местах, кроме того, на черепе зияла открытая рана, изуродовавшая лицо Марты до неузнаваемости. Георгий дотронулся до ее руки, вывернутой назад, и остекленевшим взглядом посмотрел в сторону, куда умчались обе машины.
– Георгий Юстинович!
Охранник дотронулся до его плеча, но Заимис не отреагировал на зов. Тогда охранник рванул его на себя, заставив подняться, и отвел в сторону. Из здания выбежали люди и быстро оцепили место аварии, не подпуская никого к тому участку дороги, где лежало тело Марты. Георгий присел на тротуар и обхватил руками голову. В таком положении его и застал Карулин. Он не подошел к Заимису. Громко отдал приказания и встретил приехавшую карету «Скорой помощи».
– Займитесь им, – указал Карулин на впавшего в прострацию Георгия. – Марте Степановне уже ничем не поможешь. Где милиция? – рявкнул он на стоявшего рядом охранника. – И как все это произошло?!
– Похоже, одна машина гналась за другой, – с заминкой проговорил испуганный охранник. – Марту Степановну сбили, едва она вышла из своей тачки. Наверное, не увидели, что она стоит на проезжей части… Камеры должны были все записать, – виновато добавил он.
Карулин злобно посмотрел на него, но в душе обрадовался тому, что план удался. Впрочем, они еще ни разу не ошиблись в правильности своих ходов, каждая деталь которых просто поражала безупречностью исполнения.
Глава 23
Людмила проснулась в ужасном настроении. В голове плавал похмельный туман, она невыносимо болела, каждая мышца ныла, будто накануне ей пришлось тяжело работать физически. Людмила с трудом поднялась, запахнула на груди легкий халатик, в котором и заснула, и потянулась к бутылке, стоявшей на тумбочке рядом с кроватью. Она оказалась пустой, лишь несколько капель вина упали ей на язык.
Неслышно ступая босыми ногами по теплому полу, Людмила вышла из комнаты. Домработница Татьяна испугалась, увидев ее, еще не пришедшую в себя после вчерашних обильных возлияний, и укоризненно покачала головой. Словно привидение, Людмила прошла мимо нее, спустилась по лестнице в кухню и жадно напилась воды. Съела кусочек сыра и открыла ящик, в котором хранилось спиртное. Там было пусто. Людмила устало присела, подобрав худые голые ноги.
– Таня, помоги, – едва слышно прохрипела она, зная, что ее услышат.
На пороге появилась Татьяна, с отвращением посмотрела на хозяйку, беспомощно сидевшую на полу, и отбросила тряпку, которой еще несколько минут назад вытирала перила. Сначала она хотела было запустить этой тряпкой в ничего не соображавшую Людмилу, настолько та была ей противна, но передумала, подошла к шкафчику, где лежали медикаменты, достала аспирин и шипучее средство от похмелья. Смешав все это в стакане с водой, она протянула его Людмиле.
– Пейте, – Татьяна потрясла хозяйку за плечо.
Людмила послушно сделала несколько глотков. На большее ее не хватило, она скривилась и отодвинулась. Часть жидкости вылилась ей на грудь, намочив шелковый халат. Тогда Людмила сняла его и аккуратно положила рядом с собой.
– Который сейчас час? – не открывая глаз, спросила она.
– Три, – коротко ответила Татьяна, заметив, что руки Людмилы мелко дрожат.
«Совсем спилась», – подумала домработница и отвернулась, не желая смотреть на тощее тело хозяйки. В таком плачевном состоянии Людмила пребывала в течение всего последнего месяца. Конечно, она и раньше пила, но не так часто и много, как теперь. Самое страшное, что Артур Сергеевич перестал бороться с пагубной привычкой жены, махнул на все рукой и все реже появлялся дома, чтобы не видеть ее пьяного лица. Признаться, Татьяне тоже надоело это беспробудное пьянство, потому что отскребать последствия загулов Людмилы приходилось именно ей. Нет, Татьяна не жаловалась, так как платили ей хорошо, кроме того, супруги Бурмистровы относились к ней не как к прислуге, а очень тепло, как к приятельнице. Скорее, ей хотелось плакать от досады, видя, во что превращает свою жизнь Людмила. Она совсем высохла, черные круги уже не исчезали с ее заострившегося лица, а взгляд и вовсе потух. Женщины были одногодками, но здоровая, свежая, крепкая Татьяна выглядела гораздо моложе своей хозяйки, несмотря на то, что носила на себе тридцать килограммов лишнего веса и одевалась не так стильно и изящно, как госпожа Бурмистрова. Зато у нее не было морщин, на щеках всегда играл румянец, да и двигалась она быстро. Впрочем, сложно быть медлительной и при этом держать в идеальном порядке трехуровневую квартиру, в которой жили Бурмистровы. Татьяна не понимала, для чего двум одиноким людям нужна такая огромная площадь, состоявшая из восьми комнат, спортзала, в который Артур Сергеевич заглядывал лишь раз в год, кабинета, где Людмила чаще пила, чем что-либо делала вообще, и многих других ненужных помещений. Этот дом был создан для большой семьи, здесь должен звучать детский смех, а не царить сплошные уныния и пустота.
– Таня, поезжай в магазин, – сказала Людмила.
– За алкоголем? Не поеду! – решительно ответила домработница. – Артур Сергеевич меня уволит, если узнает, что я покупаю вам выпивку.
– Хочешь моей смерти? – с трудом улыбнулась Людмила и облизнула пересохшие губы. – Плохо мне, Таня. Очень плохо! Если не привезешь вина – умру.
– Вас нужно запереть в лечебницу, привязать ремнями к кровати и усиленно откармливать. Потом зашить в задницу ампулу со смертельным ядом, чтобы вы боялись сделать даже глоток этого пойла!
Татьяна открыла шкафчик, где лежали деньги на домашние расходы, и взяла нужную сумму.
– Скажешь тоже – пойло!
– Вы правы, пойло не стоит таких денег. Да я за год столько не зарабатываю, сколько вы за месяц пропиваете! – вырвалось у Татьяны, она испуганно замолчала, но тут же расслабилась, услышав тихий смешок.
– Не скули, у меня и так голова трещит, – ответила Людмила и поднялась с пола. – Поторопись. Давно Артур уехал? – спросила она.
Татьяна опустила глаза:
– Он еще не приезжал.
– Ясно, – сказала Людмила, и по ее тону невозможно было понять, расстроилась ли она или ей был безразличен тот факт, что муж уже второй день отсутствует.
Едва Татьяна ушла, Людмила поднялась в спальню и приняла душ, потом долго стояла у зеркала, рассматривая себя. Действительно, выглядела она жалко. Чтобы хоть как-то улучшить свой внешний вид, Людмила нанесла на лицо легкий макияж и достала из шкафа брючный костюм, который еще ни разу не надевала. Снова посмотрев на свое отражение, она улыбнулась. Вид у нее по-прежнему был измученный, но уже не вызывал такого отвращения, как несколько минут назад. «Пора прекращать пить, – подумала Людмила. – Может, и правда обратиться за помощью к специалистам? Зря я отослала Таню в магазин».
Пить она начала давно, сразу после родов. Днем выходила на прогулку с дочерью, покупала в магазине бутылку вина, а вечером тайком выпивала ее в своей комнате. И так почти каждый день. Спустя какое-то время она уже с нетерпением ждала, когда стемнеет, чтобы после нескольких глотков забыться, отвлечься от горьких мыслей, которые одолевали ее в течение дня.
Людмила так и не простила Егора за то, что оставил ее с дочерью одну. Через все эти годы она пронесла эту обиду в своем сердце, но не могла не признать, что думает о нем каждый день, иногда – с нежностью и любовью, порою – с удушающей злобой. Людмила терзала себя, размышляя о своей несчастной женской доле, и отчаянно завидовала семье Азарова. Больше самого Егора она ненавидела лишь Марту – за то, что она каждую ночь засыпает в его объятиях, за то, что целует его, когда пожелает, и что их дочь зовет его папой. Она могла бы привести сотню поводов для оправдания этого гнева, съедавшего ее душу. Но самое прискорбное – что все свое негодование Людмила перенесла на Ирину. Было больно смотреть в лицо дочери и видеть Егора: их внешнее сходство раздражало кипевшую от ненависти Людмилу.
Сейчас она понимала, насколько сильно обижала дочь своим равнодушием, но тогда думала, что, только отгородившись от девочки, она обретет желанный душевный покой. Людмила и за Артура вышла замуж только для того, чтобы забыть о своей несчастной любви. Этого у нее не получилось. Егора она встретила
