Пашкова и убийством Литвинца? — язвительно осведомилась я.
Этот Капитонов был какой-то совершенно непробиваемый, потому что моя едкая ирония его нимало не смутила.
— Они основаны исключительно на словах этой самой Надьки, если хотите. Вообще-то она гражданка Бочарова.
Я глупо ухмыльнулась:
— И когда же, если не секрет, гражданка Бочарова произнесла эти слова? С небес, что ли, шепнула?
— Ну, если считать небесами притон, в котором мы ее обнаружили, — фыркнул Капитонов, — хотя для нее и ее приятелей это точно небеса обетованные. Между прочим, она здорово удивилась, когда узнала, что ее без малого похоронили, правда, удивлялась она уже позже, немного протрезвев. Это произошло с ней не сразу.
Я помотала головой, словно пытаясь стряхнуть наваждение:
— Так Надька жива? Стоп, может, мы говорим о разных Надьках? Та жила на Рылеева, в доме с химчисткой внизу… и она точно повесилась, я же…
Я хотела сказать, что сама видела ее висящей в петле, но вовремя прикусила язык. И еще в моей ушибленной голове забрезжила смутная догадка, можно сказать, запредельно не правдоподобная.
— На что вы намекаете?.. — пробормотала я.
— Да я и не намекаю вовсе. В той квартире, на Рылеева, как раз и нашли труп Богаевской, только по ошибке приняли за Бочарову. Не знаю уж, как они ее там опознавали. Наверное, забулдыги-приятели спьяну перепутали, а сама Бочарова была в это время в длительном загуле, так сказать, вдали от дома, так что развеять сомнения не могла. Хорошо еще, что похоронить не успели, а то бы пришлось проводить эксгумацию. Не очень-то веселое мероприятие.
— Бог ты мой, — проскрежетала я зубами. До меня наконец-то дошло. Тогда, в той грязной, заплеванной квартире я видела мертвую Богаевскую, выбравшую для самоубийства комнату, в которой прошли ее детские годы. Если, конечно, это было самоубийство. В любом случае ее нет в живых уже несколько дней, а мы с ног сбились, пытаясь ее найти. Но это значит, что она непричастна к покушению на Пашкова, потому что оно произошло уже после ее смерти. Тогда кто, черт побери, его организовал? Впрочем, покушение не моя забота, пусть об этом болит голова у Капитонова. Меня же интересует совсем другое, а именно: удастся ли мне узнать, что случилось с Наташкой тем давним августовским вечером?
— Я вижу, вы все правильно поняли, — резюмировал Капитонов, — и очень надеюсь, что до времени попридержите язычок за зубами, пока все окончательно не прояснится.
— И долго ждать? — Я облизнула пересохшие губы. Естественно, я интересовалась этим не потому, что меня мучило острое желание поскорее растрепать то, что я услышала от Капитонова. Просто мне безумно надоело топтаться в двух шагах от разгадки, я хотела уже наконец распахнуть дверь, за которой тайны перестают быть тайнами.
— Сколько надо, — неопределенно молвил Капитонов. — Пока что Пашкова нам не прищучить. Прямых улик против него нет, только косвенные, а если прибавить к этому его кандидатскую неприкосновенность… Ладно, будем надеяться, что рано или поздно заговорит Майя, еще можно попробовать раскрутить бывших пашковских приятелей, ну, тех, с которыми он в молодости весело проводил время, но вряд ли они будут свидетельствовать против себя.
— Так, — протянула я, — светлые перспективы открываются, ничего не скажешь. И на какое время мне рассчитывать, на следующие пятнадцать лет?
Капитонов сделал сочувствующую мину:
— Я вас понимаю.
На этот раз я взорвалась:
— Да ни черта вы не понимаете, ни черта! Что вам до всего этого? Вы же занимаетесь расследованием покушения на замечательного кандидата в губернаторы Игоря Сергеевича Пашкова, и остальное вам побоку! Да вас Богаевская занимала только в качестве возможного организатора этого покушения, разве не так? И теперь ее приходится сбрасывать со счетов, ну разве не обидно? Или… Слушайте, а ведь у вас остается замечательный вариант: почему бы вам не свалить всю вину на нее? Она ведь возражать не будет! А что, отличный случай! И дело раскрыто оперативно, и… Хотя нет, тогда придется объяснять, зачем ей понадобилось убивать Пашкова, а вам не позволят порочить его светлое имя…
— Не ожидал от вас такой истерики, — перебил меня Капитонов, — вы же взрослая и умная, если судить по вашим публикациям, женщина, а порете откровенную чушь. Послушайте, я тороплюсь, у меня полно дел, а вы заставляете меня выслушивать эту белиберду…
Я отошла от двери и сказала: «Скатертью дорожка», постаравшись вложить в эту короткую фразу максимум презрения.
Когда Капитонов ушел, я размотала шарф, посмотрела в зеркало и спросила свое унылое отражение:
— И что дальше?
Неужто ждать, как посоветовал Капитонов, ждать непонятно чего, а в это время Пашков со своей верной дружиной будут навешивать лапшу на уши доверчивым гражданам и оклеивать заборы пламенными призывами отдать за него свои голоса. А что, если его в конце концов выберут? Тогда он станет окончательно неприкасаемым, а это означает, что в ближайшие четыре года от него ничего не добиться. Не знаю уж, как я прожила эти пятнадцать лет, в течение которых я ничего не знала о Наташе, одно могу сказать: не желаю больше оставаться в неведении ни дня, ни минуты, ни секунды! Я опять намотала шарф на шею и пулей вылетела за дверь.
Аналитик, болтавший о чем-то в приемной с одним из помощников Викинга, посмотрел на меня так, словно я явилась с того света прямо в саване, и сразу же поинтересовался моим здоровьем.
— Спасибо, все хорошо, — ответила я, но хриплый простуженный голос меня подвел.
— Да? — недоверчиво уточнил он. — А мне в больнице сказали, что вам еще нужно недельку отлежаться.
Надо же какая забота! Все-то они знают.
— Вы нам хотя бы позвонили, — продолжал кудахтать аналитик, — мы бы машину за вами прислали. Сказали бы, что собираетесь приехать. — При этом он лихорадочно оглаживал свой плешивый затылок, а его юркие мышиные глазки беспокойно шныряли туда-сюда. Ясно было, что мой сегодняшний визит в «штабе» не планировался.
Чтобы он меньше убивался, я честно призналась:
— А я и не собиралась к вам сегодня приезжать, но потом случилось кое-что, заставившее меня резко поменять планы. Мне нужно срочно поговорить с Пашковым.
— С Игорем Сергеевичем? — тупо переспросил аналитик. Можно подумать, что непосредственных начальников с фамилией Пашков у него было по меньшей мере два.
— С Игорем Сергеевичем, — терпеливо подтвердила я, хотя внутри у меня все клокотало, как в кратере Везувия перед извержением, разрушившим Помпею.
Беспокойный взгляд аналитика сконцентрировался в районе моей переносицы:
— Но он сейчас очень занят.
Я молча сделала шаг в сторону пашковского кабинета, боковым зрением отметив, как аналитик и охранник обменялись взглядами. Неужто у них хватит наглости выставить меня за дверь? А если хватит, что тогда?
— Ну хорошо, — оборвал паузу аналитик, — подождите немного. Сейчас у него люди, выйдут, тогда я узнаю, сможет ли он вас принять.
Я не преминула прокомментировать эту ситуацию:
— «Сможет ли принять» — звучит довольно странно. Как по-вашему? Я ведь все-таки не с улицы явилась.
Аналитик немного смутился:
— Вы не правильно меня поняли, я имел в виду совсем другое. До выборов остается не так уж много времени, поэтому график становится все напряженней. Сами знаете: интервью, встречи с избирателями…
