших событий, призраки давно умерших людей. Так было и в Греции. Уважением и доверием окружали здесь вещунов, прорицателей, гадателей всякого рода, состоявших, как считалось, под прямым покровительством богов, прежде всего Аполлона. К их помощи прибегали и в частных делах, и в делах государственных, искали у них совета, внушенного богами. Искусство ворожбы, гадания — «мантия» — привлекало к себе всеобщий интерес и уважение. В наше время пробуждается интерес не только к парапсихологии вообще, но и к античным способам гаданий. Однако если уже древним трудно бывало отделить честную ворожбу от явного обмана, то едва ли возможно сегодня адекватно оценить эту сторону античной культуры, психологии древних обитателей Эллады и Италии. Не легко нам судить о том, кто из прорицателей тех давних столетий обладал особыми, еще не изученными способностями, «шестым чувством», а кто занимался сознательным мошенничеством, прибегая ко всевозможным «магическим» трюкам на потребу доверчивой толпы.

Полагаясь на различные источники, восходящие к эпохе эллинизма, когда появилось стремление все систематизировать и отыскать основоположников любого общественного феномена, Плиний Старший сообщает: гадать по полету птиц первым стал некий Кар, от имени которого получила свое название область Кария в Малой Азии; гадание по другим животным ввел Орфей; гадать по внутренностям жертвенных животных начал Дельф; по огню — прорицатель Амфиарай, царь Аргоса; по внутренностям животных — фиванец Тиресий; толковать чудеса и вещие сны впервые взялся Амфиктион, царь Аттики (Плиний Старший. Естественная история, VII, 203). Эти сведения заставляют думать, что гадание по полету птиц, которое древние связывали с Карией, действительно пришло в Грецию с Востока. Происхождение других способов ворожбы явно имеет отношение к культу Аполлона: Дельфу, легендарному сыну бога-предсказателя, приписывали основание святилища Аполлона в Дельфах, где находился знаменитый оракул; Амфиарая также чтили в Беотии как сына Аполлона; Амфиктион, возможно, был организатором дельфийских амфиктионов — религиозно-политического союза греческих государств с общим культовым центром в Дельфах; этот и подобные ему союзы играли важную роль в политической истории страны в архаический период (VIII–VI вв. до н. э.).

Гадатель, или прорицатель должен был обладать самыми разнообразными познаниями во многих областях, дабы совершать необходимые магические обряды. Занятие это считалось наследственным, тайны ворожбы переходили от отца к сыну, сохраняясь лишь в устной традиции. Гадания делились на «естественные» — толкование явлений, специально вызванных богами для внушения своей воли: снов, появления призраков и т. п., и «искусственные» — распознавание воли богов по определенным знакам,