Добрый молодец укоризненно покачал головой:
– Галина Антоновна, вы переигрываете. Вы, конечно, натура творческая, а потому эксцентрические номера по вашей части. Я это хорошо понимаю, но все же не стоит злоупотреблять моей снисходительностью. И время у меня не резиновое, поскольку я к вам не на блины явился, а по долгу службы.
Еще бы он явился ко мне на блины! А что он там наплел насчет эксцентрических номеров? Господи – я вспыхнула до корней волос – да ведь это может означать только одно: он все про меня знает. Навел обо мне справки, побывал на работе, и скорее всего накануне, когда у меня был выходной. Я живо представила себе нашу заведующую Зинаиду Терентьевну и как она испуганно частит: «Галочка, то есть Галина Антоновна, – наш лучший работник… Она энтузиаст своего дела, да весь наш театр на ней держится… Вот мы в прошлом году знаете что поставили – „Ромео и Джульетту“! Так она, она даже костюмы сама по ночам шила!»
Да уж, такая я творческая натура, то бишь дура, если чем-нибудь увлекусь, то пиши пропало. И не так уж важно, чем именно: самодеятельным театром или каким-нибудь физиком-шизиком. Я всегда очертя голову бросаюсь в очередную пучину, не думая о том, как буду из нее выбираться. Из этой же серии и постановка «Ромео и Джульетты» в нашем заштатном ДК. Каюсь, нашла на меня однажды такая блажь. Просто надоело быть бессменной Снегурочкой на детских утренниках, и я вспомнила, что когда-то училась на режиссерском отделении. Правда, так и недоучилась.
Впрочем, зачем лишний раз утомлять вас пространными отступлениями? Вас ведь интересует интрига, не так ли, и вы просто сгораете от любопытства, куда подевался Парамонов? Боюсь вас разочаровать, но пока я и сама этого не знаю, так что придется вам потратить время на чтение моих сумбурных записок, изобилующих всевозможными отклонениями от темы. В этом смысле рассказчик вам достался аховый, уж запаситесь терпением, если хотите добраться до конца моей истории. Истории, которая развивается по своим законам.
А дальше было вот что. На мою голову посыпались новые вопросы, я только успевала отбиваться. Голубоглазого майора интересовало буквально все: привычки Парамонова, друзья, круг его интересов и тэ дэ и тэ пэ. Как будто я обязана все это помнить целых десять лет!
– Друзья? – я потерла лоб. – Какие могут быть друзья у человека, повернутого на геофизике? Если только Алик, с ним они жили в общежитии в одной комнате. Алик, м-м-м, нет, фамилии я не помню. – Вообще-то я сомневаюсь, знала ли я ее когда-нибудь. Ведь Алик был для меня всего лишь соседом Парамонова по общежитию, неосязаемым, как тень отца Гамлета. – Увлечения? – призадумалась я. – Спросите о чем-нибудь попроще.
На уме у него всегда была одна лишь геофизика, геофизика и еще раз геофизика.
– Вы нарисовали такого сухаря! – усмехнулся голубоглазый.
– «Сухарь» – это еще мягко сказано, – фыркнула я и тут же спохватилась, что сболтнула лишнее. Чего я не должна делать ни при каких условиях, так это показывать свое истинное отношение к Парамонову.
– Ну что ж… – Майор Сомов поднялся с кресла, хотел было потянуться, но вовремя сообразил, что он не у себя в кабинете. – Вы нам очень помогли. Если вспомните еще что-нибудь существенное, позвоните.
Он вырвал из блокнота, в который записывал скудные сведения о Парамонове, листочек, что-то черкнул и оставил на краю журнального столика.
– Непременно, – пообещала я и проводила его до двери.
Захлопнув дверь за крепкой спиной майора Сомова, я немного поторчала в прихожей в некоторой растерянности, а потом вернулась в неубранную комнату, чтобы полюбоваться на пылесос и скучающую в углу швабру. Настроение продолжить уборку окончательно пропало, так же как желание полежать на диване с книжкой или, устроившись напротив телевизора, скуки ради поглазеть на перипетии мыльного сериала. Суббота была безнадежно загублена. А все Парамонов! Впрочем, что такое испорченная суббота по сравнению с лучшими годами юности, которые я потратила на этого негодяя?
Вздохнув, я включила пылесос и дочистила ковер, попутно размышляя о том, что поведал мне майор Сомов. Новости были хоть куда. Парамонов – новоиспеченный американец, к тому же богатый, в голове не укладывается! Я полчаса водила щеткой по одному месту, пытаясь представить своего геофизика в неведомой заокеанской жизни. Ничего у меня не вышло, притом что натура у меня и в самом деле творческая, а воображение богатое. Как я ни напрягала фантазию, красочных картинок типа «Парамонов на Канарах» или «Парамонов на Багамах» перед моим мысленным взором не возникало, хуже того, перед ним возникала только поношенная, изъеденная молью безрукавка в дикую желто-коричневую полоску.
Может, этот майор что-нибудь перепутал и пропавший Парамонов совсем не тот, из-за любви к которому я едва не свихнулась? Мало ли на белом свете людей с такой фамилией, даже в Америке их наверняка хватает. Вот только записка в почтовом ящике, а также мои письма и фотографии, найденные в номере фешенебельной гостиницы «Марриот», – с ними-то как? Слишком много совпадений, прямо как в киношной мелодраме. С одной поправкой: мыльные сериалы четко следуют канонам жанра, а потому все их перипетии легко предсказуемы и просчитываются наперед, чего не скажешь о Парамонове.
Глава 3
ЕЩЕ ОДНА РЫБЬЯ ФАМИЛИЯ
Кстати, очень скоро я лишний раз убедилась в том, что мыльным сериалом здесь и не пахнет. Это когда в дверь мою снова позвонили.
Признаться, поначалу я грешным делом подумала, что это добрый молодец майор Сомов вернулся. Может, вспомнил чего или все-таки решил обыскать мою квартиру на предмет обнаружения следов недавнего пребывания Парамонова. Скоренько слетал за ордером и теперь шумно дышит за дверью в предвкушении важных открытий.
Пока я размышляла, тот, кто стоял за дверью, вновь напомнил о себе. Звонок был какой-то вкрадчивый и неуверенный, я бы даже сказала – подхалимский, если только подобные сравнения применимы к сухому назойливому дребезжанию. А Сомов звонил по-другому: настойчиво и требовательно, уж можете мне поверить, потому что у меня стопроцентный музыкальный слух. Притом что в музыкальной школе я тоже недоучилась, как и на режиссерском, уж такая я недоучка.
Когда звонок звякнул в третий раз, так же просительно и протяжно, я окончательно и бесповоротно уверилась в том, что за дверью не Сомов. Тогда кто? На душе у меня стало как-то тревожно, я даже подумала: может, не открывать, сделать вид, будто меня нет, я ведь совсем не обязана сидеть дома и дожидаться, когда кому-нибудь вздумается позвонить в мою дверь. Потом я осторожно, на цыпочках,
