Дакс обернулся, чтобы посмотреть. Он увидел мужчину в обычном сером костюме, который сидел за столом, не обращая на них никакого внимания. Его коротко остриженная светловолосая голоса была склонена над тарелкой, рука ритмично — туда-сюда, туда-сюда — подносила к чувственным губам ложку с супом.
— Отведи меня наверх, — услышал он голос Каролины. — Прошу тебя, Дакс.
Он тут же встал, отдавая себе отчет в том, что она находится на грани истерики.
— Пойдем, — сказал он, беря ее под руку.
Когда они проходили мимо немца, она вся дрожала. Миновав вестибюль, они поднялись в номер, и как только дверь за ними закрылась, Каролина разразилась слезами.
Дакс крепко прижал ее к себе.
— Не бойся, — шептал он, — я не дам ему обидеть тебя.
— Он заставлял меня делать ужасные вещи, — проговорила Каролина сквозь рыдания, — и все время смеялся, потому что знал, что я сделаю все, как он хочет.
— Не думай о нем больше, — сказал Дакс изменившимся голосом. — Обещаю, больше он никогда не потревожит тебя.
Но чтобы ее успокоить, одного этого обещания оказалось мало. Потребовались еще три таблетки из тех, что врач прописал ей от бессонницы. Наконец она уснула, а он стоял и смотрел на нее, спящую. Лицо Каролины раскраснелось и поблескивало потом — так она себя распалила. Осторожным движением Дакс набросил на нее простыню и вышел, беззвучно закрыв дверь на ключ.
Утром она проснулась с головокружением от принятого снотворного. Выбравшись из постели, накинула халат и прошла в соседнюю комнату. Дакс сидел за столом с чашкой кофе, покуривая одну из своих любимых толстых черных сигар. Увидев ее, он поднял голову.
— Выпей кофе.
Она села за стол. Рядом с ее тарелкой лежала газета, на первой странице которой была напечатана фотография под заголовком, набранным жирным шрифтом: УБИЙСТВО НЕМЕЦКОГО ГРАЖДАНИНА.
Она взглянула на Дакса.
— Он мертв!
— Да, — ответил Дакс; глаз его не было видно за клубами табачного дыма, — Я ведь обещал, что он больше не потревожит тебя.
Теперь Каролине следовало успокоиться, но что-то в его голосе — может быть, будничность? — заставило ее по-новому посмотреть на Дакса. И ею овладел еще больший страх. Под тонким налетом цивилизованности в нем дремал яростный дикий зверь, и для того, чтобы разбудить его, хватило бы одного слова.
Кошмары вернулись вновь, и только через много-много недель, когда они уже почти добрались до Нью-Йорка, Каролина смогла спать более или менее спокойно. А вскоре у нее возникло другое, совершенно новое чувство к нему. В их отношениях появилась теплота. Нечто, похожее на любовь. Это была не та любовь, о которой она мечтала до того, как оказалась в немецкой тюрьме. Это больше походило на ее чувство к брату Роберту. Ощущение, что он защитит ее, позаботится о ней. А может, она относилась к нему чуть-чуть как к отцу, дающему уверенность в том, что, пока он рядом, ничего дурного с ней случиться не может.
Барон приехал в порт, чтобы их встретить. Так же, впрочем, как и кортегуанский консул и толпа репортеров. Было много суеты и шума, от которых Каролина пришла в себя, только оказавшись рядом с отцом в лимузине, несущемся вдоль Парк-авеню. Дакс вместе с консулом ехал в другой машине. Он отправился в консульство, где его ждали срочные дела. Но обедать они договорились вместе.
Барон откинулся на спинку сиденья и ласковым взглядом изучал дочь. Лицо его было непонятно задумчивым.
— И что же ты видишь, папочка?
Он почувствовал, как в глазах встали слезы.
— Свою маленькую девочку. Свою крошку.
После этих слов она тоже начала плакать. То ли из-за тона, которым они были произнесены, то ли из-за того, что она поняла, что никогда уже ей не быть той маленькой девочкой.
— Роберт. Мы о нем ничего не слышали. — Барон вытащил носовой платок. — Боюсь, он попал к ним в плен.
— Нет, Роберт в безопасности. Барон взглянул на дочь.
— Откуда ты знаешь? Где он? Каролина покачала головой.
— Я не знаю, папа. Но так говорит Дакс.
Лицо отца приняло странное выражение, на мгновение ей показалось, что это обида. Однако тут же пропало, голос барона звучал спокойно и ровно.
— А ему откуда знать?
В ее ответе он услышал почти детскую веру.
— Если Дакс говорит, значит, это так.
Барон вспомнил свою первую встречу с Даксом — спящим на руках отца мальчишкой в гостиной: мадам Бланшетт. Казалось, уже тогда он знал, что неисповедимыми путями их жизни соединятся.
— Твой муж... — проговорил он. — Ты любишь его? Каролина посмотрела на отца с удивлением, словно сама впервые задалась этим вопросом.
— Конечно.
Помолчав, барон спокойно заметил:
— Он очень сильный мужчина, а ты...,
— Он еще и добрый мужчина, папа. И он все понимает.
— Но ты такая хрупкая. Я имею в виду...
— Все в порядке, папа, Дакс это тоже понимает. А потом, ведь не всегда же я буду такой. Теперь, рядом с тобой, я быстро соберусь с силами. Вот увидишь. Может, скоро у тебя появятся внуки, и ты будешь играть с...
— Нет! — В голосе отца она услышала почти муку. — Никаких детей!
— Папа!
— Разве ты не понимаешь? — яростно спросил он. — Они могут быть черными! Никаких детей!
Она очнулась от дремы в тот момент, когда в комнату вошел Дакс.
— Тут, видимо, какая-то ошибка, — сказал он. — Моя комната напротив.
Она не смогла встретиться с ним взглядом.
— Папа считает, что на какое-то время так будет лучше. Пока я не стану сама собой.
— Ты тоже этого хочешь?
— Я не знаю...
Он не дал ей закончить.
— На одну ночь это не имеет значения, — сказал он со злостью. — Но когда я вернусь, я этого не потерплю. К тому времени, надеюсь, ты будешь знать, чего хочешь. — Он направился к двери.
— Дакс! — закричала она в страхе. — Куда ты? Он замер, обернулся к ней.
— В консульстве мне передали, что завтра я должен вернуться домой. Оттуда я отправляюсь назад, в Европу.
— Но мы же только что приехали. Так нельзя!
— Нельзя? — На лице его она увидела ироническую усмешку. — Это тоже твой папа сказал?
Он вышел, и Каролина уставилась в закрытую дверь. На глаза медленно наворачивались слезы. Что-то было не так. Все теперь было не так. Если бы только она смогла почувствовать себя так же, как до войны.
Он сидел в халате за маленьким столиком, когда она вошла в его комнату поздней ночью. Стол был завален бумагами. Он взглянул на нее, перевел глаза на часы.
— Уже почти час. Ты давно должна спать.
— Я не могу спать. — Она стояла в сомнении на пороге. — Мне можно войти?
Он кивнул. Она подошла к кровати.
— Что ты читаешь?
