поверхности, их уже не было: должно быть, здесь для них был слишком сух воздух; хотя вообще-то он был, как везде на Венере, насыщен влагой, словно в оранжерее.
Теперь Гуро двигался вперед быстрыми, но мерными шагами, все время держа наготове свою винтовку и внимательно поглядывая во все стороны. Он выбирал дорогу между кустами, иногда отламывая ветки и складывая из них на дороге кресты. Василий, который точно так же держал винтовку наготове, услышал его тихий голос:
— Нужно обеспечить себе возможность быстрого возвращения домой, чтоб не блуждать потом. Я очень рад, что нам ничто не препятствует, Вадим. Но странно, почему мы не видим ничего похожего на ваших юрских чудовищ? Куда они все подевались? Насколько я помню все предположения и ваши, и ваших товарищей геологов, — этих животных тут должно бы быть немало. А вы послушайте — тут даже тихо, если не принимать во внимание жужжанья насекомых…
Все прислушались: действительно, тихо. Ничего, кроме однообразного шелеста листвы, ровного дуновения ветра, качающего верхушки деревьев, и назойливого жужжания насекомых. Сокол задумчиво ответил:
— Не знаю… Может быть, население Венеры не любит дневного света и показывается лишь по ночам?..
Никто ничего не ответил ему. Ибо Гуро внезапно остановился и, сжимая винтовку, прислушался. Теперь услышали все: где-то вдали что-то гудело. Это напоминало гул самолета — мерный, ровный, на самых низких нотах. Гул постепенно усиливался, потом также постепенно начал утихать, и наконец, затих совсем. Казалось, что где-то справа пролетел и исчез большой многомоторный самолет. Гуро вопросительно, взглянул на спутников.
— Ну!
А так как все молчали, он двинулся дальше. Никто не мог дать объяснения странному звуку — первому сильному звуку природы Венеры.
Через несколько минут путешественники окончательно выбрались наверх. Среди леса поднималась высокая скала. Гуро решительно направился к ней. Василий сообразил: с этой скалы будет хорошо видно все вокруг.
Ожидания оправдались. Однако, ничего нового не увидели путники и со скалы. Те же самые необъятные леса, над которыми возносились горделивые верхушки араукарий и кипарисов. Да еще поблескивала вдали серебром река — широкая, светлая полоса среди зеленого моря зарослей. Гуро показал на нее:
— Сколько воды, а?
— И мы не можем использовать ее для безопасного обратного старта? — с сожалением сказал Сокол.
— Смотрите! — воскликнул Василий.
— Что? — перебросил винтовку к плечу Гуро.
Над рекой, далеко за лесом, что-то летело. Да, в воздухе, почти касаясь верхушек деревьев, медленно пролетало что-то странное. Казалось, можно было рассмотреть большие крылья, неподвижное длинное туловище. Но что именно — напрасно было и пытаться рассмотреть. Это одинаково мог быть и большой самолет, и чудовищный летучий дракон. Быстрым движением Гуро опустил винтовку и поднес к глазам бинокль. Но, чтобы смотреть сквозь окна шлема, нужно было хорошо приладить бинокль. Тем временем странная летучая вещь — или чудище — медленно опустилась ниже и исчезла за зарослями, — очевидно, у реки.
Гуро раздраженно кашлянул:
— Не успел. Что это было?
— Самолет, — сказал Василий.
— Летающий ящер, — возразил Сокол.
Но дискуссия, едва начавшись, внезапно оборвалась. Далеко внизу, с той стороны, откуда пришли сюда путешественники, тревожно прозвучали два коротких громких взрыва. Люди в скафандрах застыли. Неужели это… да, ничего иного не может быть. Это — взрывы. Это — сигналы опасности. Их подает Николай Петрович, который остался в ракете. Что случилось?
— Вниз, за мною, — скомандовал Гуро, перехватывая винтовку в другую руку.
Перепрыгивая через камни, ветви, ломая на своем пути жирные листья папоротников, едва замечая кресты из веток, которые положил перед этим Гуро, люди в скафандрах бежали вниз, назад, к ракете, куда их звали тревожные сигналы Николая Петровича.
ВАСИЛИЙ! ОТЗОВИСЬ!
Николай Петрович внимательно слушал все, о чем рассказывал ему Василий. Правда, экспансивный юноша, по-видимому, иногда просто забывал включать передатчик, собираясь рассказать о чем-нибудь Рындину. Бывало и так, что, внезапно спохватившись, Василий вспоминал про передатчик и включал его, уже начав говорить. Но Рындин понимал все. Больше того: он спокойно улыбался, отмечая такие проявления юношеской невнимательности. Возможно, Николай Петрович вспоминал, каким он сам был когда-то; может быть, что-нибудь другое припоминалось старому академику…
Так продолжалось до тех самых пор, пока путешественники в скафандрах не начали своего восхождения вверх, на скалы. Тогда Василий, окончательно увлеченный впечатлениями от необычайного путешествия, просто забыл о своем обещании аккуратно извещать Николая Петровича обо всем увиденном.
Николай Петрович еще раз усмехнулся и вздохнул. Какая это прекрасная пора жизни — юность!.. Время, когда все представляется совсем не таким, как потом, когда человек становится вполне зрелым, а особенно — когда начинает стареть. Время, когда человек мгновенно отзывается на все, что его окружает, что влияет на него…
Сильно болела голова. Резкий удар головой о пульт, когда ракетный корабль падал на Венеру, дал свои последствия. Николай Петрович уже не так молод, чтобы его организм не реагировал некоторое время на сотрясение. Беда, беда, он никак не рассчитывал столько времени оставаться в каюте…
Рындин проверил повязку на голове. Ничего, еще сутки, двое, — и все будет в порядке. Что же делать, пока этот юноша вспомнит свое обещание рассказывать по радио обо всем увиденном?
Больше всего беспокоил Николая Петровича анализ состава воздуха на Венере. Не произошло ли все-таки какой-нибудь ошибки? Ведь пятнадцать процентов углекислоты — это такое существенное обстоятельство, которое может очень и очень усложнить всю работу путешественников. Вот почему академик хотел обязательно провести анализ вторично.
Это отняло у него около получаса напряженной работы, точнейших вычислений. А закончив работу, Николай Петрович откинулся на спинку кресла и несколько раз задумчиво постучал кончиками пальцев по столу. Ничего утешительного, ничего…
Правда, в воздухе Венеры не было каких-либо примесей, которые могли бы отрицательно влиять на организм человека; ничего такого, с чем не был уже знаком земной человек. Тот же самый кислород, углекислота, азот, ничтожная примесь аргона, неона, криптона. Все это так, но суть дела была в углекислоте.
Земной воздух имеет в своем составе всего только 0,03 процента углекислоты. Три сотых… Воздух Венеры, как окончательно установил Рындин, — 15,5 процента. Невероятное, неслыханное количество!.. Следовательно, человек может дышать таким воздухом лишь очень ограниченное время. Рындин прикинул в уме: дыша воздухом Венеры, человек все время будет ощущать недостаток кислорода, это вынудит его делать глубокие, почти конвульсивные вдохи и выдохи. Так будет продолжаться минут пятнадцать. А затем… затем человеческий организм, которому все это время не хватало кислорода, начнет проявлять признаки отравления углекислотою. Появится так называемая асфиксия, задушение человека. Сначала затуманится ум, ослабеет слух, угаснут рефлексы, остановится дыхание и, наконец, прекратится
