Но я завопил еще громче.
— Значит, я больше не увижу тебя!
Тут на его глаза навернулись слезы. Он крепко прижал меня к груди.
— Обязательно увидишь, — сдавленным голосом пообещал он. — Летом ты приедешь ко мне с мамой и папой, и я покажу тебе виноградники и оливковые рощи на склонах Монте-Эрис, где вырос твой дед.
— И мы сможем поиграть там в ковбоев и индейцев? — слезы мои исчезли без следа.
— Нет, это плохая игра, — он покачал головой. — Как и все игры, где убивают людей, пусть и понарошку. Ты, как и твой отец, станешь доктором, чтобы спасать людей, а не убивать, — он посмотрел на меня, не уверенный, что я его понял. — А кроме того, на Сицилии нет индейцев.
— Там только хорошие люди?
— Только хорошие люди, — подтвердил он, понимая, что дальнейшие объяснения только все запутают. И воспользовался беспроигрышным вариантом:
— А приехав туда, дедушка пришлет тебе замечательный подарок.
— Какой же?
— Все, что ты пожелаешь. Только скажи дедушке.
Я задумался. Вспомнил фильм, который мы с Джанно видели на прошлой неделе, с Монте Блу в главной роли.
Об автогонках.
— И настоящий гоночный автомобиль? — в голосе моем слышалось сомнение.
— Если мой Анджело хочет гоночный автомобиль, он его получит. «Бугатти» тебя устроит?
Я крепко обнял его за шею. Поцеловал.
— Спасибо, дедушка.
Он повернулся к моим родителям.
— Видите, — воскликнул торжествующе. — Теперь он в полном порядке.
Все это время мужчина, пришедший вместе с дедушкой, скромно стоял у двери. Теперь дедушка подозвал его.
— Джек, подойдите сюда.
— Мой сын, доктор Джон Перино, — с гордостью представил папу дед. — Его жена, Дженни. А это судья Джекоб Уэйнстейн, о котором я вам говорил.
Судья Уэйнстейн, с каштановыми волосами, примерно того же роста и возраста, что и отец, пожал руки моим родителям.
— Не забудьте про меня, — протянул руку и я.
Он повернулся, улыбаясь, пожал мою руку.
— Я даже подумать об этом не мог.
— С Джеком мы заключили пожизненный контракт.
Пока я в отъезде, он будет приглядывать за семейным бизнесом, — дедушка опустил меня на пол. — А теперь иди поиграй, а я, твой отец и судья немного поговорим о делах.
— Пойдем со мной на кухню, — быстро добавила мама. — Я как раз напекла пирожков. Ты поешь их с молоком.
Она взяла меня за руку и потянула к двери. Но я заставил ее остановиться и обернулся.
— Мы еще увидимся перед твоим отъездом, дедушка?
У него перехватило дыхание. Опять на глазах выступили слезы. Он кивнул.
— Перед отъездом, — с трудом выдавил он.
Час спустя мы стояли на ступенях дома и махали руками дедушке, уезжавшему в «дузенберге». Он посмотрел на меня через заднее стекло, на прощание поднял руку, и длинный автомобиль скрылся за зеленью кустов.
Мы еще постояли, потом я посмотрел на отца.
— У тех двоих, что ждали дедушку, под пиджаками были пистолеты. Интересно, они знают, что дедушка не любит оружие?
Мама и папа переглянулись, затем по маминым щекам покатились слезы. Папа усадил меня на одну руку, другой обнял ее за плечи. Мама спрятала лицо на папиной груди. Я видел, что и у него повлажнели глаза. В моем горле незнамо откуда появился твердый комок. Я еще многого не понимал.
Со временем, разумеется, кое-что прояснилось. К примеру, что ждали дедушку агенты ФБР, чтобы проводить до Нью-Йорка и усадить на корабль, отплывающий в Италию. Или что судья Уэйнстейн оказался не судьей, а адвокатом, ведущим все наши семейные дела.
И потом в течение многих лет, пока я не уехал на учебу в колледж, дядя Джек раз в месяц обязательно приходил к нам на воскресный обед.
Когда же мне исполнился двадцать один год (я уже заканчивал МТИ), неожиданно выяснилось, что дедушка был очень богатым человеком, и моя доля в его состоянии равняется двадцати пяти миллионам. Родительская — в два раза больше.
Помню, как я в полном замешательстве переводил взгляд с отца на дядю Джека. Я, разумеется, знал, что наша семья не нуждается в деньгах. Но и представить себе не мог такого богатства.
— И что же я буду делать со всеми этими деньгами? — растерянно спросил я.
— Получше учись, — строго ответил отец. — Потому что придет день, когда все они будут принадлежать тебе.
— Я бы советовал после окончания МТИ поступить в Гарвард бизнес скул, — добавил дядя Джек.
— Бизнес меня не интересует, — отпарировал я. — Моя любовь — автомобили.
— Автомобили — тоже бизнес, — назидательно заметил дядя Джек.
— Для меня — нет. Я их только покупаю.
— Благо деньги для этого у тебя есть, — улыбнулся дядя Джек.
— Но столько миллионов мне ни к чему.
— Тогда у меня следующее предложение. Ты создаешь в банке инвестиционный фонд и даешь право банкирам вести его дела.
Я посмотрел на дядю Джека.
— А почему они не могут оставаться у вас? Я помню, что вы заключили с дедом пожизненный контракт. То, что хорошо для него, вполне устраивает и меня.
Он переглянулся с отцом.
— Извини, но я не могу этого сделать.
— Почему?
Дядя Джек откашлялся.
— Из-за той сферы моей деятельности, которая, по мнению органов власти, связана с организованной преступностью. И я полагаю, что ни на тебя, ни на твоих родителей не должна падать тень того, к чему вы не имеете ни малейшего отношения.
Я знал, о чем идет речь. Как-никак газеты почитывал.
Стоило начаться очередному расследованию деятельности мафии, как тут же всплывала его фамилия.
— Но мы сможем позвонить вам, если возникнет какая-то проблема? — спросил я. — Разумеется, серьезная.
Он кивнул.
— Безусловно. В конце концов контракт с твоим дедом заключен пожизненный, — дядя Джек поднялся. — Джон, в банке все готово, — обратился он к отцу. — И будет неплохо, если завтра вы с Анджело подъедете туда. Я приглашаю вас на ленч, а потом мы подпишем все бумаги.
Так мы и сделали, а вернувшись в институт, я подписался на «Уолл-стрит джорнэл» и каждый день проглядывал курс акций, указанных в длинном списке, который мне вручили в банке. Потом мне это надоело, и я довольствовался лишь просмотром ежеквартальных отчетов, присылаемых из банка. А в конце концов я перестал вскрывать и эти конверты. И действительно, стоило ли волноваться из-за сотни-другой тысяч долларов, если с самого начала их было двадцать пять миллионов.
Дядя Джек свел свою борьбу с властями вничью. Его не посадили, но годом позже он оставил свою практику и уехал в Лас-Вегас, в отели которого вложил некоторую долю собственных средств. Мы
