— Прима номер выкинула. Отказалась выступать, представляешь? Это же нож в спину! Мы весь город афишами обклеили, а она нам такую свинью подложила. Как чувствовал я, что с этими… этими… меццо, как их, лучше не связываться! Вон Рябоконь не дурак — притаранил каких-то московских «Белок» — пять дебелых девок в колготках и лифчиках — чего еще народу надо?! А наш классику захотел… Вот и получил… «классику»! — От негодования Венька прямо позеленел.
— А чего она отказалась-то? — продолжала я разыгрывать дурочку.
— Говорит, по состоянию здоровья, а там поди разбери, чего ей там примерещилось… Нет, это ж надо! — Венька звонко шлепнул себя ладонями по ляжкам. — Да лучше бы она совсем не приезжала. Как мы теперь выглядим, а? Встретили, приветили, одних цветов на тыщу всучили, а она, фьють и была такова! Теперь по городу слухи пойдут, сплетни, о-ой. — Венька обхватил понурую голову руками. — Звонить начнут…
Предчувствия его не обманули: на столе зазвонил телефон, а секунду спустя к нему присоединился Венькин мобильник, в который Венька сразу же вцепился, приказав мне взглядом разобраться с городским.
Я сняла трубку и услышала взволнованный женский голос. Моя собеседница сразу же огорошила меня вопросом, не потрудившись предварительно представиться:
— Скажите, это правда, что Елена Богаевская отказалась от концертов?
— А с кем я говорю? — осведомилась я, уходя таким образом от прямого ответа. Все-таки никаких инструкций я на сей счет еще не получала.
Женщина сразу сбавила боевой напор:
— Извините, я не представилась. Меня зовут Ирина Анатольевна Дорохова, я директор музыкального училища… Видите ли, Елена Богаевская у нас училась… Правда, всего один курс, потом она уехала из города… И мы, мы так рассчитывали, что она нас посетит. А тут нам сказали, что она вчера вечером прилетела, а сегодня уже улетает…
— Простите, кто вам это сказал? — Я намеренно тянула резину до тех пор, пока Венька перестанет трепаться по мобильнику и сам соизволит объясниться с директрисой музыкального училища.
— Да как вам… — замялась женщина. — В общем, у одной нашей преподавательницы муж в аэропорту работает. Он десять минут назад позвонил и сказал, что видел, как Богаевская садилась в московский самолет. Так это правда?
Венька уже отнял от уха пластмассовый брусок мобильника, поэтому, предварительно прикрыв ладонью мембрану, я сунула ему трубку городского телефона:
— На, объясняйся. Директриса музыкального училища спрашивает про Богаевскую.
Венька сделал кислую мину, но трубку принял, тут же рявкнув в нее:
— Концерты отменяются, Богаевская заболела. Билеты сдавайте в кассу.
Он уже дал отбой, когда я наконец сообразила… Господи, подумала я, выходит, Наташа и Елена Богаевская учились в одном музыкальном училище? Может, конечно, не одновременно. Хотя, постой, постой… Ведь Богаевская не была в городе пятнадцать лет, ровно столько же времени прошло с тех пор, как пропала Наташа. Совпадение? Возможно, но уж очень символическое. А если добавить к вышеперечисленному то обстоятельство, что Пашков покинул город четырнадцать лет назад, то есть через год после… А сегодняшний побег Богаевской, именно побег, а не отъезд, причем спешный. И ее странные слова в гостиничном люксе. Вы как хотите, а мне все это кажется в высшей степени подозрительным!
— Ну что я говорил? — Венька посмотрел на меня мученическим взглядом. — Уже началось!
Словно в подтверждение Венькиных слов, городской телефон разразился очередной трелью. С полминуты мы с Венькой препирались на тему, чья очередь поднимать трубку. Потом я сдалась.
Бодрый и подозрительно знакомый басок прокашлялся прямо мне в ухо:
— Могу я поговорить с Капитолиной Алтаевой?
— У аппарата, — отозвалась я, прикидывая, кто бы это мог быть.
— Это Вислоухов, — отчитался басок. — Сегодняшний репортаж по первой программе видели?
— И не дожидаясь ответа:
— Я слышал, Богаевская уже отбыла в обратном направлении. Можно узнать причину?
До чего же быстро распространяются по нашему городу слухи! Слава Богу, эта предвыборная чехарда меня лично касается постольку поскольку, а что было бы, если бы я принимала ее близко к сердцу! Как Венька, например. Впрочем, этот, если верить его откровениям, уже успел закалиться в двух предыдущих ристалищах.
— Ну так что там с Богаевской? — не унимался Вислоухов.
— Богаевская заболела, так что с билетами обращайтесь в кассы, — повторила я слово в слово Венькино заявление и хотела уже бросить трубку.
Тут Вислоухов заорал как резаный:
— Я же чего звоню: у нас сегодня прямой эфир Крутоярова, а послезавтра я приглашаю вашего Пашкова. Так сказать, на словесную дуэль…
— Это что еще за хренотень?
— Это не хренотень, а цикл предвыборных передач в рамках предоставляемого кандидатам бесплатного эфира. Бесплатно предоставляется только сорок пять минут, а если он захочет больше, то за счет вашей фирмы. Понятно? Короче, пусть готовит речь, а если что непонятно, можете перезвонить. — И юный нахал первым бросил трубку. Ничего не скажешь, крепкая поросль пробивается сквозь асфальт, хоть и невзрачная на вид.
— Вислоухов звонил, — доложила я Веньке — Послезавтра Пашкову предлагают бесплатный эфир на телевидении.
Венька ровно на одну минуту задумался, а потом изрек:
— Это кстати. До послезавтра скандал с Богаевской немного утрясется, Пашков объяснит недоразумение слабым здоровьем примадонны, подорванным гамбургерами и заграничными вояжами… Опять же до послезавтра мы придумаем народу новую развлекуху… Да, у нас же еще благотворительная акция намечается, будем дарить телевизор местному детдому.
Услышав про телевизор, я вспомнила Валентина из «Вечерки» и начала дико хохотать.
— Ты чего? — уставился на меня Венька. Я не сразу смогла ответить:
— Ты хотя бы знаешь, сколько им телевизоров уже надарили? У нас же каждая благотворительная акция начинается и заканчивается тем, что детдому дарят телевизор.
— Да? — Венька почесал затылок. — Тогда подарим видак!
После обеда Венька облачился в свое горчичное пальто и куда-то отчалил, оставив меня на хозяйстве и строго-настрого наказав отвечать на телефонные звонки. В его отсутствие я проторчала в кабинете минут десять, а потом тихонько, по боковой лестнице, смылась. С какой радости я должна тут торчать, когда мне покоя не дает то, что я узнала о Елене Богаевской! Я торопилась в музыкальное училище, ибо в нем, если верить звонившей недавно директрисе, капризная оперная дива отучилась год, прежде чем покинуть родной город на долгих пятнадцать лет.
Музыкальное училище, в котором я пару раз бывала, давным-давно, еще до Наташиного исчезновения (это она звала меня на так называемые отчетные концерты), находится достаточно близко от центра города, в глубине глухого двора. Приземистое двухэтажное здание в виде подковы до революции принадлежало богатому купцу и с тех пор изрядно обветшало. Оно выглядело не ахти уже пятнадцать лет назад, а что говорить про его нынешнее состояние? Сейчас оно производило впечатление тяжело больного человека, который держится из последних сил, исключительно на чувстве долга. Даже вывеска у двери «Музыкальное училище имени Глинки» и та потускнела и потрескалась. Уже взявшись за дверную ручку, я медленно оглянулась, кое-что вспомнив. Когда-то во дворе был роскошный фонтан, все, что осталось от него теперь, — полуразрушенный каменный «ободок», теперь к тому же еще и занесенный снегом.
Внутри училище выглядело еще более убогим, чем снаружи: выщербленный кафельный пол, обшарпанные стены, пыльные потолки. Если что и скрашивало эту сиротскую обстановку, то только звуки музыки и хорошенькие мордашки юных музыканток, снующих по сумрачным коридорам, совсем как Наташка когда-то. Женское царство, ребят в музыкальных стенах по-прежнему не наблюдалось.
«Куда идти?» — подумала я, посмотрев по сторонам. Потом, повинуясь наитию, свернула налево и, как всегда, ошиблась. Пришлось остановить розовощекую блондинку с флейтой и спросить, где находится
